Дом без номера

Когда я вернулась после отпуска, мне стал сниться один и тот же сон. Начинался он всегда одинаково – я от кого-то убегала. Разгонялась и неслась с невероятной скоростью, а ты всегда меня ловил. Я не помню лица (во сне лиц часто и не видишь), но помню это чувство: как же приятно знать, что – прыгай, беги, лети – ты никогда не упадешь. Тебя кто-то обязательно поймает. Помню, как утыкалась носом в плечо, а ты мне говорил… Вот это пусть останется между нами. Если ты, конечно, существуешь. Интересно, а во сне можно ощутить запах кожи? Я чувствовала его.

Я решила больше не спорить с собой и окружающими и позвонила Одоре.

– О, привет, дорогая! Что, Надин тебя уже озадачила?

– Да еще как! Слушай, если этот Бендер был, почему ты мне ничего не сказала?

Я бы возмутилась громче и сильнее, но надо знать Одору. Если не сказала – значит, так надо.

– Да вы вроде как расстались. И расстались не очень хорошо. Я не поняла, в чем суть, но первые два дня ты ходила совершенно невменяемая.

– Расстроена?

– Держи карман шире – расстроена! Ха! Зла, как сто тысяч чертей, у которых отключили отопление! Ты так буйствовала, что я попрятала все острые предметы.

– А потом?

– А потом – всё. Как выключили. Ты пошла гулять, а когда вернулась, то улыбалась, и смотрела, и говорила, словно никогда ничего и не происходило. Знаешь…

– Что?

– Ты влюбленная и ты в своем обычном состоянии – два разных человека. С Бендером ты была такая… трепетная, нерешительная. Постоянно думала, понравишься ли ты ему. И, по-моему, на «тебя обычную», которую «ты влюбленная» спрятала, всё это действовало угнетающе.

– Какой-то психологический триллер получается! И что мне теперь делать?

Я задумчиво расхаживала по комнате с телефонной трубкой. Дурацкая привычка, знаю, но ничего не могу с этим поделать. Когда меня переполняют эмоции, я начинаю ходить кругами, зигзагами – неважно как, лишь бы не загнуться от передозировки энергии.

Одора на том конце тоже задумалась.

– Слушай, а тебя это вообще расстраивает?

– Честно? Нет. Просто мне безумно интересно посмотреть на человека, которого, по словам Надин, я так любила. И куда теперь делась эта любовь? Я что – ее на булочку и кофе обменяла?

Одора засмеялась.

– О да! Вместе со своей совестью. Хотя надо было брать деньгами. А ты приезжай и посмотри на него. Вживую, без фотографий, – так будет гораздо интереснее!

Ну что сказать? Я поехала.

Всю дорогу, в самолете, я пыталась не думать об этом. Это оказалось непросто. Потом Одорка отвезла меня к себе домой, подождала, пока я переоденусь, и куда-то потащила.

– Куда мы идем?

– На выставку Пикассо. Если там будет твой Бендер, ты посмотришь на него издалека и всё решишь. Вдруг ты его увидишь и – бабах! – сразу всё вспомнишь?

При входе в музей, где проходила выставка, у меня вспотели ладони и задрожали ноги. Я внезапно очень хорошо представила ситуацию с точки зрения этого Бендера. А если он меня до сих пор любит? Причем любит именно так, как описывала Надин? Каково это? Вдруг мы с ним столкнемся, и… Что он будет чувствовать, глядя на любимую женщину, которая даже не помнит его лица? Помнит его друзей, город и каждый день, проведенный здесь. Всё, кроме него!

И я буду смотреть на него и вежливо улыбаться (а это я умею так хорошо, словно у меня черный пояс по таким вот гаденьким вежливым улыбочкам), а он пусть стоит как дурак…

Я прислонилась к колонне. Внутри стало холодно.

Как же тебе будет тяжело! Как ты вообще смог полюбить меня? И почему мы расстались?

Одора, как всегда, всё решила по-своему. Вместо того чтобы просто показать мне Бендера, она приволокла его сюда, совершенно не подумав о его собственных чувствах и желаниях. Вдруг он не хотел меня видеть? Вдруг я его чем-то обидела?

Меня похлопали по плечу, я обернулась… и вот уже стою напротив него. Мир разбился вдребезги, и я всё вспомнила? Меня накрыло волной эмоций?

Нет. Ничего подобного.

Первая мысль – он совершенно не в моем вкусе: высокий черноволосый мужчина чуть старше меня. Что-то смутно знакомое мелькало в насмешливых серых глазах.

Насмешливых? Сейчас-то он смотрел на меня совсем не насмешливо. Значит, когда-то было иначе. Я вспоминаю?

Пауза неприлично затянулась.

Бендер улыбнулся и осторожно взял мою руку в свои ладони.

– Привет, Офелия!

Офелия? Ну и ну! Так меня называют только очень близкие друзья. Когда я была маленькая, то, первый раз посмотрев «Гамлета» (недетскую, в общем-то, постановку), кричала до хрипоты, что Офелия не могла умереть. Просто не могла, и всё: ведь умирать просто так – это глупо! С тех пор меня в шутку зовут Офелией.

– Привет, – промямлила я, судорожно пытаясь понять, знает ли он, что я ничего не помню. Помнит ли сам? И вообще, что делать-то?

Бендер поцеловал мою руку и, не отпуская ее, что-то сказал Одорке. За звоном в ушах я уже ничего не слышала. Мое сознание решило сделать мне подарок и отключилось. Я успела только сказать:

– Я вас на минутку покину… – и упала в обморок. Как оказалось, на три часа.

Я открыла глаза в какой-то странной комнате. Везде, где только можно, лежали книги. Листы бумаги и гравюры висели на стене в полном беспорядке. Ничего знакомого. Логично предположить, что я у Бендера дома. Меня очень сильно знобило, и я завернулась в плед.

Сначала надо найти хозяина, потом попросить у него кофе, а потом посмотрим. Иногда, когда мир переворачивается с ног на голову, опорой могут стать простая чашка кофе и чья-то рука. И никакого рычага не нужно, честное слово.

Страшно-то как, господи! Почему тяжелее всего разбираться в человеческих отношениях? Страшно услышать, увидеть, понять что-то, связанное с другим человеком и тобой. Легче ночью пойти на кладбище, полное монстров, чем сейчас выйти из комнаты и столкнуться с Бендером. Монстров хотя бы можно убивать. А что делать с этим мужчиной, я понятия не имела. Вообще.

Поэтому я открыла дверь и вышла. Мне вообще свойственно как можно быстрее делать то, чего я больше всего боюсь, – чтобы это быстрее прекратилось.

– Бендер?

Он вышел из кухни и приветливо, немного робко мне улыбнулся.

– Ты, наверное, хочешь кофе?

– Да.

Он подал мне чашку с капучино, сваренным в кофейной машине.

Прошел год с тех пор, как мы встречались в последний раз. Откуда ему знать, что я уже давно не пью капучино, только латте?