Дом без родителей
Шрифт:
Разговор наш вышел долгий, основательный. На бумаге его передать невозможно... Но о том, кто звонил, Димка так и не сказал...
Положил в изолятор Петьку-первоклашку. Его оттопыренные уши, просвеченные солнцем, самодельный лук были среди первых моих детдомовских впечатлений.
К нему приходит шестиклассник Ваня. Как я понял, он дружит с Петькой и опекает его. Ваню я про себя назвал "артистом". Не шагает, а изображает, не говорит, а декламирует. Любит передразнивать. Мимика выразительна, движения - пластичны.
Ваня ходил три дня, а на четвертый устроил мне сцену.
– Выписывайте немедленно Петьку! Мне надоело сюда ходить!
– Еще рано выписывать. Он еще больной!
– А я
– Не уйдешь - выведу.
– Ну конечно! Ведь я же не человек! Не человек ведь я!..
– сказал Ваня горько и ушел сам из изолятора.
И эта недетская горечь вдруг приоткрыла трагичность его жизни, которую он так остро ощущал...
Петька - хитрый человек. Таблетки старается не есть. На уколы приходит последним - авось иголки кончатся.
– Чего спешить поправляться! И так пройдет, без лекарства. А поправишься и снова - учись, учись. В изоляторе хорошо...
Скажет и смотрит, какое действие возымели его слова. Будто кот, играющий с мышкой.
– Если вы меня погулять отпустите, я другим ребятам сказки расскажу.
– Если вы мне компотика еще нальете, я баловаться не буду.
– Не выписывайте меня! Что вам, помощник хороший не нужен?..
Я смеюсь.
– Да тебя, наверно, недолго ждать назад!
– Конечно, я скоро приду! Я ведь с умом живу, а не просто так. Просыпаюсь утром и коплю в себе кашель. Воспитатель придет, я посмотрю жалобно, а потом как начну кашлять!..
– Ну и симулянт, - говорю я.
– Ну и симулянт!..
Петька жмурится - слышит симпатию в моем голосе... Про Ваню он со мной не говорит никогда. То ли не хочет пускать в свои личные дела, то ли, по всеобщему детскому свойству, прилепляется душой лишь к тому, кто рядом, в пределах видимости...
Сережа стал моим "внештатным" сотрудником. Отболел свое, отлежал в изоляторе.
Теперь приходит каждый день как на службу. Я готовлю для него какое-нибудь занятие. Перебирать медицинские карты, подклеивать анализы и выписки, раскладывать лекарства в шкафчиках...
Он молчаливый. День за днем, неделя за неделей отделывается короткими репликами.
И вдруг спрашивает однажды:
– А вы всегда хотели врачом быть?
– Нет. Сначала хотел быть корреспондентом, в газеты писать.
– Напишите про меня в газету!
– Там не про всех пишут, а про самых интересных. Чем же ты интересен?
– Не знаю. Очки ношу. Единственный в классе...
– А кто у тебя из родных есть?
– Не знаю. Сперва в Доме ребенка был, потом в Сиверской, в Ивангороде - там хороший детдом. Потом сюда привезли...
Я молчу, потом говорю:
– Я напишу про тебя. Пусть люди знают, что ты есть.
– Спасибо!..
– По нему видно, как рад моему обещанию...
Директор словно специально ускользает от общения. Словно хочется ему, чтобы медицинские дела его не касались, не отвлекали. И чтобы я, в свою очередь, не лез в педагогические и хозяйственные проблемы. Как будто можно выделить в чистом виде медицину, хозяйство, педагогику...
– Воспитателям удобно было, - объяснил он мне, почему забрал телевизоры.
– Посадил детей к "ящику" - и вроде бы они при деле. И у воспитателей хлопот никаких. Очень меня это раздражало. Хотелось их заставить работать, а ребят - просто-напросто расшевелить, предложить им жить осмысленно. Терпел я некоторое время, и "ящики" орали на всех этажах. А однажды захожу к восьмиклассникам и вижу: телевизор музыкой исходит, на нем сетка. Нет изображения. А ребята словно не видят. Уставились на экран и не шелохнутся. Обалдевшие какие-то. Меня это испугало Выключил телевизор и унес от них. И все другие телевизоры отобрал...
Я не против того, чтобы они смотрели. Но ведь не всё же подряд! Пусть фильм хороший или программу "Время".
Я разрешу. Верну "ящики", когда жизнь в отрядах наладится, будет полнокровной, интересной. А сейчас еще не пришло время. Дела надо делать, а не в телевизор утыкаться...Тут я вспомнил о недовольстве восьмиклассников. разве справедливо, что себе он все же "ящик" оставил?
Он поглядел на меня с неудовольствием. Скривился. Сказал убежденно:
– На директора нападать нельзя!
– Почему?..
Но собеседник мой уже пропал...
Вытаскиваю конфету из кармана и даю Петьке.
– В честь чего это?
– Он отстраняется (не в настроении, что ли?).
– Будем считать, что тебе ее папа принес.
– Папа? Митя Пронин?..
– Похоже, Петька принимает мои слова всерьез.
– Ага!
– подтверждаю, хотя помню, что его отца звали совсем не так...
– А разве вы его тоже знаете?
– А ты думал, ты один знаешь.
– Но он же волшебный, - шепчет Петька.
– Вот этого не знал, - говорю серьезно.
– Думал, он обычный человек. Ты мне можешь открыть его волшебные дела?
– Могу. Раз вы его знаете...
Петькины ресницы трепещут, ему хочется рассказать.
– Вчера ночью, - начинает Петька, - Митя Пронин принес ко мне скафандр. Я его надел. Митя Пронин застегнул молнию на спине, и мы полетели.
– Куда?
– шепчу я.
– Конечно, на Луну. Там живет Баба Яга. На дне самого глубокого вулкана. Туда космонавты не залезали, и никто ее не видел. У нее есть зеркальце такое, называется "лазырь". На кого лучик от этого зеркальца направит, тот будет больным. А если лучик отведет - человек снова здоровый. Митя Пронин мне и говорит: надо нам с тобой разбить это зеркальце! Я согласился, и мы спустились на дно. И тут на нас напали огненные пиявки. Мы выхватили водяные пистолеты и - бац! бац!
– по ним. Капля воды попадет - и сразу пиявка мертвая. Всех перестреляли. И вдруг увидели Бабу Ягу. Она свои зубы вынимать стала и в нас кидать. Упадет зуб и, как бомба, взрывается. Я хотел испугаться, да Митя Пронин защищаться научил. Только Баба Яга зуб кинет, мы сразу двигатели включаем, которые в скафандрах. Прыг - и мы над взрывом. Баба Яга увидела, что не справиться с нами, да как завоет. Мы уши зажали. А в это время одна огненная пиявка, которая уцелела, прыг на папу сзади. И скафандр ему прожгла... Я его скорей на плечи взвалил, включил двигатель и на Землю. Прямо в больницу. Ему рану зашили и домой отпустили. Так мы и не успели в тот раз противное зеркальце разбить. Оно ведь на маму нашу направлено. Разобьем зеркальце, и мама здоровой станет... Митя Пронин сказал, что скоро мы опять полетим.
– Обязательно полетите!
– подтверждаю я. И вытаскиваю из кармана еще конфету...
Что это? Фантазия? Или для него придуманный папа живее, чем настоящий?..
А если бы он знал, что я съездил к его отцу домой, рассказал бы сегодня эту истерию или нет?..
Зинаида Никитична зашла взять санитарную книжку - ей пора ехать на медосмотр, получать очередную порцию штампиков-допусков. Хотя дурость, по-моему, ездить за этим в райцентр и день тратить на формальную процедуру.
Ребята в кабинете азартно измеряли ручным динамометром свою силу. Друг на друга орали, нетерпеливо дожидались очереди.
– Директор вас невзлюбит, - глядя на ребят, сказала Зинаида Никитична.
– Он хочет быть единственным и обожаемым, главным центром притяжения. А у вас тут, похоже, свой центрик наметился. Не простит он вам этого...
– Что вы!
– обиделся я за директора.
– Чем больше теплоты здесь, тем лучше!
– Поживете - увидите!
– вздохнула Зинаида Никитична.
– Что не похвалит он вас, это уж точно!..
Тут же произошел пустяк, случай, который подлил воды на мельницу Зинаиды Никитичны...