Дом горячих сердец

— Единственное разрешение, которое ему нужно, это моё, Морргот.

— Знаете, что, мадемуазель Росси, я составлю для нас контракт. И когда я получу на нём вашу подпись — кровью — я отправлю своих лучших сыщиков, и мы прочешем все три королевства, чтобы найти вашу бабушку. Вас это устроит?

— Устроит.

Тени Лора снова обволакивают мою кожу, но на этот раз они так сильно прижимаются ко мне, что начинают напоминать ладони.

— Не могу дождаться, чтобы сообщить Кахолу о твоём желании выйти за человека, который отравляет моря, Фэллон.

Я уже готова нарушить данную мной клятву не использовать связь, чтобы накричать на него за то, что он касается меня, но его слова замораживают мой крик раньше, чем тот успевает проникнуть из моего сознания в его.

— Что имел в виду Лоркан?

Эпонина берёт свой бокал с вином.

— Я думаю, что он имеет в виду вещество, которое нейтрализует соль в наших водах.

На поверхность моего сознания всплывает воспоминание. Данте как-то рассказывал мне, что каналы Исолакуори ежедневно посыпают химическим веществом, производимым в Неббе, которое уменьшает концентрацию соли.

Она подносит металлический кубок к своим тёмно-красным губам и опорожняет его содержимое. Икнув, она добавляет:

— Папин ведущий учёный придумал, как сделать это вещество возобновляемым.

Она прижимает изящные пальцы к своим скривившимся губам, цвет которых совпадает с цветом лака на её ногтях.

Взгляд темно-зелёных глаз Пьера становится более жёстким, как и выражение его лица.

— Заберите вино у моей дочери. Ей уже хватит.

Потому что она поделилась секретной информацией, или потому что он считает, что она пьяна?

— Спасибо за заботу, отец, но я оставлю себе свой бокал.

Эпонина больше не икает.

— В наполненном виде.

Она стучит по краешку бокала.

— Ещё.

Полукровка с графином колеблется.

— Ты моя служанка, Лиора; не его. А теперь прислуживай мне.

Данте молчит, так как знает, что ему лучше не вмешиваться в их конфликт.

Пьер наклоняется и шепчет что-то на языке Неббы Эпонине, что заставляет мелкие волоски у меня на шее встать дыбом.

Я складываю салфетку и кладу её на декоративную тарелку, на которой нарисован виноград.

— Каким образом регенерируется вещество, уменьшающее концентрацию соли?

Пьер отрывает глаза от своей дочери и переводит их на меня, но мне отвечает Лор.

— Это вещество не просто уничтожает соль, оно ей питается.

Эпонина поправляет головной убор, украшающий её голову.

— Судя по тому количеству, что выбрасывается в наши моря, они перестанут быть солёными до наступления Йоля. Представляешь? На твоём месте, — она стучит по крылу своего носа, как будто собирается поделиться со мной секретом, — я бы начала рисовать эскизы для купальников, так как все фейри и их правнуки сразу же займутся плаванием.

Я хмурюсь.

— Но ведь змеи-то останутся.

Она фыркает.

— А ты думаешь, змеи могут…

— Эпонина, сходи узнай, почему повара так долго несут еду, — говорит Данте ледяным тоном.

Обжигающая и липкая тишина растягивается между ними, точно расплавленный сахар.

Наконец, её стул отодвигается, и она встаёт.

— Конечно, микаро.

Она покачивается, и её отец что-то ворчит.

— Слишком резко встала.

Ходили слухи, что Эпонина была слегка травмирована психологически. И хотя я не очень доверяю слухам, будущая королева, похоже, не просто так заслужила свою репутацию.

— Синьорина Амари, вы не проводите меня до кухни?

— Я…

— Она наш гость, Эпонина, — говорит Данте.

— Но мне нужен костыль, — хнычет она, — а её рост идеально подходит.

Сиб моргает, глядя на Эпонину.

— Я… эм…

— Мы только на минутку. Ты не пожалеешь, Бибилла.

Бибилла? Я так сильно нервничаю, что мои губы растягиваются в улыбке.

— Вообще-то меня зовут Сибилла, — бормочет моя подруга, вставая, и моя грудь сжимается от смеха.

«Сейчас не время, Фэл, не время», — укоряю я саму себя, изо всех сил сосредоточившись на винограде, нарисованном на моей тарелке.

— Мне жаль твоих питомцев, синьорина Росси, — говорит Эпонина.

Моё веселье испарятся.

— Питомцев?

Будущая королева Люса обхватывает пальцами предплечье Сиб.

— Твоих змеев. Я, может быть, и не шаббианка, но меня волнует природное равновесие нашего мира.

Пошатываясь, она направляется в сторону лестницы.

— Лучше бы тебя волновало твоё собственное равновесие.

Пьер выглядит так, словно готов насадить её на клюв какого-нибудь ворона.

И хотя он произносит это низким голосом, она не выказывает никакой реакции, хотя я не сомневаюсь в том, что она его услышала. Ведь у неё заострённые уши.

— Почему Эпонине жаль…

Я поднимаю руку к губам, и моё сердце подступает к горлу.

Змеи не могут жить без соли! Избавив море от соли, Данте и Пьер также избавят его от змеев.

— Вы не можете этого сделать! — восклицаю я.

Солдаты, скрывающиеся в зелени, придвигаются ближе к Пьеру. Неужели они обеспокоены тем, что я соскочу со своего стула и расцарапаю его лицо своими вполне себе человеческими ногтями, которые, конечно, стали чуть острее, чем были, но всё равно не такие же эффективные как железные когти?

— Мы короли; мы можем делать всё, что угодно.

Пьер Рой протирает корону с золотыми шипами своим длинным большим пальцем.

— К тому же мы увеличим запасы питьевой воды.

«Всё ещё собираешься отдать свою руку этому человеку?» — мягкий тон Лора ещё больше разжигает мой и без того уже вспыхнувший гнев.

Я сердитого смотрю на него.

«Почему бы тебе не побеспокоиться о своей собственной чёртовой свадьбе?»

Его губы изгибаются в мрачной улыбке, которая как будто говорит: «Вот ты и нарушила свою клятву — никогда не говорить в моём сознании». А, может быть, его скривившиеся губы говорят мне: «Вот и наслаждайся теперь этой мерзкой ситуацией, в которую ты сама себя поставила».

— А что думаете вы по поводу вещества, растворяющего соль, Морргот? — резко говорю я.

Лор отодвигает своё кресло, словно собирается встать, но не встает. Он только закидывает ногу на колено и отклоняется назад, устраиваясь поудобнее.