Дом горячих сердец

Подумать только, скоро она станет Королевой Люса…

Точнее значимой его части.

Она получит статус, который, как я когда-то считала, предназначался мне.

— Расскажи мне, зачем меня вызвали, Габриэль?

— Это дипломатический обед.

Голос Данте заставляет меня перевести взгляд на понтон. Он стоит там в своих золотых переливающихся одеждах и короне с изображением солнца, точно какой-нибудь сверкающий идол.

А я-то думала, что в отличие от своего брата он выберет более сдержанный наряд.

— Доброе утро, Маэцца.

— Утро давно встало и ушло, Фэллон. Как и твоя бабка.

Он заменил золотые сережки-гвoздики, которые украшали его остроконечные уши, на чёрные гранёные бриллианты… или это обсидиан?

— Я наслышана об этом.

Он не подходит ближе и не предлагает мне свою руку. Но опять же, почему я ожидала, что Данте предложит мне руку? Он ведь теперь король, а короли ничего никому не предлагают.

Я представляю Лоркана, который ворчит о том, что я сужу королей слишком строго, но Небесный король не жалуется. Он не говорит ни слова, и я вспоминаю ту ночь в Тареспагии, когда его голос пропал из моей головы на несколько мучительно долгих минут. Я испытала ужас из-за того, что что-то могло случиться с ним. И сейчас я тоже начинаю переживать.

Что если я нахожусь здесь, потому что Данте проткнул своего врага, а теперь ищет способ разобраться со мной? Мне следовало послушаться своих друзей и остаться отсиживаться в Монтелюсе.

О чём это я вообще? Если Лора обездвижили, то его люди тоже должны быть обездвижены, но никто из них не превратился в статуи.

Но я всё равно пытаюсь услышать его сердцебиение, только не знаю, как настроиться на его пульс. Я уже собираюсь спросить об этом Имоген, тело которой начало дымиться, как будто она вот-вот превратится в птицу, но затем понимаю, что этот вопрос выдаст меня. Если только вороны не могут чувствовать сердцебиение своего короля. Я решаю, что с ним всё в порядке, так как окаменевшие птицы не падают с неба.

— Что это за безумный корабль?

Сиб указывает на гигантское белое судно, над которым развивается флаг Неббы. Его корпус такой блестящий и белый, что он кажется вырезанным из начищенного мрамора; но камень бы затонул, даже если бы целый полк воздушных фейри дул на него воздухом изо дня в день.

— Интересно, сколько слоёв краски они нанесли, чтобы сделать его таким белым?

— Никакой краски.

Габриэль смотрит на корабль так же, как Таво обычно смотрит на шлюх в «Кубышке».

— Он сделан из материала, произведенного в Неббе.

— И что это за материал? — спрашивает Сиб, ступив на понтон.

— В нём много чего намешано.

Он перечисляет все составляющие, но я запоминаю только две: измельченная древесина и нагретый природный газ.

Он снова предлагает мне руку.

И я снова её не беру и иду мимо Сиб в сторону монарха, который как будто сделался выше. Конечно же, это иллюзия, которую создает корона.

Его глаза медленно опускаются вниз по моему телу, проходятся по складкам мерцающей ткани, которая облегает мои изгибы — сквозь прозрачную ткань просвечивают только мои ключицы, руки и ноги; всё остальное оказывается скрыто.

— Я польщен тем, что ты надела моё платье.

— Твоё платье? — я приподнимаю бровь. — Не знала, что вы носите платья, Маэцца.

Его зрачки сужаются, а потом расширяются, а губы приоткрываются.

— Твоё пребывание в Небесном королевстве не лишило тебя чувства юмора, как я погляжу. Я боялся, что, когда тебя вернут, ты станешь такой же суровой, как все остальные члены стаи Рибава.

— Вернут? Я не какой-то жалкий подарок, который вернул тебе Лоркан.

Я определенно совсем не подарок.

— Это не…

Губы Данте, которые до этого приподнялись в лёгкой улыбке, опускаются.

— Я имел в виду не это, Фэл.

— Фэллон. Ты лишился права называть меня моим сокращенным именем, как только оставил меня на той горе и украл моего скакуна. Которого я хочу получить назад. Где мой прекрасный конь?

Проходит целая минута, прежде чем он проговаривает:

— На острове бараков.

— Пожалуйста, прикажи, чтобы его доставили к дому Антони.

Данте стискивает челюсти, услышав моё требование.

— Габриэль позаботится о том, чтобы его вернули в целости и сохранности.

Король и его капитан обмениваются взглядами, что заставляет меня добавить:

— Живым и здоровым.

— Неужели ты веришь в то, что я могу отправить мёртвого коня назло тебе? Я начинаю думать, что в королевстве Лоркана тебе промыли мозги.

— В отличие от Люса, — говорю я. — Вороны не промывают мозги своему народу, Маэцца.

Сиб уставилась на меня, так широко раскрыв глаза, что они теперь занимают треть её лица.

— Фэл…

Данте прерывает ту речь, которую она собиралась на меня обрушить.

— Я пригласил тебя, чтобы загладить вину за то, как мы расстались, и за то, что сделали с твоим домом. Я позвал тебя не для того, чтобы ты плевала на моё королевство и называла меня монстром, Фэллон.

Моя грудная клетка сжимается, когда я слышу его укор. Я опускаю взгляд на его высокие сапоги, которые отполированы до яркого блеска.

— Ты прав. Это несправедливо.

В течение нескольких мгновений мы просто стоим так — я смотрю на его ноги, а он смотрит на моё опущенное лицо. Как же мы стали далеки друг от друга, когда он возвысился.

Данте, должно быть, прощает меня, потому что вздыхает и предлагает мне свой локоть.

— Позволь мне проводить тебя на каменную веранду.

Я поднимаю глаза, чтобы удостовериться, что он говорит со мной. Когда я обнаруживаю, что его голубые глаза смотрят в мои фиолетовые, я начинаю чувствовать себя ещё хуже из-за своего резкого тона. Мне не нравится то, кем я стала, язвительной и ехидной девушкой, которая сразу ищет в людях плохое, даже не попытавшись разглядеть хорошее.

Взяв его под локоть, я бормочу:

— Ты действительно причинил мне боль, Данте.

Он молчит почти целую минуту.

— Я говорил о платье, которое я купил для тебя перед пиром в честь помолвки Марко.

Мои ресницы взмывают вверх.

— Платье, которое на тебе сейчас надето, напоминает то платье, которое я приказал сшить для тебя.

Его кадык приподнимается и опускается, когда он смотрит на то, как колышется ткань, приоткрывая мои голые ноги каждый раз, когда я делаю шаг.

— Я думал — надеялся — что ты не забыла, и что именно поэтому ты его надела. И точно также я надеялся, что ты вернёшься, — он облизывает верхнюю губу, а затем понижает голос и добавляет, — ради меня.