Дом горячих сердец

Лор приподнимает свою деспотичную бровь. «Приковал?»

Лазарус вздыхает.

— Морргот, вероятно, тебе стоит отвести её на пляж и проверить, не приплывет ли змей. Никто из них, вероятно, не всплывет из-за шторма, что ты наслал на наше бедное королевство.

Решив, что лучше умасливать воронов мёдом, а не уксусом, я добавляю:

— Если разрешишь мне поплавать, я останусь здесь и полностью предоставлю поиски Мириам в Тареспагии тебе.

Лекарь моргает.

— В Тареспагии?

— Лазарус, пожалуйста, принеси Фэллон перо и листок папируса.

Когда гигант-фейри уходит в соседнюю комнату через арочный проём — наверное, это кабинет, а может быть библиотека, в которой я появилась во время одной из прогулок по своему сознанию — я спрашиваю:

— Ты действительно заставишь меня записать это обещание?

— Безусловно.

— Кровью? Как Пьер?

— В отличие от Пьера, я предпочитаю, чтобы кровь оставалась внутри твоего тела.

— Какой ты заботливый.

Мужчина подходит ближе к моей кровати — то есть к своей кровати — и приседает на корточки. Он широко разводит ноги, кладёт локти на колени и переплетает пальцы.

— Ты, может быть, думаешь, что я монстр, и я, вероятно, сражаюсь с монстрами, которые меня таковым сделали, но как ты и сказала, ты ко мне прикована, птичка.

Я раздраженно выпускаю воздух из уголка губ.

— Я этого не говорила. Я это подумала…

— Ты ведь знаешь, кем это меня делает?

Я вздыхаю.

— Моими кандалами?

Его губы приподнимаются.

— Это делает меня твоим монстром. Таким монстром, который будет сражаться со всеми остальными, чтобы ты была в безопасности.

Для меня вдруг наступает — редкий для меня — момент прагматизма, и я спрашиваю:

— А кто тогда, скажи, пожалуйста, спасёт меня от тебя, Лоркан Рибав?

За моим вопросом следует неясная улыбка, которая ещё больше распаляет мою кровь и увеличивает пульсацию во всём моём теле.

ГЛАВА 45

После того, как я закрепляю на бумаге своё обещание оставаться добровольным арестантом, Лазарус заставляет Лора выйти из комнаты, чтобы помочь мне одеться. Моя кожа такая чувствительная, что он выбирает чёрные одежды — вероятно принадлежащие Лору, учитывая то, что они затягиваются у меня на бёдрах, а подол опускается до самого пола.

Я издаю шипение, когда ткань касается открытых ран, которые сделались ещё шире за счёт горизонтальных надрезов и тянутся от моих лопаток до левой лодыжки. Самый длинный разрез находится на задней части моего бедра.

Интересно, где познакомились Даргенто и дикарка? Когда он гнался за мной? И сколько денег он предложил дикой фейри, чтобы отправить меня на тот свет? И кто дал ему эти деньги? Данте? Он, может, и не желает, чтобы меня вылечили, но неужели он желает моей смерти?

При мысли о Данте я возвращаюсь в свой гардероб в доме Антони и к нашему с Сибиллой разговору.

Перед тем, как выйти в каменный коридор, я обращаю взгляд на доброго гиганта, глаза которого выглядят такими же красными, как у Лора.

— Лазарус, могу я задать вам вопрос медицинского толка?

— Конечно, Фэллон.

— Можно ли как-то определить не… не…

Я кое-как откидываю назад волосы, доходящие мне до плеч, которые отчаянно нуждаются в гребне.

— Не… что?

— Что я не жду ребёнка? — я понижаю голос.

Древний старик мигает, и его взгляд перемещается на закрытую дверь. Неужели он думает, что я спала с Лором? Я уже готова его поправить, но правда настолько ужасна, что я позволяю ему сделать свои собственные выводы.

Он указывает на мой живот.

— Можно?

Я не знаю, что он собирается сделать, но киваю. Он встаёт передо мной на колени, распахивает мои одежды, после чего прижимает остроконечное ухо к моему животу. Кто-то другой мог бы сгореть от стыда, но Лазарус не вызывает во мне этого чувства.

После нескольких мучительно долгих секунд, он встаёт на ноги.

— В твоём чреве пусто.

— Хвала богам.

Вообще-то, хвала бабушке… И хвала тому ужасному отвару, который она заставила меня проглотить.

Мягкая улыбка расплывается на его измождённом лице.

— Думаю, нам стоит поблагодарить всех богов, что ты пока не сделала отцом этого мужчину. Учитывая то, насколько он готов перевернуть весь мир ради тебя, возникает вопрос… на что он будет способен ради своего ребёнка?

Мой сумасшедший пульс усиливает боль в висках.

— Это был бы не его ребёнок, — признаюсь я, чтобы покончить с его предположениями. — Небесный король почти женат, и не на мне.

— Но разве вы не… — глубокая складка появляется между его седеющими бровями, — разве вы не пара?

— Нет.

— Я думал…

— Я просто должна снять заклятие.

Лазарус пристально смотрит на меня, а я смотрю на него в ответ, потому что если я отведу взгляд, он поймёт, что я лгу, а я не хочу, чтобы он распространял свои предположения среди Небесного королевства.

Лоб лекаря морщится, разглаживается, а затем снова морщится.

Я запутала его. Хорошо.

— Спасибо, что спасли мою жизнь, Лазарус.

Он втягивает губы.

— Рад, что смог пригодиться, Фэллон, но, пожалуйста, постарайся сделать так, чтобы в тебя больше не стреляли, не протыкали ножом и не топили, потому что на моих ушах больше ничего не осталось.

Он указывает на уши и на одинаковые ряды серёжек, на которых больше нет лечебных камней.

— Я уже записала это обещание на бумаге.

Взяв меня за руку, чтобы вывести меня из спальни, он спрашивает:

— Кто рассказал тебе о том, что Мириам в Тареспагии?

— Эпонина. Я посолила её вино, и она раскрыла мне свои секреты.

Он открывает тяжёлую дверь и отпускает меня, а я топаю вперёд в сторону люка, где меня ожидает гигантский ворон с золотыми глазами.

— Я не знал, что вы знакомы.