Дом Камня

Дверь снова открывается, и я эгоистично отстраняю свои мысли о друзьях прочь, потому что, независимо от того, насколько храброй я хочу быть, я в ужасе от того, что Фредерик поранит меня снова. Я стиснула свои зубы и приготовилась к боли. Я не буду смотреть на него. На этот раз он не услышит мой крик.

— Привет. — Голос неуверенный, но музыкальный. Опять же, я не могу сказать, это мужчина или женщина. Но это точно не Фредерик.

Звон металла по металлу и щелчок замка.

— Ну, — голос говорит. — Разве ты не хочешь выбраться из этой клетки?

Что заставляет меня поднять голову.

Мальчик, может быть, моего возраста или старше на несколько лет, присел возле теперь открытой двери моей клетки. Его кожа на несколько оттенков темнее, чем у меня, но его голубые глаза — в форме повернутых на бок слезинок. У него густые, черные волосы, которые связаны в пучок на макушке, но носит он одежду фрейлин: белое длинное платье с высоким кружевным воротником.

Он хмурится, смотря на мои кровоточащие ноги.

— О боже, — Он бросает взгляд на широкий спектр серебряных инструментов висящих на стене, и я почувствовала, что он знаком с ними и что тот зубец что — то значит для него. Затем он улыбается и протягивает руку. — Меня зовут Эмиль. Я не трону тебя, обещаю. Это не моя работа.

Я не доверяю ему. Я не могу. Я никому не могу доверять здесь.

Но я не хочу оставаться в этой клетке.

Я не возьму его за руку.

— Отвали, — я говорю.

Он кивает и уходит, оставив дверцу клетки открытой, чтобы я смогла перейти через нее. Каждое движение подобно стеклянному нарезу между моими травмированными пальцами ног.

Я поднялась, мои суставы скрипят. Я выше него. Он улыбается мне.

— Я могу это исправить, когда мы очутимся в дамскую комнату, — говорит он, кивая на мою больную ногу, — Ты не против, если я тебя понесу?

Он не выглядит сильным, но отсутствие страха упасть заставило меня покачать головой.

Пока я еще могу делать выбор, я все еще могу быть собой.

— Я в порядке, — отвечаю сквозь стиснутые зубы.

Я подумала, что он, возможно, будет впечатлен моим мужеством. Вместо этого, его лицо приняло вид покорного разочарования.

— Все в порядке, — говорит он. — Но моя рука здесь, если тебе это нужно.

— Мне это не нужно, — бормочу я.

Глава 3

К тому времени мы достигаем третью лестницу, моя голова кружится и зрение становится нечетким. Присутствует легкий звон в ушах. Я так отчаянно хочу схватить Эмиля за руку и умолять его, чтобы он понес меня по лестнице, я уже в агонии. Ступенек так много, словно гора, которая никогда не заканчивается, и моя нога кричит на меня, чтобы я позволила ему помочь, или просто попросить перерыв, или умолять его, чтобы он остановился.

Но я не стану.

Когда мы достигаем винтовую лестницу, Эмиль поворачивается ко мне.

— Последняя. — констатирует он.

Я не знаю как, но мне удалось кивнуть. Что значит одно простое движение в виде наклона в целом мире.

Я передвигаю ногами перед собой. Это все, о чем я могу думать сейчас.

Когда Эмиль открывает дверь в верхней части лестницы, я хочу заплакать с облегчением. Но я воспитана и начинаю разглядывать номер, который раскинулся передо мной.

Он оформлен в ониксе и золоте, пронизан большими колоннами. Здесь на полу расстелился толстый золотой ковер и стоит огромная кровать с белым навесом и дорогим медным покрывалом. Круглые окна выравнивают стены, хотя само помещение имеет форму коробки. Здесь также золотой и белый полосатый диван и отполированный стол из красного дерева с соответствующими стульями. Камин с очагом из темного камня, холодный и пустой, располагается справа от меня. Картины в золоченных рамах перемежаются среди окон: женщины в различных платьях, некоторые держат книги, другие сидят за письменными столами, одна полезла в серебряное блюдо винограда.

Рассматривая картины, я понимаю, что это та же женщина, снова и снова.

Я не понимаю, когда Эмиль успел оставить меня и вернуться, держа банку в одной руке и пузырьком в другой.

— Почему бы тебе не сесть прямо здесь, — говорит он.

— Я в порядке. — Констатирую я задыхаясь. Мои ноги не слушаются меня. Чувствую, как они уходят из-под меня, и я уже смотрю вверх на потолок с нарисованными звездами. Их уголки, кажется, машут мне. Мне хочется помахать в ответ.

— Ты потеряла немного крови, — говорит он.

Самое замечательное ощущение проходит через мою ногу и вверх моей ноги, прохладное онемение, что притупляет боль мгновенно. Я не могу устоять против благодарного стона, исходящего с моих губ. Напряженность вернулась обратно в мои конечности, и я оперлась на локти.

У Эмиля в руках флакон. Он открывает пространство между пальцами ног и тщательно управляет одну каплю черной жидкости на мою рану. Это как я могу чувствовать кожу, вяжущуюся воедино. Он наносит еще раз, неважно, что удивительный интересный материал, находящийся в банке, и боль исчезла. Моя кожа гладкая и безупречная. Как будто никогда и не было раны.

Мои чувства обострились. Я сижу. Но отсутствие боли меня тревожит. Она исчезла слишком быстро, слишком совершенно. Как будто это не по — настоящему.

— Что это за место? — спрашиваю, оглядывая комнату. Ее красота заставляет меня чувствовать себя неловко. Я не верю в это.

— Это помещение суррогата, — отвечает Эмиль.

— В таком случае… почему я в этой клетке?

— Давай подготовим тебя на ужин, — говорит Эмиль, игнорируя мой вопрос и встал.

— Я не собираюсь трапезничать с графиней. — Хотя, честно признаюсь, что умираю с голоду. Но я предпочту голодать, чем разделить еду с этой женщиной.

Эмиль улыбается. — На самом деле, ты будешь ужинать с четырьмя Основательницами домов и Курфюрстиной, сегодня.

Со всем, что случилось со времени, как я проснулась, я вроде проигнорировала тот факт, что я была куплена одним из домов — основателей. Интересно, есть ли какая — то корреляция между тем, как высоко в королевской иерархии вы находитесь и как вы жестоки к вашему суррогату.

Я должна была потерпеть неудачу на тесте с заклинанием. Я должна была стремиться к первому лоту.

— Есть ли смысл спрашивать, могу ли я просто надеть это? — спрашиваю я, теребя черную тунику.

— Нет, — отвечает Эмиль.

Он поворачивается и идет через комнату, раздвигает панель, которую я ошибочно принимала за стену, чтобы выявить ряды и ряды сверкающих тканей.

Я не могу думать о том, что Терпение, главный сторож в Южных воротах, сказал в день расплаты, когда я надеялась, что тот, кто купит меня, позволил бы мне носить брюки.

Я бы не обнадеживалась раньше времени, дорогуша.