Дом Камня
Шрифт:
Носить платье — это наименьшая из моих проблем.
Я не утруждала себя смотреть на то, что достает Эмиль из шкафа. Я уставилась в ближайшее окно, в котором я могу видеть изгибающиеся золотые шпили, взлетающие из — за стены, увенчанной шипами.
— Эта дорога, 192, — сказал Эмиль.
Он стоял в дверях щедрой дамской комнаты, которая вся из белого мрамора, украшенным золотом и серебром.
— Меня зовут Рейвен, — я говорю, проходя мимо него, потому что, честно, я умираю от мысли принятия ванны. Но ванна слишком мала, чтобы в нее лечь, и нет занавески. Просто большой кран висит с потолка. Который похож на люстру.
— Я предполагаю, что ты никогда не принимала душ, 192?
— Нет, — отвечаю я, не упуская тот факт, что он проигнорировал мое имя.
— Я думаю, тебе понравится.
Я неловко стою, ожидая его, пока он вешает платье, которое я должна надеть на сегодняшний вечер, на стену дамской комнаты, затем он поворачивается ко мне. Он выглядит удивленным видя меня сухой и все еще в одежде.
— Разве ты не хочешь войти? — спрашивает он.
— Разве ты не собираешься выйти? — Не остаюсь в долгу я.
Его рот чуть — чуть сживается.
— Нет.
Я не знаю, что делать. Единственный человек, перед которым я когда — либо была голой это — Доктор Стил, и по крайней мере, тогда я была в халате, и это было только в течение нескольких секунд.
Мои руки дрожали, когда я стягивала тунику над своей головой. Холодный воздух посылает шквал мурашек по моему животу. Я заставляю себя не смотреть на Эмиля, когда я ступила в душ. Вода проходит через мои волосы, вниз по моим плечам, над моей грудью и талией и бедрам и коленям вниз к моим ногам, постоянным напоминанием о том, что каждый дюйм меня открыт. Я не знаю, как быть смелой, как здесь. Я отвернулась от Эмиля, потому что это единственный способ защитить себя, но я голая во всех отношениях, потому что это личное, и он не должен быть здесь и наблюдать за мной. Я чувствую себя оскверненной, как будто моя кожа была открыта и мои внутренности обнажились для всех.
Я не могу насладиться теплой водой или запахом мыла. Я просто хочу, чтобы это закончилось.
Как только мои волосы ополощились, душ отключается и Эмиль оказывается передо мной, держащий полотенце, я обернула его вокруг себя так туго, как только смогла, что почти трудно дышать. Мои ноги дрожали, когда я вышла из крошечной ванны. У него было еще полотенце поменьше, которым он тер голову с моими волосами, пока они не высохли. Затем он дал мне в руки платье. Оно похоже на то, в котором я была на аукционе, но не почти как костюм. Материал из шелка и подходит к моему телу, как будто оно было сшито для меня.
Я просто благодарна тому, что я снова в одежде. Мое дыхание замедляется. Мышцы в плечах расслабляются.
— Сейчас время на волосы и макияж, — говорит Эмиль, подзывая меня следовать за ним.
Это займет вечность, чтобы я стала готовой, потому что, как и в приготовительной комнате, я просто не очень хорошо сижу до сих пор. По крайней мере, Эмиль не угрожает привязать меня к стулу, как делал это мой приготовительный исполнитель. И ему не удалось сделать из меня некое карнавальное существо. Его касание легкое, золото на мои глаза, розовый вплотную к моим губам, и это на самом деле не так уж и плохо сидеть в этой роскошной комнате. К концу сеанса я, наконец, оправилась от ужасного душа. Когда я увидела свое отражение, я неохотно должна была признать, что выглядела очень хорошо.
— Всё, — констатировал он. Я вздохнула с облегчением, когда открылась дверь.
Все мои
мышцы напряжены обратно вверх, как Фредерик входит в комнату. Он несет то, что выглядит как длинное серебряное ожерелье в одной руке и кусок черной ленты в другой.— Готово?
Эмиль просто низко кланяется и тянется одной рукой в мою сторону. Фредерик принюхивается.
— Этого достаточно. — Говорит он.
Он движется вперед, изучая меня ближе. Затем одним быстрым движением, он застегнул ошейник на моей шее.
— Что за… — я тяну за воротник, как в это время Фредерик протягивает тонкую цепь Эмилю.
— Держи крепче, — просто отвечает он.
Я на привязи.
— Нет! — я кричу. Я царапаю метал вокруг моей шеи, дергая сильно, что мои ногти порезали мою кожу.
— Я сказал, держать ее крепко, Эмиль, — Фредерик щелкнул, и вдруг моя шея дернулась назад, и я не могу дышать. В то же время, я чувствую, что — то холоднее замка вокруг одного запястья, а затем другого. Давление на моей шее исчезает, и я ловлю воздух. Мои руки скованны, вероятно, самыми искусно созданными наручниками в мире. Гравированные серебряные рыбы плавают в сапфировом море.
— Может, ты будешь хорошей девочкой? — спросил Фредерик. Его отталкивающий, похожий на клюв нос, буквально в дюйме от моего.
Я не чья — то хорошая девочка. Особенно его.
Я плюю ему в лицо.
Он усмехается и берет носовой платок из кармана своего платья, чтобы стереть его.
— Если бы я не знал тебя лучше, — говорит он, — я подумал бы, тебе нравится быть наказанной.
Существует что — то развратное в его тоне, что — то, что заставляет меня чувствовать себя более голой, чем в душе перед Эмилем.
Он держит руку и Эмиль берет у него черную ленту. Последнее, что я вижу, прежде чем ею обвязывают вокруг моей головы, закрывая глаза, Фредерик перебирает тонкий поводок.
Я не могу видеть. Чувствую острую тянущую боль на моей шее.
— Пошли, — сказал Фредерик, — Мы ведь не хотим опоздать.
Я прохожу по дворцу с завязанными глазами на поводке.
Я думала, что назначения врача в Южных воротах были плохими. Или уроки заклинаний. Или подготовительная комната. Но они ничто по сравнению с этим. Сколько еще издевательств я должна перенести? Я здесь только день.
Чтобы противодействовать моей слепоте, я должна держать мои руки перед собой, чтобы убедиться, что я не бью ничего, что заставляет меня выглядеть и чувствовать еще глупее. Лестницы особенно коварны. Я не доверяю Фредерику ни на йоту, с каждым шагом я чувствую, как пол может просто исчезнуть подо мной. Я не удивлюсь, если этот дворец кишит проемами или бесконечными пропастями или другими ужасными вещами.
И я слышу шепот. Везде было тихо и вдруг мы поворачиваем за угол и оттуда слышатся шаги и голоса.
— Туда.
— Эта выше, чем в прошлый раз.
— И красивее тоже.
— Ой, смотри, она споткнулась.
И тогда мы заворачиваем за угол и хихиканье стихает, оставляя темные румяна на щеках и неловкость в животе.
А еще нервирует, то, что я слышу только мужские голоса.
Вдруг, лицо обдает небольшим ветерком.
— Положи ее в машину, Фредерик. — Голос графини, вызывает у меня мурашки по коже. Я не знаю, хорошо это или плохо, что я ее не вижу.
Фредерик потянул меня, и металлический поводок впился мне в шею. Потом он толкнул меня своей рукой по голове вниз.