Дом, который построим мы

Скорее всего, Веселуха вовсе не онемел, а просто избрал другие, более совершенные способы выражения своих мыслей. Во всяком случае, окружающие его понимали. Отвечая, Веселуха ограничивался взмахами рук, выражением лица; когда хотел сам что-нибудь сказать, брал гитару - играл он превосходно. В дружеских беседах иногда изъяснялся Веселуха с помощью напитков. Можжевеловка означала долгий отъезд или нестандартное решение; водка что-то энергичное, действенное, экономию времени (хлопнем по рюмахе); пиво расслабон и простоту, и так далее. Но этот язык напитков был для близких, а для далеких Веселуха обычно играл на гитаре. Инструмент позволял ему произносить длинные речи и делать краткие замечания. Ян Владиславович импровизировал, иногда вставляя цитаты из классиков.

– Какие мошенники, - вмешался Паша.
– Граждане довольны. Какой-то один приходил недавно, благодарил: говорит, ему наш прибор квартиру отремонтировал. У другого жена родить не могла - родила. У третьего нос был большой, нормальную форму принял...

– Может, это иллюзия?
– предположил Рябинин.
– Может, у них глюки?

– Значит, у нас тоже глюки, - сказал Паша.
– Групповая галлюцинация, как и было сказано.

– Значит, не глюки, - сделал вывод Рябинин.
– Но постой, Паша: ведь наш прибор не дешевая игрушка. И фирмы-то не все могут себе его позволить, что же говорить о гражданах?

Паша Ненашев пожал плечами:

– А они в потребительские кооперативы объединяются. Скидываются.

Рябинин горестно всплеснул руками: да, так оно и было. Многие клиенты приехали из небогатых мест, в лаптях и с узелком, деньги на прибор собрали всей деревней, отказывая себе в самом насущном, или продались ради него в рабство.

Веселуху очень заинтересовало все это; ведь началось все с иностранцев, которые, конечно, никак не могли договориться, - стало быть, по крайней мере, эта "галлюцинация" могла возникнуть одновременно у десятка людей различных национальностей, живущих вдали друг от друга.

– А с чего все начиналось?
– выспрашивала Наталья Борисовна ювелирную женщину, которая приехала за вторым прибором.
– Расскажите поподробнее. Не упускайте, пожалуйста, деталей.

Веселуха сидел рядом и заинтересованно слушал.

– Ну, значит, так, - обстоятельно начала ювелирная дама, отгрызая кусок от сушки.
– Я в тот день купила пять яиц. Голову помыть. Мне их еще продавать не хотели, - меньше десятка. Шла домой, два яйца по дороге съела, не удержалась.

– Сырыми?

– Они шоколадные оказались. Прихожу, думаю, ой, интересно, а что у них внутри? Смотрю - а там перстни, такие, вроде серые, не то алюминий, не то пластмасса, но непонятно, из чего, как? Ну, мне стало интересно, из чего они? Игрушки-то детские. Вдруг чего Илюха от них отгрызет? Решила на вашем приборе, раз такая пьянка, их проанализировать.

Дама отхлебнула чаю из блюдца: Веселуха умилился.

– Ну, и вот, - продолжала ювелирная дама, - прихожу на следующее утро на работу, а тут меня к начальнику за зарплатой зовут. Дали мне зарплату, аж обидно, до чего она маленькая. Ну, понимаете, настроение у меня такое было...

– Да, я понимаю, - посочувствовала Наталья Борисовна, глянув на Веселуху искоса.

– Вот, - пошла дальше дама, - прихожу с зарплатой, и сама уже собралась уходить, а тут перстни из яиц. Ну, думаю, сейчас быстренько анализ сделаю... Ложу их в кюветочку... а сама думаю, если бы они золотые оказались, во был бы финт. Вынимаю...

(Ювелирная дама сделала таинственный вид и растопырила пухлые пальчики)

– Ну?
– подыграла Наталья Борисовна.

– Платина, - торжественно объявила ювелирная дама.
– Высшей пробы платина.

– А почему не золото?
– удивилась Денежкина.
– Вы же хотели золотые.

– Я это объясняю так: ваш прибор знает, что платина дороже, - дама качнула большими серьгами.

Все представлялось ей хотя и чудесным, но в принципе возможным.

– Мы сволочи!
– сказал Рябинин.
– Мы мошенники. Я себя чувствую идиотом. Сам сделал прибор и не знаю, как он действует. Позор моей бороде, как говорил старик Хоттабыч.

– Погоди, - посоветовала госпожа Денежкина.
– Не надо себя обзывать словами. Надо просто устроить нечто вроде дегустации... нечто вроде "сеанса черной магии с разоблачением": если гражданам объяснить, что прибор рентгеновский флуоресцентный - это не панацея, то...

– Да зачем!
– вскричал Паша.
– Клиентов разгонять!

– Нет уж, нет уж, - сказал Рябинин, - мы устроим. Потому что честь фирмы - превыше всего! Да, Ян?

Веселуха кивнул. Он, кажется, думал о чем-то своем, упорно глядя в сторону, как портрет, - взгляд его было не поймать.

На следующей неделе "Амарант" действительно устроил нечто вроде дегустации или сеанса черной магии с разоблачением в бизнес-центре "Все дела". Народу пришло много. Занавес разъехался: у прибора сидела Наталья Борисовна Денежкина, рядом переминался на негнущихся ногах Рябинин.

– Мы все здесь собрались, - сказал он, - чтобы показать вам, что наш прибор вам не нужен, и нечего тратить на него столько денег. Мы, конечно, привлекаем клиентов, но не таких идиотов, как вы, а солидные фирмы.

Паша Ненашев в первом ряду покачал головой.

– Поэтому, - вступила Наталья Борисовна, - прошу высказывать самые простые желания, желательно такие, исполнение которых было бы видимым, чтобы все убедились, что наш прибор их исполнять не умеет.

На сцену немедленно вышел мужик в шляпе и сказал:

– Ну, хочу вытащить кролика вот из этой шляпы.

После чего поставил шляпу в кюветку и нажал на пуск. Прибор помигал глазенками, но кролика в шляпе так и не оказалось. Зал зашелестел.

– Отлично!
– воскликнул Рябинин.
– Еще!

Вышла на сей раз дама; жеманно улыбнулась и сказала:

– Ну, хочу стать молодой, как в двадцать лет.

Подставила рожу свою морщинистую под прибор, но эффекта не последовало. Рябинин захлопал в ладоши; зал заволновался, народ переговаривался, в недрах зрело что-то решающее.

– Этого не может быть!
– завопил наконец кто-то из заднего ряда.
– Это вы их подсадили! Я знаю, в чем дело! Да пустите же меня, пустите!

– Интересно, - иронически сказал Рябинин.
– В чем же дело? Сейчас нам расскажут.

Пред очи собрания выскочил шебутной мужик лет пятидесяти, из тех, что ругают правительство и изобретают вечный двигатель. Глаза у него горели.

– Они все врут!
– закричал он и замахал указательным пальцем.
– Они врут! Дело-то вот в чем!