Дом ночи и цепей

Во сне я из пучины сомнений был брошен в глубины ужасной определенности. Неизвестное будущее уступило место неумолимому ужасу прошлого. Я закричал, зная, что я сплю и вижу сны, и зная, какими будут эти сны. Я пытался проснуться, зная, что могу лишь погрузиться глубже.

Я был на поле боя, окруженный пламенем горящих танков. Я отползал прочь от обломков «Химеры». Чудовища были повсюду. Они были бедствием, бесконечным роем. Они были воплощением пожирания. Жала пронзали солдат. Когти вцеплялись в изуродованные тела. Тираниды поднимали трупы к небу, полному дыма. Я видел целый лес хитиновых копий, тянувшийся к багровому горизонту. Искажения сна сплелись с безупречным воспроизведением этой картины в памяти.

Несколько дней воспоминания о Клоструме не появлялись, словно щадили меня. Но они лишь затаились, чтобы ударить с еще большей силой. Эти воспоминания обожгли мои чувства. Я ощущал нечестивое зловоние тиранидов. Я чувствовал запах крови, человеческой крови, в таких количествах, что, когда я дышал, его теплый соленый металлический привкус наполнял мой рот. Клубы дыма вливались в легкие, и мучительный кашель сотрясал мою грудь. Земля резала мои руки.

Все было таким настоящим. В этом кошмаре все было именно так, как я переживал это в реальности. Я пытался подняться, и снова чувствовал боль, когда тиранид набросился на меня. Я чувствовал свою правую руку и ногу – и спустя несколько секунд чувствовал, что их нет.

Было во сне и то, что к нему добавляло мое воображение. Странные искажения реальности, пытавшиеся окончательно сломать то, что осталось от моего духа. В этом сне тираниды смеялись. Тысячи тысяч чудовищ ревели в свирепом хохоте. Этого смеха не могло быть, и в реальности его не было, но все же он раздавался в моих ушах так же оглушительно, как взрывы машин и снарядов. Он пронзал мою душу, как вопли раненых. Он продолжался и продолжался, ужасный ревущий смех, которого я не слышал тогда, но слышал сейчас. Это был смех злого разума, смех существа, скрывавшегося за силуэтами тиранидов и смеявшегося над хрупкостью человека перед ним.

Смех был невыносим. Он становился все громче, громче, чем рычание и вопли, мучительнее, чем удары по моим другим чувствам. Я завопил и не слышал свой крик. Я пытался зажать уши, но почувствовал, что мои руки парализованы. Я пытался закрыть глаза, но они не закрывались. Я кричал изо всех сил. Паралич, который приносили кошмары, охватил меня, и я ничего не мог сделать.

Я вопил. Я пытался двинуться. Я думал, что сойду с ума.

Я проснулся, крича с такой силой, что, казалось, были готовы рухнуть стены. Тяжело дыша, я вцепился в простыни и схватился за грудь. Я пытался изгнать кошмар. Но он цеплялся за меня, словно вышел вместе со мной из сна. Смех не умолкал.

Когда я наконец отдышался, то понял, что смех настоящий. Он слышался с первого этажа и был человеческим, голоса людей в моем сне превращались в голоса чудовищ.

Шатаясь, я встал на ноги и встряхнул головой, пытаясь очистить ее. Туман сна не уходил. Казалось, я все еще чувствую запах дыма и крови. Я не мог думать четко, был словно оглушен, и двигался, как человек, увязающий в болоте. Внутри меня росло смутное чувство гнева. Здесь были люди, не имевшие отношения к этому дому. В Мальвейле звучал шум веселья. Это было оскорбление для меня и для тех солдат, что погибли на Клоструме.

Я не задумывался над тем, откуда эти люди могли знать, о чем мой сон.

Распахнув дверь, я спустился из своей башни. Смех в галерее казался оглушительным. Он раздавался из комнаты Зандера. Я направился к его двери. Он явно сделал это назло мне. Он пригласил в Мальвейль своих распутных друзей. Это было недостойно с его стороны, но если он хотел разозлить меня, это у него получилось. Я доставлю ему такое удовольствие. Он пожалеет, что провоцировал меня. В этот момент я был готов задушить его.

Шум веселья был необычайно громким. Смех звучал с какой-то дикой, свирепой радостью. Это был хохот сотен людей. Они все просто не могли поместиться в комнате Зандера. Я понимал это, но проигнорировал эту мысль. Я был слишком зол.

Вдруг я замер около комнаты Катрин. У меня перехватило дыхание. Из-под ее двери в коридор текла кровь.

– Катрин! – закричал я.

Никто не ответил.

Я снова позвал ее и схватился за ручку двери. Она открылась, и, ворвавшись в комнату, я оказался посреди бойни.

Повсюду была кровь. Толстый слой ее покрывал пол и стены. Потолок был пропитан кровью, с него падали багровые капли. Длинные полосы кожи, словно содранной с тел, свисали со стен, приколотые острыми обломками костей. По всей комнате, на полу и на мебели валялись куски расчлененных трупов, словно на прилавке мясника. Гроздья отрубленных рук вцеплялись одна в другую, их сжатые пальцы впивались в кожу. Бедренная кость, измазанная смолой и подожженная с обоих концов, свисала на цепи с потолка. Это был единственный источник света в комнате. Кость на цепи слегка покачивалась от едва ощутимого сквозняка.

Зловоние крови было таким же, как в моем сне, даже еще более удушливым в закрытом пространстве.

И черепа, десятки их, блестевшие от крови, капавшей на них с потолка. Черепа были сложены в пирамиды, окружавшие кровать.

Моя восьмилетняя дочь сидела на постели, обняв руками колени, прижатые к груди. Ее широко раскрытые глаза смотрели в никуда, рот был распахнут в безмолвном крике, она дрожала от ужаса. Я взял ее на руки и посмотрел ей в лицо.

– Я с тобой, - сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и уверенно. – Все хорошо. Теперь я с тобой.

Что Зандер привел в наш дом?

С ребенком на руках я выбежал из комнаты, мои босые ноги скользили в лужах холодной крови. В коридоре я поднес Катрин к двери Зандера. С той стороны двери продолжалось веселье, слишком громкое для того количества людей, которое в реальности могло вместиться в комнату.

Я боялся того, что могу увидеть, когда открою дверь.

– Подожди меня здесь, - сказал я, опустив Катрин на пол. Она стояла, прижав руку ко рту, и моргала, пытаясь сдержать слезы.

– Я вытащу твоего брата, и мы уйдем, - сейчас я не понимал, почему винил Зандера за этот шум. Ему было только пять лет.

Я присел рядом с Катрин.

– Ты будешь смелой ради меня?

Она едва заметно кивнула и прижалась к стене.

Я схватился за ручку двери, глубоко вздохнул, распахнул дверь и ворвался в комнату.

Смех прекратился.

В комнате было темно. Я медленно шел сквозь мрак в наступившей тишине. Наткнувшись на прикроватный столик, я ощупью нашел люмен и включил его.