Дом последней надежды

Но ни одно горе не длится вечно.

И улеглись волны, а пламя, преобразившись, скрылось в жерлах вулканов. Утешился огненный бог Кагуцути, повстречав свою половинку средь сотворенным отцом его существ. Была она ликом ужасна, но голосом обладала волшебным. И когда пела она колыбельную, море утихало, а луна-Цукиёми спускался ниже.

Не раз и не два звал он певунью к себе на небеса, обещая сделать женой, но всякий раз отказывалась она. Мол, холодно в небесных чертогах луны, неуютно, то ли дело кипящая кровь земли, в которой водятся красноглазые рыбины…

…но речь не о том.

Не смирился со смертью супруги Идзанаки. Спустился он с небес, и земля содрогнулась, но выдержала вес божественной сути. А он же, раздвинув руками волны, отыскал дыру, в которую упала прекраснейшая Идзанами.

И был первым, кто увидел царство Ёми.

Велико оно.

Семь ледяных полей.

Семь огненных.

Река, с водами железными. И горы костяные, полные чудовищ. Кто только не обретался в них, скрываясь от солнечного злого ока. И все твари кинулись на Идзанаки, но не даром он был создателем. Стоило поднять руку и сказать слово, как замерли они.

И лишь одно существо, чье уродство заставляло Идзанаки кривиться, осталось неподвластно божественной силе.

— Кто ты? — спросил бог-создатель.

— Я есть хозяин этого мира, — отвечал ему Ёми. — Владетель теней и желтого источника, который лежит вовне.

— Я пришел за своей супругой, прекрасной Идзанами, которую ждут наверху. Я слепил ей новое тело, из белого морского песка и глины, я перевязал его тонкими водорослями, а волосы сотворил из лунного света. Она станет еще более красива, чем была прежде… отдай мне ее.

— А что дашь мне взамен?

Разгневался Идзанаки, которому никто из богов не смел перечить, замахнулся он громовым копьем, но ни звука не раздалось в мертвом царстве. Здесь, где соткано было все из тени и пронизано силой желтого источника, и он, всесильный, лишился силы своей.

Почти.

— Чего ты хочешь? — спросил он, оглядев окружающую его тьму.

Огонь.

Лед.

Чудовища. Как в месте этом отыскать ту, которая дороже самого созданного мира?

— Женщину, — сказал Ёми. — Такую, чтобы приняла меня…

Тогда схватил Идзанаки бога подземного мира за длинные волосы его, дернул и оторвал голову. Тряхнул ее, плюнул и произнес свое слово, которое было преисполнено гнева. И по нему выросло у головы новое тело, а у тела — голова…

…так у Ёми появилась и сестра, и супруга. Она была столь отвратительна с виду, что живые, случись им узреть истинное ее обличье, теряли разум. Однако в глазах Ёми не было существа прекрасней, да и она, глядя на брата и мужа, полагала, что только он истинно красив.

И лишь оба старались не смотреться в зеркала.

Благо, в подземном мире зеркалам неоткуда взяться.

…но речь вновь же не о том. По воле Ёми оказался Идзанаки в чертогах светлых. Сияли стены. И сквозь потолок видно было небо с солнцем, луной и хороводом звезд. Накрыты были столы. И сидела на алой циновке Идзанами, юная, как в первый день своего сотворения.

— Здравствуй, — сказала она, протянув мужу рисовый колобок. — Зря ты пришел. Душу мою опалил яд желтого источника, и теперь нет мне хода наверх…

Но Изданаки не услышал.

Он стал умолять жену, просить вернуться, ибо нет наверху мира и покоя. Море и огонь, ветер и земля, и все живое, лишенное материнского взгляда, норовит выйти из-под родительской руки.

И он одинок.

И все сущее…

Слушала мужа Идзанами и подносила ему то одно, то другое лакомство. Однако ничего не пробовал Идзанаки. Отказался он и от белого чая, и от напитка, сделанного из вяленых листьев дерева-хофу, плоды которого преумножают силу и очищают разум.

Не мог он есть и пить, пока любимая жена не ответит…

…тогда сказала она, что согласна вернуться, но нужно ей забрать свои любимые заколки, ибо без них никак невозможно привязать душу к новому телу. Велела Идзанами супругу ждать ее, а сама удалилась. И не было ее столь долго, что устал Идзанаки ждать.

Нетерпелив он был всегда.

И решился войти в покои, куда вход ему был заказан. Увидел он постель, а в постели — тело Идзанами, но попорченное и гнилое. Копошились в нем белые черви, и мухи толстым слоем покрывали лицо. А в раздутом, лопнувшем животе среди скользких кишок лежал камень. Некогда белый, он потемнел и покрылся толстым слоем слизи.

В ужасе закричал Идзанаки.

И бросился прочь.

Не решился вытащить он душу жены из гниющего тела. И столь велик был страх его, что произнес он слова, отрекаясь от жены и разрывая брак. Слышали их и Ёми, и все жители подземного царства, и сама Идзанами, до того верившая в любовь мужа…

…ах, если бы сумел преодолеть он отвращение…

Гнев поднял несчастную со смертного одра. Отправила она в погоню за Изданаки восемь ужасных женщин страны Ёми. И лишь чудом спасся он, закрыв за собой дверь в подземное царство. Но успела крикнуть Идзанами, что, пусть до небесных врат ей не дотянуться, но земля отныне в ее власти. И будет она убивать по тысяче людей… так в мир пришла смерть.

А с ней получили право выглядывать и тени Ёми.

Исиго не притронулся к чаю, но протянул мне шелковую салфетку. Стоило прикоснуться к ней, и рассыпалась она прахом. Заскрипело мое дерево, и пес тихонько заскулил, утешая: мол, в смерти нет ничего ужасного.

Спасибо.

Жизнь все-таки куда милее.

— С тех пор среди людей и появляются дети, отмеченные даром… большинство их, как я… многое можем, но мы не касаемся без нужды того мира, — исиго старательно вытер пальцы. — И нас все равно боятся. Ты, странная женщина, нет, а вот остальные… неспроста. Иногда среди одаренных появляются особые, действительно отмеченные дыханием Ёми. Они видят больше других. И способны повелевать тенями. Они могут забрать чужую жизнь одним прикосновением. Или послать болезнь, справиться с которой не выйдет даже у целителей Императора… и будь ты сам хоть трижды одарен, не спасешься…

…то есть, мне впору озаботиться завещанием, дабы дом не перешел в матушкины руки?

— А еще они обладают способностью видеть саму жизнь…

— То есть, — я старалась говорить спокойно. — Наш маскарад его не обманул?

Исиго ответил вздохом.

— И что теперь?

— Отдай мне Юкико. Здесь стало слишком опасно…

Ночью мне снился мужчина, с лицом черным и блестящим. Три глаза его были сделаны из красного камня, а рот закрывала лента, исписанная иероглифами. Но как ни пыталась я, не могла прочесть, что же именно было написано.