Дом с химерами

– Вообще-то я Ирина, – сообщила она.

– Ляля Бо – ваше сценическое имя! – догадался Федор.

Молодые люди заржали.

– Это кликуха такая, – объяснил Арик. – Ну чего ты, Ирка? Мы же любя. Ляля Бо! Серебряный век! Декаданс! Звучит гордо.

– Как прошла ночь, Глебыч? Что снилось? Голоса были? – деловито спросил режиссер.

– Ничего не было, – ответил тот.

– Виталий сказал, что вы живете здесь один, – сказал Федор Алексеев. – Я читал статью о Доме с химерами…

– Один.

– Насчет дома все правильно, хотя химеры – тю-тю, давно нету. Но зато в наличии привидения, – заметил режиссер. – Ну что, двинули копать?

– Привидения? Я правильно понял? Здесь есть привидения? – спросил Федор.

– Ты понял правильно. Привидений до черта! Да, Глебыч?

Глеб не ответил. Федор переводил взгляд с одного на другого.

– А копать что будем?

– Старые могилы. В саду.

– Зачем?

– Надо же с чего-то начинать, – неопределенно ответил режиссер. – Начнем с могил, потом возьмемся за дом. Я эту… этого… привидения из-под земли достану! – Он потряс в воздухе кулаком. – И поставим точку.

– Ты веришь в привидения?

– Я? По-твоему, я похож на человека, который верит в привидения?

– Не похож. А зачем тогда копать?

– А вдруг!

– Господа, что происходит? – взмолился Федор. – Просветите убогого. Виталий позвонил ни свет ни заря, вытащил сюда, все с лопатами. Могилы в саду, привидения… В чем дело?

– Пошли, поговорим на точке, – сказал режиссер и зашагал через заросли крапивы, кустов ежевики и терна к виднеющимся в углу сада каменным плитам. Остальные потянулись следом. Ляля Бо все время взвизгивала и потирала ужаленные противным растением места. Воронье наверху встретило их оголтелым карканьем.

– Точно крыша поехала, – шепнул Глебу озабоченный Жабик. – При чем тут могилы? Я бы не трогал… Мало ли чего.

Они продрались через тернии и стали полукругом вокруг замшелых и расколотых надгробий. Было их два.

– Интересно, чьи это могилы? – произнес Арик в пространство.

– Могилы нельзя трогать! – громко прошептала Ляля Бо. – А то проклятие падет на голову осквернителей. Непонятно, чьи.

– Наверное, членов семьи Шоберов. Ты статью читала? – спросил Жабик.

– Не читала. А почему здесь?

– Ну, они были немцы и типа протестанты или католики, на нашем кладбище им не в масть, вот их и поклали здесь. Или вовсе самоубийцы.

Ляля Бо ахнула, зажав рот рукой.

– Подождите! – Федор Алексеев нагнулся, рассматривая серую каменную плиту, лежащую на земле. Смахнул рукой сухие ветки и листья – открылись полустертые буквы. – Старец Ваня Золотенький… – принялся разбирать он. – Дальше нечетко… в одна тысяча семьсот двадцать… каком-то, преставился в Бозе… в одна тысяча восемьсот третьем. Да упокоится с миром душа твоя…

– Старец Ваня Золотенький? – с недоумением повторил Жабик. – А Шоберы где?

Никто ему не ответил.

– А это памятник игуменье Ельницкого женского монастыря, матери Феодосии… – продолжил Федор, расчистив плиту рядом.

– Ничего не понимаю! – воскликнул Жабик. – Откуда они тут?

– Здесь неподалеку был когда-то монастырь, я думаю, памятники оттуда, – сказал Федор. – В девятнадцатом году его разорили и кладбище уничтожили. Эти надгробья, наверное, перенесли сюда, чтобы спасти. Возможно, они были спрятаны в земле, а черные археологи раскопали…

– Так это только памятники или… они тоже? – спросила Ляля Бо. – Какой ужас! Бедные!

– Трудно сказать. Возможно, здесь когда-то было полное захоронение, а что осталось сейчас – одному Богу известно.

– Может, это их души бродят по дому?.. – пробормотал Жабик.

– Можно привести все в порядок, – сказал Федор. – Я готов принять участие.

– Напрасный труд! Дом снесут, и их выбросят на свалку, – возразила Ляля Бо. – Здесь будет аквапарк.

Наступила неловкая пауза.

– Может, не снесут, – наконец сказал Арик. – Охрана памятников не позволит.

– Ой, я вас умоляю! – пропела Ляля Бо. – Кто с ними теперь считается? Их не сегодня завтра вообще прикроют. Бешеные деньги, господа! Вечно одно и то же!

– Можно организовать студентов, – заметил Федор. – У меня есть замечательные ребята. Да и автор статьи, Женя Гусев, мой знакомый, с удовольствием ввяжется. Он вообще фанат.

– И стоять насмерть, – добавил Арик. – В конце концов, это общежитие рабкульта.

– У меня родилась мысль! – Вербицкий поднял указательный палец. – А не устроить ли здесь филиал Молодежного? – Он обвел всех присутствующих взглядом. – У нас же теснота, плюнуть некуда. И назвать «Приют лицедея. Авангард-студия».

– Дохлый номер, – хмыкнул Жабик. – Не отдадут.

– Не нравишься ты мне в последнее время, Петруччо, какой-то прет из тебя нехороший пессимизм! Посмотрим. Главное – ввязаться! – подытожил режиссер. – Федя, за тобой ребятишки. А вообще, господа, как вам известно, революции делают молодняк или военные. Первые – идеалисты без инстинкта самосохранения, у вторых – стволы и походная связь. Предлагаю отметить! Можно на воздухе.

Они гуськом потянулись из сада. Сложили лопаты и уселись на ступеньках крыльца, в глубокой тени старого дома. Настроение у всех было приподнятое – впереди забрезжили новые горизонты, и обещалась новая интересная жизнь. Виталий разлил водку в пластиковые стаканы; Ляля Бо нарезала хлеб и колбасу и красиво разложила на бумажных тарелочках. Прямо на верхней ступеньке.

– За Дом с химерами! – сказал режиссер, поднимая стакан.

– За «Приют лицедея»! – воскликнула Ляля Бо.

– Аминь! – подхватил Жабик.

– Ремонт нужен, – заметил Арик скучным голосом, поднимая стакан. – А откуда деньги?

– Главное – идея! – Виталий опрокинул стакан и громко выдохнул. – Найдем баблонавта, подержимся за вымя. Не парься! У меня есть пара толстых гусиков на примете. Как это я раньше… Инерция, господа. Инерция! – Он постучал себя пальцем по лбу. – А ведь идея-то плодотворная! Убрать стены, устроить зрительный зал на сотню мест… У меня есть знакомый архитектор, распишет все в лучшем виде, причем задаром.