Дом тихой смерти (сборник)

Детектив отложил бумагу и вытер вспотевший лоб. Ну и ну! В таком случае запись, сделанная Решель в своем календаре: «Н. Миллер 1943 год, 5 декабря» могла относиться к старику Миллеру. Проверить, не является ли 5.12.43 датой его смерти. Кем же в таком случае приходится Норману Миллеру жена художника? Выяснить, выяснить и все обдумать еще раз…

Сведений о скандинавах было немного, видимо, шведские и норвежские власти с некоторой осторожностью подошли к запросам поляков — неизвестно, чего ждать от этих коммунистов.

Ингмар Свенсон был владельцем большой фабрики оборудования для рыболовных судов в Стокгольме, кроме того имел акции в других фирмах и прежде всего в фирме брата. Вольф Свенсон, главный акционер и совладелец рыболовецкой верфи в Мальме, «сотрудничал» с фирмой брата — ничего удивительного, одна отрасль.

Адвокат Петер Нильсон, как оказалось, жил отнюдь не на адвокатские заработки. Он тоже держал солидный пакет акций, каких — не уточнялось, имел и кое-какую недвижимость в Осло. Вдовец, как и старший из шведов, но у него было двое детей. Какого возраста, опять же не уточнялось.

Просмотрев повторно наиболее интересные для него сведения, детектив спрятал их в сумку, но, подумав, вынул и свернул в трубку, решив отнести в отделение милиции. «Там они будут в сохранности. Надо отдать должное людям Павла, неплохо поработали».

Письмо друга, короткое и заботливое, еще раз напомнило Арту о необходимости соблюдать осторожность и содержало кое-какую конкретную информацию. Так, например, в нем объяснялись причины бегства за границу Рожновского. Вероятней всего, их следует искать в финансовых махинациях, которые он уже несколько лет предпринимал, пытаясь увеличить свои накопления. Ему грозило банкротство и арест, вот он и сбежал за границу. Но все это одни предположения, а как было на самом деле? Может, бежал он потому, что убил жену и боялся уголовной ответственности? Но уж Марию Решель убил наверняка не он, и вряд ли он вообще был причастен к этому преступлению.

А теперь надо спокойно все обдумать, каждую мелочь. Лучше всего Арту думалось во время прогулок, долгих одиноких прогулок, когда он шел и шел без определенной цели. И место для таких одиноких прогулок было им уже найдено — к востоку от города асфальтированное шоссе долго петляло среди деревьев огромного парка.

По дороге Бакс зашел в отделение милиции и оставил там свой серый пакет. Поручика он попросил заказать разговор с майором Шиманским и поблагодарить его за доставленные весьма ценные сведения.

— И еще, — добавил детектив, — скажите майору, что я догадываюсь, во имя чего ведутся шахматные баталии. Вы не забудете? А как ваши дела? У сына уже выигрываете? Прекрасно! А поскольку вас ожидает партия со мной, продолжайте тренировки.

Во время прогулки, тщательно перетряхивая все известные ему обстоятельства дела, он с удовлетворением констатировал, что его предположение подтверждается вновь полученными доказательствами. А ведь когда он выдвинул свое предположение, оно было только предположением. И вот теперь… Мотив! Как важно для раскрытия преступления установить его мотив или мотивы! Иногда он ясен сразу, иногда к нему пробираешься сложным путем. И вот теперь он почти установлен. Прибегая к метафоре, можно сказать, что цепь почти готова, не хватает лишь нескольких звеньев. Да что там — готова! А это «почти» — лишь из свойственной Арту научной добросовестности. Добудет он эти звенья. Завтра начнется решающая партия, и он, Аристотель Бакс, тоже сделает свой ход.

Кто победит? (Кто победит в шахматном турнире, ибо итог общей победы у Арта не вызывал сомнения.) Петер Нильсон, всегда холодный и сдержанный, или Януш Милевский, азартный, смелый шахматист и превосходный теоретик? Победит ли выдержка железная настойчивость или умная рискованная игра, полная неожиданных поворотов? Ничьей в этом поединке не будет, ибо уставом турнира предусмотрено в случае ничьей играть следующую партию или партии до победы. Победителю достается чудесный серебряный кубок стоимостью в несколько тысяч злотых и бутылка не менее чудесного коньяка из солнечной Франции. Это первый, но не главный приз турнира. Главный намного превосходил своей стоимостью много подобных кубков и бессчетное количество подобных бутылок коньяка — даже из солнечной Франции.

Все обитатели «Альбатроса» сгрудились вокруг шахматного столика. Были тут не только гости пансионата, но и сам хозяин, и даже Розочка со своим вздернутым носиком и стройными ножками.

По жребию играть белыми досталось норвежцу. Похоже, что это обстоятельство подействовало на журналиста угнетающе, и он ничего не мог с собой сделать. Противники подали друг другу руки, шутили, усаживаясь за столик, хотя было видно, что шутки даются им с большим трудом — слишком велико было напряжение, слишком многое зависело от исхода именно этой партии. Остальные турнирные проблемы были решены еще в первой половине дня: третье место занял художник, остальные не имели значения. Правда, интересно отметить такой факт: последнее место досталось доктору. Утром бедняга проиграл юному Олафу, и насмешкам не было конца. Правда, самый юный участник турнира проявил и самую большую волю к победе, завоевав почетный приз — роскошный альбом, так что ходил с гордо поднятой головой.

Шахматы — это война. Если за шахматной доской встречаются сильные партнеры, то шахматная война изобилует жестокими битвами, военными хитростями, отчаянной борьбой за каждую фигуру. Учитывается здесь каждый ход, ценится каждая пешка, от которой зачастую зависит исход партии. Первостепенное значение имеет также инициатива или, наоборот, ее утрата. Очень важно при ведении шахматных баталий знать не только собственные силы, но и силы противника — недооценка или переоценка их опасны.

Противники медленно, не торопясь расставляли фигуры: пешки, король, ферзь, слоны, кони, ладьи. Шестнадцать на шестнадцать, друг против друга, стройные ряды бойцов. Их силы одинаковы в количественном отношении, но поскольку первый ход делают белые, они получают тем самым некоторое преимущество, избирая удобную для себя наступательную стратегию. Разумеется, это не гарантирует еще победы, но преимущество игроку дает. Впрочем, не всегда. В истории шахмат известны игроки, которые предпочитали играть черными.

Первый ход норвежец сделал конем. Журналист, казалось, ожидал именно этого хода, потому что не раздумывая сделал ответный ход — тоже конем.

Бакс понял, что будет разыгрываться партия с применением староиндийской защиты Следующие ходы подтвердили его догадку, они были явно «ничейными». Так бывает, когда серьезная борьба начинается лишь в миттельшпиле. И в самом деле, было сделано уже двадцать ходов, а ни одному из противников так и не удалось добиться даже минимального преимущества. Потери пешек и фигур были одинаковы Правда, за норвежцем оставалась по-прежнему инициатива, но так и должно было быть, поскольку первый ход сделал он.

Прошло около двух часов. Зрители уже не в состоянии были разобраться в игре, не понимая ни тактики, ни намерений игроков. А игроки никого не замечали, полностью поглощенные игрой. Норвежец не отрывал взгляда от доски. Он сидел, обхватив голову руками, крепко сжав губы. Журналист, казалось, утратил обычный апломб, не шутил, не улыбался, лицо его выражало напряженное внимание.

Вытерев вспотевший лоб, он попросил сделать перерыв, что явилось неожиданностью и для его противника, и для всех присутствующих. Обычно перерыв просил сделать тот из игроков, который находился в худшем положении, чтобы отдохнуть, прийти в себя, сбить ритм партии.

Объявили перерыв. Все зашевелились, заговорили, обмениваясь мнениями о партии, высказывая предположения о ее исходе. Мнения были разные.

Норвежец закурил трубку, Милевский курил сигарету за сигаретой. «Что-то слишком много», — подумал детектив.

Он стоял у окна один, размышляя над сложной партией и анализируя шансы противников. Нильсон сохранил лишь минимальное преимущество, но для Бакса было очевидным и другое — игра у журналиста не клеилась, он только защищался, никак не мог перехватить инициативу, а игра в обороне всегда шла у него вяло. Он гораздо лучше чувствовал себя нападая, это была его стихия.