Дом Живых

– Опять Полчек выдумал что-то новое, – слышит она тихие разговоры внизу, за ограждением своей ложи.

– По-моему, он просто выпендривается, – отвечают невидимому для неё зрителю.

– А вот и нет, – смеётся кто-то третий, – он просто уклоняется от покупки лицензии. Если Полчек будет ставить обычные пьесы, к нему рано или поздно придут из Дома Теней. А так он всегда может сказать: «Ну какой же это театр? Это даже на ярмарочный балаган не тянет…»

– Ничего вы не понимаете! – подключается к беседе очередной театрал. – Дело не в деньгах! Лицензия требует соблюдения канона. А пока её нет, можно экспериментировать! Полчек – смелый новатор. Если бы ему были нужны деньги, он бы просто отменил бесплатный вход.

– При таких ценах на напитки ему никакие билеты не нужны, – ворчат внизу, – я остаюсь при своём мнении, он просто выпендривается.

– А я думаю, что Полчек – гений! – горячится оппонент.

Завирушка так и не узнала, чем кончился этот интересный спор, потому что раздалось троекратное жестяное бряканье, и перед сценой стали разгораться магические огни рампы.

**

– Много народу? – страдальчески спрашивает козёл.

– До огровой задницы, – сообщает подглядывающая из-за занавеса Фаль.

– Это будет не просто провал, а провалище, – уныло говорит Пан. – Мы в полной жопе. Нам нужно, чтобы лабухи не облажались. Нам надо как-то успеть сменить декорации после первого акта. Нам нужна Мья. Нам нужно проверить гостью Мастера… Но больше всего нам нужна Мья. Может, правда, поставить столб с глазами?

– Не, – отвечает уверенно Фаль, – спеть за неё, допустим, можешь ты. Но она должна хоть как-то двигаться, иллюзией нужного эффекта не добьёшься. Слушай, какое знакомое платье вон там, в первой ложе! Это не его ты искал?

– А ну-ка, подвинься… – Козёл отодвинул Фаль от прорехи в занавесе. – Точно, оно. Как оно попало к гостье Мастера?

– Не знаю, но у меня возникла интересная мысль… Это же платье, в котором должна была быть Мья Алепу…

– Ты хочешь сказать…

– Почему нет? Что мы теряем?

– Примерно всё, – злобно отвечает Пан. – Мастер нас убьёт.

– Он нас убьёт, если мы залажаем премьеру. А мы её, считай, уже залажали. Значит, мы обречены. Как говорят хобгоблины: «Путь актёра – это путь провала. Веди себя так, будто тебя уже с позором уволили и выкинули из театра с ликантропьим билетом».

– Хобгоблины говорят: «Путь воина – путь смерти». Но я понял, о чём ты, Фаль…

***

– И что ещё кладут в этот мраков смузий? – ворчит Спичка, быстро шинкуя на стойке морковку лезвием секиры.

– Может быть, виски? – осторожно предполагает маховик.

– Как изящна ваша секира, о несравненная! – от всей души хлопает себя короткопалой ладонью по богатой золочёной кирасе пожилой дварф. – Какой мощный обух, какой тонкий подток! Я готов созерцать её совершенные обводы вечность! Могу ли я осмелиться предложить продемонстрировать вам свою? Она уже не так блестит полировкой, как раньше, но ещё весьма крепко насажена на древко!

– Экий вы шалун! – грозит ему пальцем Спичка. – Сейчас не время для любезностей. Я заканчиваю после полуночи, можете пригласить меня в таверну. И, чем нефилим не шутит, может быть, у вас будет шанс похвастаться оружием. Девушке бывает так одиноко в большом городе… Значит, говоришь, виски?

– Виски уместен в любых напитках, – убеждённо отвечает маховик.

– Но не стоит умалять и значение эля! – не соглашается с ним дварф. – Ибо что есть виски, как не божественный концентрат тех же ячменя и солода?

– Добавлю и того, и другого, – решается дварфиха, сметая в стаканы рубленную морковь. – Гостям Полчека всё самое лучшее.

Она заливает корнеплод элем, доливает до верху виски, осторожно перемешивает толстым коротким мизинцем, и задумчиво облизывает его, вызвав сладострастный вздох дварфа.

– Как по мне, морковка только всё портит, – сообщает она. – Но молодёжь вечно пьёт всякую модную дрянь. Отнесу в ложу, не шалите тут.

– Твой смузий, девочка, – дварфиха решительно всучивает Завирушке по стакану в каждую руку.

Та растерянно смотрит, куда бы их поставить, но столика в ложе нет.

– Пробуй! – требовательно говорит Спичка. – Я должна убедиться, что ты получила то, что хотела.

Завирушка отхлёбывает большой глоток и застывает, выпучив глаза.

– Тебе вкусно? – угрожающе спрашивает дварфиха. – Я старалась!

– О… Очень… – давится, но глотает девушка.

– Это то, что ты хотела?

– Э… Да, почти…

– Почти? Да ты, я смотрю, не пьёшь… Невкусно?

Завирушка делает над собой усилие и под пристальным взглядом Спички глотает ещё.

– Я всё правильно сделала? – барменша упирает толстые волосатые руки в бока.

– У нас… обычно… морковку крошат мельче, – испуганно пищит Завирушка, на всякий случай делая ещё один глоток. – Но так даже лучше, спасибо!

– Я решила, что так её будет легче выплёвывать.

– Да, да, госпожа Спичка, вы совершенно правы! – торопливо кивает девушка. – Даже не знаю, почему никто раньше до этого не додумался!

– Потому что я лучшая барменша на побережье! – гордо сообщает Спичка. – Вкусно?

– Очень, – Завирушка делает ещё глоток, мысленным усилием удерживая вылезающие из орбит глаза, – лучший смузи в моей жизни!

– То-то же! – дварфиха гордо удаляется из ложи, и девушка облегчённо выдыхает.

Мир вокруг неё начинает слегка покачиваться, она ещё раз оглядывается в поиске поверхности, на которую можно поставить стаканы, но, не найдя, продолжает сидеть, держа их в руках.

– Лучший смузий на всём континенте! – гордо сообщает она маховику. – Так-то! Надо будет в меню внести.

– Прекрасная дама прекрасна во всём! – галантно подтверждает пожилой дварф.

***

Занавес начинает раздвигаться, открывая сцену. На ней интерьер роскошной виллы в Диаэнкевале, что подчёркивается обильными колоннадами на заднем плане (толстые палки, нарубленные Спичкой и покрашенные в белый цвет, которые прикрывает магия иллюзий). Тифлинги, сидящие на краю сцены, свесив ноги в зал, берутся за лютни и начинают играть. К стоящему возле камина высокому мужчине (его играет прикрытый иллюзией Эд) стремительно шагает из-за кулис статная красивая женщина в мантии птахи, и никто не смог бы заподозрить в этой красавице крошечную гномиху на ходулях.