Дома костей

Поселок готовился к ночи: родители загоняли по домам заигравшихся детей, собака лаяла на овец, не желающих идти в ворота, пожилая пара громко спорила, чья теперь очередь нести топливо к яме, в которой разводили костер. Несколько человек уставились на Эллиса, разинув рот, один даже выглянул за дверь, чтобы получше рассмотреть незнакомца.

Эллис помахал ему рукой. Одна девчушка робко подняла руку в ответ, в другой сжимая вырезанную из дерева лошадку. Немолодой мужчина, видимо, ее отец, заметил, что дочь отвлеклась, ловко подхватил ее на руки и перекинул через плечо. Девочка залилась пронзительным смехом и принялась вырываться, а отец понес ее к дому.

Тоска поднялась в душе Эллиса, набухла, как кровь в открывшейся ране. Ему так хотелось… в сущности, он даже не понимал толком, чего именно. С точки зрения знатной особы, завидовать тут было нечему: тесные домишки, прохудившиеся крыши, овечья вонь, едкий дым. Однако вместе с тем здесь веяло теплом, охватывало чувство общности, какого раньше он никогда не знал.

Может, и глупо, но он никогда не переставал стремиться к нему.

Он сообразил, что слишком долго и пристально смотрит вслед отцу с дочерью, когда проходящий мимо мужчина постарше настороженно кивнул ему и сообщил:

– Если ты ищешь свою девчонку, так она ушла к северному краю поселка.

Эллис чуть заметно поморщился. Адерин уж точно не понравилось бы, что ее назвали «его девчонкой».

– Спасибо, – отозвался он.

Адерин стояла, прислонившись к дереву. Она смотрела куда-то вдаль, видимо, на горы. В пылающем закате были видны лишь контуры вершин, переливающиеся всеми оттенками алого и оранжевого пламени. Кроме вершин, все скрывала густая тень.

– Проснулся? – спросила Адерин, не глядя на него. – Когда я уходила, ты спал как убитый. Хорошо, что ты хотя бы не храпишь.

– Зато храпишь ты, – улыбнулся он.

И удостоился пронзительного взгляда. Минуту губы Адерин оставались неподвижными, а потом она не выдержала и невесело усмехнулась:

– Ну и ладно.

Шум шагов привлек внимание, Эллис поднял голову и увидел приближающегося парнишку, с которым недавно разговорился. Его лицо раскраснелось, словно он недавно умылся, волосы тоже были влажными, и в целом он имел взъерошенный вид бродячего кота, чудом избежавшего купания. Он кивнул Эллису и еще издалека поздоровался:

– Привет, князек.

Эллис недовольно вздохнул:

– Картограф – это не князь. – С досадой он повернулся к Адерин: – Дождусь ли я когда-нибудь, чтобы на меня посмотрели и сразу поняли – картограф?

– Скорее всего, нет, – ответил вместо нее парнишка.

– Все дело в твоих сапогах, – пояснила Адерин.

– И в том, как ты говоришь, – усмехнувшись, подхватил парнишка.

– И в волосах. – Адерин с улыбкой переглянулась с внезапно появившимся союзником. – Слишком уж они опрятные.

Эллис невольно потянулся ладонью к волосам, но заставил себя опустить руку.

– Узнал что-нибудь?

Парнишка кивнул:

– Я тут потолковал кое с кем.

Нахмурив лоб, Адерин уставилась на него.

– Ты?

Тот довольно приосанился.

– Когда в этой деревне хочешь что-то узнать, – гордо заявил он, – спрашивать надо у меня. – Он попытался самодовольно выпятить грудь, красуясь перед Адерин, но поразить ее не сумел.

– У тебя? – сухо переспросила она. – Так ты что, подслушиваешь под дверями?

Парнишка сразу сник, на лице явно читалась досада.

– Нет. Но я знаю людей, а старшие не замечают, когда я рядом.

По-видимому, Адерин это заявление позабавило.

– Ладно, тогда оставлю вас вдвоем. – Она повернулась, чтобы уйти, но парнишка вскинул руку, останавливая ее.

– Дочь Гвина, да? – спросил он. – Ты не первая из своего рода, кто пришел сюда.

Однажды Эллис видел, как подстрелили человека. Это вышло случайно во время учений лучников: пальцы неопытного стрелка соскользнули, стрела вонзилась мальчишке в бедро. С ним все обошлось, рана оказалась неопасной, но Эллис так и не смог забыть выражение его лица.

Вот и лицо Адерин в этот миг стало таким же.

Веснушки ярко проступили на побледневшей коже, тело замерло, не закончив шаг.

– Что ты сказал?

Парнишка скрестил руки на груди:

– Приходил сюда один могильщик несколько лет назад. Немолодой уже, с рыжими волосами. Запомнил его только потому, что он оставлял в лесу еду. Говорил, мол, это на удачу. Мы забирали ее себе, как только он отходил подальше. – Он улыбнулся. – Я тогда был маленький. Мне не разрешали уходить далеко в лес.

– Лаконичность мы уже оценили, – сообщил Эллис.

– Что? – не понял парнишка.

Эллис нетерпеливо махнул рукой:

– Продолжай.

Тот нахмурился:

– Даже не знаю, стоит ли. Вы все равно недовольны…

Эллис вздохнул, полез в карман и вынул монету. Положив ее на указательный палец, он щелкнул по монете большим, и она, вращаясь, взвилась в воздух, сверкнув в лунном свете, прежде чем парнишка схватил ее. Его круглые щеки раскраснелись от удовольствия.

– А теперь, – велел Эллис, – рассказывай все, что узнал.

Парнишка не сводил глаз с монеты: она была медной, но ему, похоже, казалась золотой.

– Про тебя – ничего, – прямо ответил он. – Здесь никогда не было ребенка по имени Эллис. И никто из детей не пропадал: либо исчезали вместе с родителями, либо потом находили что-нибудь от них. Пальцы или клочки одежды.

В разочаровании Эллиса не было ничего нового, оно привычным грузом легло на плечи.

Адерин смотрела на парнишку так, будто была готова схватить его за плечи и в буквальном смысле вытрясти все ответы.

– А мой отец? Значит, он?..

– Ушел на рудник, – сообщил парнишка. – И больше мы его не видели.

Эллис замялся: ему хотелось протянуть руку и положить на плечо Адерин в знак поддержки или хотя бы коснуться ее пальцев. Он знал, что прикосновение способно стать спасительным – и вместе с тем навязчивым.

– Спасибо, – сказал он парнишке.

Тот даже не попытался уйти.

Эллис хотел было скрестить руки на груди, но предупреждающий укол боли в плече заставил его отказаться от этого намерения.