Дома костей

Рин шагнула в очередной дверной проем, и ей открылся еще один зал. Будто бы она снова очутилась под открытым небом – настолько высоким здесь был потолок.

А посреди зала стояло изваяние.

Оно выглядело деревянным, но это не могло быть правдой – дерево отчасти утратило бы блеск. Только заметив сухие и скукоженные листья, Рин поняла, что изваяние – это живое дерево, уснувшее в преддверии зимы. Его ветви, ствол и даже корни составляли подобие человеческой фигуры. Мужчина стоял спокойно и уверенно, подняв одну руку в приветственном жесте, а в другой сжимая меч. Его шлем, повторяющий очертания оленьих рогов, делал его красоту неземной.

– Король Араун, – благоговейно проговорила Рин. Она не удивилась бы, если бы изваяние ответило ей, но оно осталось неподвижным. Рин почтительно склонила голову, пусть и всего на миг.

Должно быть, когда-то здесь, в большом зале, принимали гостей, прибывших подивиться чудесам крепости Сиди. Зал до сих пор сохранял красоту, как цветок, засушенный между страницами книги. Его цвета потускнели, но линии и формы все еще были прелестны. Здесь король иных, наверное, устраивал веселые пиры, и Рин позволила себе вообразить их. Наряды из морской пены и кружева, головы, увенчанные листьями и сверкающими драгоценностями, кубки, полные до краев игристыми винами, и над всем этим великолепием – король иных в короне из оленьих рогов. Рин поймала себя на том, что даже замедлила шаг, чтобы не потревожить листья. Здесь, в королевском зале, самой себе она казалась неопрятной и неотесанной и все еще дрожала после холодной озерной воды.

– Поверить не могу, что он бросил все это, – тихо произнес Эллис.

– Должно быть, разочаровался в людях, – отозвалась Рин. – После того как Гвидион сначала ограбил его, а потом развязал против него войну, Араун, видно, решил, что люди не стоят того, чтобы оставаться рядом с ними. И он собрал свою свиту, всю свою магию и уплыл прочь.

Вид огромного зала вызывал горьковато-сладкое ощущение давно ушедшего мира, побуждал Рин больше узнать о нем. Так и тянуло вымести отсюда опавшую листву и паутину, зажечь свечи, вернуть крепости Сиди тепло и уют. Она чем-то напоминала дремлющего зверя, который проснется, если его погладят по-настоящему ласковые руки.

Но даже восторг не затмил ее понимание, что это место никогда не будет принадлежать ей. Оно не предназначено для таких существ, как люди. Мать с маленьким сыном отважились поселиться здесь, и поступки женщины пробудили дома костей. Остаться и даже ненадолго задержаться в крепости было бы глупостью, хоть Рин и понимала, почему может возникнуть такое желание.

– Нам надо найти котел, – напомнила она, понизив голос.

Эллис разглядывал великолепный зал, его высокие окна и птиц, гнездящихся на карнизах над ними. Его губы беззвучно шевелились, пока он вдруг не опомнился.

– А?.. Да. – Он помолчал. – Мы быстрее обыщем крепость, если разделимся.

– Думаешь, это безопасно?

Эллис дернул здоровым плечом:

– Ничего безопасного в этой крепости нет. Вот потому-то я и не хотел бы здесь задерживаться. В твоем предании сказано, что в котле требуется вскипятить воду, значит, в первую очередь искать надо там, где есть очаг или камин.

– Ясно. – Отчасти ей даже хотелось остаться одной: сумятица последних нескольких дней угнетала, Рин еле выдерживала ее бремя. – Но мы обязательно должны встретиться через несколько часов. Скажем… через два?

– Я осмотрю восточные башни, – решил он, – а ты западные.

Прежде чем отвернуться, Эллис помедлил, искоса бросив взгляд на дерево-изваяние. Он казался при этом далеким, отчужденным. Он прошел в двери и скрылся в коридоре за ними.

Рин не двигалась с места. Дыхание стало прерывистым, из груди вырвался звук, похожий на икоту. Ноги задрожали, и она опомниться не успела, как уже сидела на одном из запыленных стульев. Она не знала, почему это место так действует на нее, но отрицать его влияние было глупо. Оно было средоточием всех древних преданий, всех сказок на сон грядущий, всех проблесков зловещих дебрей, которые она видела, заходя в лес с самого краю, всех чудовищ и героев. И ей было до слез жаль, что она не сможет рассказать обо всем этом отцу.

Ей вспомнился мертвец, блуждающий по лесу в сером плаще, с половиной резной деревянной ложки.

Еще один сиплый звук вырвался у нее, причинив боль легким: она не плакала, но была близка к этому. Рин с силой зажмурилась, пережидая жжение в глазах.

Отец привел ее сюда, как будто знал, что она задумала. А может, и вправду знал. Может, он давно понял, что именно она придет сюда, к истоку давних преданий, потому что она из тех людей, которым просто неведомо, как это – взять и сдаться.

Ей вспомнилось ощущение своей руки в отцовской руке, вспомнилось, как она сжимала пальчиками его натруженные загрубелые пальцы.

Вспомнилась сидящая в кресле-качалке мертвая старуха, с которой была не в силах расстаться ее дочь.

Вспомнился король иных, покинувший свой дом, потому что он не мог остаться здесь.

И мать с мертвым ребенком на руках и разбитым котлом воскрешения у ног.

Рин стиснула в руке сломанную ложку, чувствуя, как накатывают волны горя.

* * *

Эллис не знал, чего ждать от крепости Сиди.

Кое-что о ней он слышал. Барды пели о ней в большом зале Каэр-Аберхена за миску теплого супа с куском крольчатины и соломенный тюфяк. Он слушал рассказы о бессмертных телвит тэг, о великих кровопролитных битвах и о пирах. Он ждал, что крепость окажется точь-в-точь как из этих легенд: непостижимой и недружелюбной.

Чего он не ожидал, так это того, что почувствует себя здесь настолько уютно.

Пока он шагал по коридорам старой крепости, его сердце начало биться спокойно, в четком ритме, дыхание выровнялось. Наверное, потому, что все вокруг напоминало ему обстановку, в которой он вырос: Каэр-Аберхен был хоть и не такой величественной, но все же крепостью – с башнями и стенами, с огромным залом, высокими окнами и слугами, безуспешно пытающимися отвадить птиц от потолочных балок.

Для Эллиса домом были письма, вложенные между страницами тетради в кожаном переплете, и мелкие белые цветы, растущие под окном его спальни. Домом была политая медом теплая овсянка, запах мокрого камня после весенних дождей, кухарки, негромко напевающие за работой.

Домом были вкус, запах и осязание. Не место.

И это место вполне могло быть чьим-то домом.

Он проходил по одному коридору за другим, пока не очутился в самой дальней из комнат. Наверное, здесь были покои самого короля: несколько стен отделяли их от двора, так что более безопасного места в крепости вряд ли можно найти. Огромный камин занимал одну стену, в нем все еще сохранилась подернутая пылью зола, гобелены отяжелели от паутины. Все это ничуть не умаляло величия королевских покоев.

Эллис протянул руку и провел пальцами по длинному дубовому столу. Ему мерещился звон супниц и кубков, запах тушеного мяса и выдержанного вина. Он закрыл глаза. Крепость Сиди казалась возведенной не из камня, а из воспоминаний.

– Куда же вы ушли? – пробормотал он.

На высокой спинке стула сидел серый голубь. Неудивительно: почтовых птиц наверняка с собой не взяли. Голубь настороженно следил за ним, отвыкнув от присутствия людей.

Дверь в спальные покои короля не поддалась. Эллис нахмурился, толкнул ее снова и сумел поддеть засов так, что тот выскользнул из петель. Дверь медленно приоткрылась.