Домой хочу! Или как выжить?
Шрифт:
– Вот вам на обзаведение, самое нужное, а потом, когда осмотритесь, буду уже то, что скажете, приносить. Антипиных размеров не нашел, взял кой чего, но все надо ушивать и отрезать, мелковат наш ведовой, усох за долгий сон. Да и твой наряд, Зинуша, совсем не подходит для нашего мира, я тут ткани набрал, всяких ниток, может чего и сообразишь для себя и Антипы.
– Зима у вас тут есть?
– Что такое зима?
Пока объяснила, замучилась. Пол и выскочивший на его голос Антипа никак не могли понять, что такое бывает. В их мире только как бы наша ранняя осень бывает и потом опять тепло, что порадовало. Пока они раскачаются, чтобы меня вернуть. Какой-то подвох был в поведении Пола, недомолвки и виртуозное владение менять тему разговора. Заострять внимание на этом пока не стала, надо присмотреться и понять что к чему, раз уж озвучено было, что в течение полугода все исправят, подождем. И закрутилось все колесом: неделя пролетела незаметно, я возилась с лютиками-цветочками, Антипа "хлопотал в дому", который постепенно расширился, появилась мансарда, несколько небольших комнат. Теперь это был уютный коттеджик, окруженный красивыми цветниками. Надо сказать, все,
– Это не твоя вонючая 'Лупашка', - он так обзывал мою машинку 'Лупо', - бензином не воняет и ко мне неровно дышит.
Я за неделю перестала удивляться его выкрутасам и смирилась, зато Антипа был в восторге, как же побратались они.
– Ить родственники мы теперя с тобой, брателло!
– С легкой Степиной лапы он нахватался словечек, и было забавно слышать: "Чегой-то ты оборзеваешь", "я ить не догоняю", "не гони волну!"
Я сшила ему простую распашонку, укоротила и ушила порты, остригла вихры, ведовой наш стал похож на мелкого шустрого пацаненка, кот тоже подрос, этакая собачка получилась, размером с французского бульдога. По вечерам мы с Антипой каждый день расчищали заросли на озере, которое утром следующего дня становилось больше как раз на расчищенный участок. Теперь уже плавать можно было не на пять-семь метров, а на приличное расстояние.
У меня уже вошло в привычку утром и вечером обязательно плавать, Антипа побаивался воды, объясняя это тем, что 'Богинюшка не простила!' Пыталась расспросить про Богинюшку - сказал:
– Не теперя, вот озеро дочистим, и, если будет знак, всё обскажу!
– Ты б, Зинуля, пирогов-плюшек напекла, что ли?
– Ты ж их не ел никогда?
– Тогда не ел, а сейчас бы не отказался, да и братана надо откармливать, доходяга, ветром куда-нить унесет!
– От, только бы обзывалсси, Коська мой вот никогда б меня не обозвал!
– Коська это кто?
Антипа опечалился.
– Брательничек мой, меньшой, они у мамушки позние детки родились, я ужо сам подумывал жениться, когда мамушка понесла, да как славно - Коську и сестриц родила, Лушу и Вирушку. Коська и Луша обличьем в батюшку пошли, темноволосые, крепенькие, а Вирушка, лебедушка белая, со мной похожа была,.. да, немного им довелось пожить.
– Давай-ка пока лучше пирогами займемся, а то и Зинуша сейчас слезы лить начнет, у неё тоже горе большое, - кот вскочил с камня, где постоянно лежал, наблюдая за нами, пока мы вычищали озеро.
ГЛАВА 2
Пироги и плюшки удались на славу, Антипа едва поднялся из-за стола.
– Ай, угодила, ай, лепотно! Я ить быстро телеса наем с пирогами-то!
Кот меня удивил - пироги ел!! Это мой капризный, который на Земле очччень переборчивый был, занятно.
Антипа постоянно выспрашивал, как и что в нашем ' безмагическом миру', загорелся идеей построить баньку.
– А и хозяйство какое-никакое надоть, чай семья у нас: ты, братушок и я! Вечерами он много рассказывал про свою 'жисть ране', про то как много было в пору его юности ведовых, как верно они служили сторонушке родимой и как во время бунта их безжалостно и целенаправленно убивали озверевшие бунтовщики.
– Много ить тогда наших погибло, потому как защищали святилища Богинюшкины, а и мои родные попали, хоромы-то наши в Унгаре-столице недалече от храма Бастики стояли, и когда все усмирено было, я домой наведался...
– у него перехватило горло, и он замолчал, натужно сглатывая. Помолчав, сказал: - Это ить горе-горькое увидеть своих дорогих убитыми!
Мы с котом, не сговариваясь, с двух сторон обняли его, я за плечи, а кот лапами за руку.
– Может, не стоит, тяжко же такое вспоминать?
– Знаешь, сколь я это в себе носил, договорю ужо. Батюшка с пятью стрелами в груди, а мамушка рядом, тожеть со стрелой, а Коську с сестрицами я так и не нашел. Онемел я тогда от горя-то, видеть никого не мог, и попросился сюда вот, Богинюшкино озеро-то приглядывать, да с отшельником Ринтом кров делить. Ринт какие-то все заклинания новые придумывал и испытывал, я с домом по хозяйству, эдак полста лет и прожили, а потом чегой-то у Ринта не пошло, нашел я его в опытной уже холодного. И такая тоска меня взяла, что я и уснул с горя, ну это как бы в спячку впал, думал годочка на 2-3, а оно вона как вышло. Богинюшка на меня теперь серчает, ладно хоть дом начал меня принимать.
– А бунт-то из-за чего произошел?
– А из зависти и подлости нашей, чего ж ещё может быть? Она, Бастика-то наша, Богинюшка славная и добрая, мы ж за ней как беззаботно жили, да вот нашелся завистник один, начал подбивать всяких непотребных личностев на бунт, да какими-то посулами сумел договориться с чарфами, энти-то всегда недовольны были, что Богинюшка их на Дальний материк загнала. Оне как бы и люди и нелюди, в то время имели крылья, а поскольку были зловредные, Бастика их и наказала, а материк-от пустынный, горы почти везде,
хозяйствовать они не хотели и не любили, вот на их злобе и алчности и сыграл отступник-то. А ить был в любимчиках у Богинюшки, да... Ну и среди лиардцев нашлися недовольные и алчные, вот и завертелося в один момент по всему Лиарду, в столице-то проспали, энти, сыскные, а пьяные да наглые начали громить дома, убивать и грабить. Войско с границы уже шло на подмогу - у нас ить мирно было, только и были служивые, что на границах, для порядку, ну а пока только мы, ведовые и дворцовая охрана и встали супротив бандитов-охальников. Мастеровые и те, кто похрабрее, тожеть стали к нам пробиваться, а мы, уже все ранетые, потихоньку отходили к храму Бастики. Богинюшка-то наша как бы два лика имеет: один вот как людской - ох и красива она, а второй вот, как Степка, только поболе будет в размерах и черна как ночь, такая гибкая вся, как вода, текучая. А в храме том были служительницы и кошки, завсегда там их много было, их баловали все, ну вот они и встали в дверях храма, как вон Степа, выгнулись и шипели, да только куда им против чарфов, не сладить малым с ними было, но кошки их славно отделали, хоть и самих живыми-то почти не осталося, а служительницы наравне с нами защищали Богинюшку. Да.... Нас ужо горстка оставалась, а энти богомерзкие рвались к Богинюшкиной статуе, один самый злобный замахнулся, чтобы кинуть в статую булыжником и заорал, что дескать, сравняем с землею все и тут вот и случилося... мы-то спиной стояли не видели, только как ветер из-за нас вырвался и шипение раздалося: "Как посмели вы, мерзкие твари, в моем доме пакостничать? Моих служительниц и имеющих мой облик зверюшек сгубить?" Энтот, с булыжником-то закаменел и вмиг пылью осыпался, вот тогда взвыли все нападающие и повалилися на колени, а из-за нас выпрыгнула черная, сильно злая кошищща, глаза красные, из них молнии летят, только повела по сторонам-то, и все чарфы уменьшились, стали этими мерзкими, что ночью летают, а днем спять книзу головами. А Богинюшка и сказала: "Сильно вы меня разостроили, не помните вы добра, не хочу я вам боле помогать и защищать, и будет так, пока не родится от иной и истинно поверившего в меня, имеющего две пряди в волосах, тот, кто объединит всех, тогда я и вернуся, а пока нет моего прощения вам, я сказала!" Тут в энту самую минуту в храм ввалились барсовые и пали в ноги Богинюшке, старший из барсов и молвил так: "Прости, нас, Великая, поздно пришла к нам весть, что объявилися у тебя враги, припоздали мы немного, но вот наше оправдание" - он швырнул голову отрубленную негодяйскую. У Богинюшки-то краснота из глаз исчезла, молвила она тогда: "За верность вашу не стану лишать вас моих святилищ, всем, кто меня до конца защищал, дарую удачу в делах и семейной жизни. А за слуг моих, безвинно погибших, она махнула хвостом, не бывать на этой земле моим ликам!"И исчезла, и все бунтовщики точас и в пыль обратилися. Мы-то убитых да ранетых начали выносить, уж больно в храме-то дух тяжелый стал, вот все как вышли, он, храм-то и рухнул, да прямо на мелкие камни и рассыпался. Мы-то потом узнали ужо, что, кроме барсовых владениев, везде, по всему Лиарду храмы-то и рассыпалися. Вот тогда и погрузилися все в траур, Богинюшка наказала. А барсовые с той поры в храмы Богинюшкины людишек-то и не пускают, они-то и не против бы, а какая-то стена не дает людям-то в храм войтить. Вона как, бунт отразился. А в Лиарде сколь не пыталися храм хоть один возвести Бастике, рушилися, сейчас-от не знаю, может и сменила гнев на милость Богинюшка, надо вот Пола попытать, я ить не при делах! А кошек тогда совсем мало осталося в миру-то, да и плодиться они стали мало, видать тоже обида большая на людишков-то у них завелася.
ГЛАВА 3
– А вот вы-то как оказалися у нас в миру?
– Да, случайно, ошиблись ваши маги или кто там ещё, стопроцентно. Мы со Степкой ездили на базар, есть у нас недалеко село, где по четвергам базар бывает, и цены подешевле, и выбор хороший. Степа в машине сидел, а я прикупила и вещи, и кой чего поесть, приехали домой, Степа уже возле крыльца был, а я с сумками сзади шла. Возле лица какая-то паутина зависла, голубоватая, я отмахнулась рукой, а она возьми и прилипни к лицу, поставила сумки и полезла за платком, и не смогла руку поднять, как онемела она, паутина как живая по мне поползла. Соседка цветы поливала, я ей шумнула, чтобы меня из шланга окатила - на улице-то под сорок жары, а вода как бы о щит какой-то ударяется, на меня ничего не попадает. Вот тут я запаниковала, а паутина, облепив всю, начала как бы в воронку закручиваться, все мельтешит перед глазами, куда-то проваливаюсь, и сверху на голову сваливается кот, сознание отключается. А очнулась уже на полянке, кот надо мной слезы льет и не мяукает, а человечьим голосом причитывает, что пропадет без меня. Представь: все кружится перед глазами, страшно болит голова, и как довесок - говорящий кот. Впору опять отключиться. Кой-как собрала себя в кучку, полусидя воду пью, кот у меня догадался лапой подкатить бутылку с водой, а тут из ниоткуда появляется нечто - какая-то непонятная фигура из палок и сучков с зеленой паклей на верхней части и чего-то то ли скрипит, то ли квакает, а видя что мы не понимаем, тянет ко мне свои сучки, обхватывает голову, и опять я уплываю от дикой боли в голове. Оказывается, это мне так в голову вкладывали умение ваш язык понимать. Пол потом уже объяснил, что такое действие безболезненно обычно бывает, а когда кот запрыгнул в эту воронку мне на голову, чего-то при переносе сбилось, отсюда и дикая боль в голове, ну и плюс мой возраст. Вот все и наложилось. Когда опять очухалась, слышу, Степа шипит, ругается на Пола, типа что всех уроет, а тот ему объясняет про этот перенос-переход. А обличье Пол уже человеческое принял, он так сучками-палочками нашу реакцию на него проверял, потом он нас сюда привел, на твою полянку-вотчину. То что я здесь по ошибке, сомнений не вызывает, зачем здесь шестидесятилетняя пенсионерка, которой жить-то осталось не так и много, Пол обещал найти того шутника и вернуть меня назад, я так домой хочу! Только вот сказал, быстро не получится, с половину нашего года надо подождать, будем надеяться, время быстро пройдет.
– Ай тебе туточки не пондравилося? Ить красота кругом!
– У нас говорят: в гостях - хорошо, а дома лучше. Да и мир ваш, магический для меня чужой, магии во мне быть не может, все чуждое, я уж лучше домой, в привычное свое существование.
– Ну, как Богинюшка решит, так и будет!
– Ты же сам говоришь, что осерчала она на ваш мир, неизвестно где сейчас, да и кто я такая, чтобы Богиня ваша вдруг мной озаботилась, это ты, Антипа Веремеич, загнул!