Домой хочу! Или как выжить?

Пантера вздохнула:

– Хам и нахал, жду извинений!
– и исчезла.

Кот со вздохом попросил Дима:

– Отнеси меня к детям, не надо им такую мать видеть, расцелуюсь с ними, а потом, помолясь нашему Боженьке, начну звать её.

Надо было видеть радость детишек, особенно Лучика - он бережно держал кота на коленях и, едва прикасаясь, гладил по спине.

– Луча, что за бабские нежности, мы с тобой мужики или где? Ты тут без меня не кис? Маленько? Ну... как бы, можно... Почему я спал и не просыпался? А устал как собака, один Громодан меня достал... не, не... не боись, куда уж я от вас? Любава рыдала? Ну, прям, как не моя, и ни разу? Так и сидели дома? Я так не играю, вы мои или не мои? Вот - вот, Димандановичи - Степановичи, чтоб я скулёж не слышал, я пойду возле мамы посплю, поохраняю, а вы чтоб имели бодрый вид и холодные уши. Луча, дай я тебя поцелую, и тебя, и тебя, егоза. Поля, а ты в курсе, что страшенный куст напоминаешь, этот как его... а... держидерево? Ну, на том и стоим, пошел я спать, да немного, немного, пока слабак я... только физически, дух русский, ничем не выбьешь.

Возле Зины кот с кряхтением вытянулся:

– Дед, а чего-нибудь обезболивающего не дашь? Мое состояние сейчас как после асфальтового катка, раскатан в блин... блин. Дим, ты малость с ней поговори, а я вздремну, а уж потом оторвусь, пока она мне ответить не может, всё припомню!

Кот отрубился, ланда тоже пошел отдохнуть:

– Большой, однако, переход был, да и здесь силы много ушло, надо отдохнуть, а потом с вашими магами пообщаться, Ухра-то мой где? В Магвере? Пусть появится, как отдохну.

Косик с Артемием заскочил, сказал,что у Антипиной жены начались схватки, мужики -Таши и Антипа - понеслись туда, в доме наступила удивительная тишина, детки тоже уснули, Пол перенёс их в кроватки и взглянул на себя в зеркало:

– Ишь ты, держидерево... ну, раз гадости говорит, значит, ожил! А я, пока дочка моя не скажет мне, что я на чучело похож, ничё менять в облике не буду. Неведомый нам Боже Земной, верни её к нам, прошу!- взмолился Пол.

ЗИНА. Вокруг был туман, такой неподвижный и густой. Вспомнился наш фильм "Чародеи", тоже, что ли покричать: "Люди! Ау!" Что делать? Ни присесть, ни прилечь, ничего не видно, под ногами твердой опоры не наблюдается. Хорошо, хоть сырости нет - попробовала крикнуть - туман глушил звуки. Что ж, пойду или поплыву, вернее, туда, не знаю куда, ...куда глаза глядят, поплыла в этой невесомости рывками - всё оставалось таким же, и через какое-то время поняла, что выдыхаюсь. Куда попала, зачем? Так и пропаду в этом тумане, похоже. В размышлениях не заметила, что впереди туман как бы истончается, и, после очередного рывка, вывалилась на поляну. Обычная такая, вся в мелких цветочках, и летающих повсюду бабочках, пчелах, ещё каких-то насекомых. Долго сидела, не шевелясь, приходя в себя. Яркая желто-коричневая с красивыми лиловыми пятнами бабочка, села мне на руку, и я залюбовалась ею, потом, кряхтя и охая, встала. Надо было идти дальше, куда-нибудь да выбреду, всяко лучше этого тумана, брр, я передернулась.

Внезапно молодой мужской голос заорал:

– Баба Зина!
– и навстречу мне выбежал юноша, подхватив меня, закружил, радостно крича, - Баба Зина! Как я рад!

– Поставь меня уже, голова кружится!

Он поставил меня на землю и, приглядевшись, я неуверенно сказала:

– Бодь, это ты?

– Я!
– у меня подкосились ноги, он поймал меня у самой земли, - Бодик, это, правда, ты?

– А ты меня что, по ушам не признала?

Уши у моего, давно ушедшего на небеса, внука, и впрямь, были примечательные, не просто лопоухий, а сверхушастый был ребенок. Я притянула его к себе и, не замечая, что слезы бегут, нацеловывала его, гладила по лицу и голове, и не могла остановиться.

Сзади на плечи легли две мужские руки и такой родной, слегка подзабытый голос сказал:

– Привет, ма!-

– Сыночка, Митенька, - повернувшись, я судорожно вцепилась в него, - вы мне не снитесь?

– Ма, конечно, нет!

– А где...
– мне не дал договорить второй родной голос.

– Может, меня тоже обнимешь?

Меня обняли вторые руки, и вот тут я заистерила. Я рыдала, вцепившись в сынов, приговаривала, жаловалась, что мне так плохо и горько без них жилось, что так долго была без них, что оставили меня одну... Сыны вытирали мои слезы.

– Ма, ну, чего ты, как маленькая, вон Богдан сейчас тоже заплачет!

– Всё-всё, они сами бегут, это я от радости, дайте я на вас полюбуюсь, -

мои ребёнки имели цветущий вид, я обнимала то одного, то другого, панически боясь, что проснусь. Очень нескоро все трое смогли убедить меня, что не снятся, я же так и не отцеплялась от них, то целовала своего выросшего внука, то, замерев, любовалась ими, то опять переспрашивала одно и то же. Сыночки обстоятельно отвечали на все мои вопросы, я через пять минут опять спрашивала про то же самое, пока Митюшка - мамина вредина, ехидными репликами не начал приводить меня в чувство, я мгновенно оскорбилась, потом тоже начала ехидничать и они засмеялись.

– Теперь порядок. Мам, мы так счастливы видеть тебя, мы тебя очень любим, не сомневайся, и не перестанем любить, присматриваем за тобой, радуемся за тебя.-

Мы разговаривали и смеялись, вспоминали их проделки, они рассказывали мне то, что скрывали когда-то от меня, говорили, что здесь у них все нормально, что оба здоровы, что занимаются спортом, что Богдан постоянно с ними.

– Ма, все нормально, не переживай!

Душа моя бабочкой летала от счастья и как ледяной душ были слова:

– Ма, нам пора и тебе тем более.

– Куда пора? Я только вас увидела, я никуда не пойду! Вы - все, что у меня есть, нет, я вас не отпущу!
– я заметалась между ними.

– Ма, мы пошли, помни, что мы всегда рядом и любим тебя, мелкие нам тоже очень по душе, иди к ним, ты им нужнее!
– расцеловав меня и крепко-накрепко обняв, они все трое растворились.

Я стала рыдать и кричать пока не охрипла, бессильно опустившись на землю, долго сидела без движения, бездумно уставившись в одну точку, очнувшись, не увидела полянки, вокруг опять был мерзкий туман.

Одно различие, впрочем, имелось, под ногами была твердая поверхность. И, вздохнув, я поднялась и пошла. Твердь оказалась своеобразная - едва я делала неверный шаг, и нога тут же зависала в невесомости, приходилось опять нашаривать твердую опору. Так и шла, как в сказке - долго ли, коротко, пока не запнулась, обо что-то живое, внизу сидела смутно знакомая пантера, извинившись, переступила через неё и пошла дальше. Через несколько метров, опять запнулась, опять извинилась, а в третий раз спросила: