Дон Жуан в Неаполе

ДОНЪ ЖУАНЪ. Теперь поговоримъ съ тобою, Лепорелло. Безсовстный! Неблагодарный! Не былъ ли ты для меня скоре другомъ, чмъ слугою? Не говорилъ ли я теб вчера, что для меня изъ всхъ возможныхъ женщинъ міра твоя жена, если бы она была у тебя, самая неприкосновенная святыня?

НИЩІЙ. Вы говорили, синьоръ. Я слышалъ собственными ушами.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Зачмъ ты скрылъ отъ меня, что женатъ и кто твоя жена? Смотри, коварный: только счастливый случай и цломудренная энергія синьоры Габріэллы спасли меня отъ преступленія, а всхъ насъ троихъ отъ несчастья!

ЛЕПОРЕЛЛО. Господа! Факты противъ меня, но факты же меня и оправдаютъ. Донъ Жуанъ! Согласитесь, что, когда я васъ зналъ, вы были человкъ гршный.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Согласенъ.

ЛЕПОРЕЛЛО. Вы думали только о женщинахъ и нисколько о добродтели. Такимъ же встртилъ я васъ и вчера. Я, за десять лтъ, остепенился, вы ничуть. И, когда я пробовалъ васъ образумить, вы кощунственно возразили, будто мораль идетъ ко мн не больше, чмъ тонзура балерин.

ДОНЪ РИНАЛЬДО. О, ужасъ!

ДЖЮВАННА. И не отсохъ же языкъ у нечестивца!

ЛЕПОРЕЛЛО. Опасное состояніе души вашей огорчило меня, синьоръ. Вы неисправимый рецидивистъ, синьоръ. Однажды васъ уже брали черти — вы вернулись отъ нихъ, ничему не научившись и ничего не забывъ. Говорятъ, будто гд чортъ не сможетъ, туда онъ бабу пошлетъ. И вотъ, въ интересахъ гибнущей души вашей, я ршилъ дать вамъ просвтляющій урокъ при помощи этой женщины, въ добродтель которой я врю, какъ въ солнечное затменіе!

ДОНЪ ЖУАНЪ. Если таково было твое намреніе, любезный Лепорелло… (Тихо.) То-то, плутъ! будешь впередъ интриговать противъ меня?

ЛЕПОРЕЛЛО. И другу, и недругу закажу. (Вслухъ.) Ршаясь на испытаніе, въ которомъ Донъ Жуанъ потерплъ такое нравоучительное пораженіе, я ничмъ не рисковалъ, синьоры. Я слишкомъ хорошо зналъ свою Габріэллу. Ея добродтель подобна пористому камню, пройдя сквозь который даже гнуснйшая грязь истекаетъ водою чистою, какъ слеза.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты могъ бы лучше выбирать свои выраженія, любезный.

ЛЕПОРЕЛЛО. Это такая женщина, что, въ ея присутствіи, даже донъ Ринальдо минутъ пять чувствуетъ себя порядочнымъ человкомъ. Я заране зналъ, что изъ встрчи съ Донъ Жуаномъ не она выйдетъ обольщенною, но онъ посрамленнымъ и исправленнымъ. Былъ ли я правъ? Они оба предъ вами. Спросите.

ГАБРІЭЛЛА. Если точно таковы были ваши намренія, милый Эджидіо… (Тихо.) Не воображайте, что вамъ удастся вырядить меня въ дуру. Я теперь хорошо васъ поняла, что вы за птичка.

ОБЫВАТЕЛЬ. Долженъ сознаться, что я пораженъ глубиною вашего доврія къ жен. Я ни за что не ршился бы на подобный опытъ съ моею Эрменгардой.

ВТОРОЙ ОБЫВАТЕЛЬ. Ни я съ Джуліей.

ВС. Ни мы, ни мы, ни мы!

ОБЫВАТЕЛЬ. Тмъ непростительне, при столь добродтельной жен, вашъ проступокъ съ Маріанною.

ЛЕПОРЕЛЛО. Нтъ, синьоръ.

ОБЫВАТЕЛЬ. Какъ? вы опять отрицаете?

ЛЕПОРЕЛЛО. Я отрицаю не фактъ, но проступокъ. Маріанна! Покажите вашу индульгенцію.

МАРІАННА. Ой, что вы, хозяинъ! Свтло.

ЛЕПОРЕЛЛО. Вотъ документъ, по которому Маріанна можетъ гршить, не согршая. Грхъ, который, утративъ элементъ грха, сохранилъ элементъ удовольствія, не есть ли уже не грхъ, но доброе дло?

ДОНЪ РИНАЛЬДО. А вдь въ самомъ дл?

ДОНЪ ЖУАНЪ. Я слдовалъ этому правилу всю свою жизнь.

ЛЕПОРЕЛЛО. Содйствовать доброму длу не значитъ ли совершать, въ свою очередь, доброе дло?

ДОНЪ РИНАЛЬДО. Еще бы! Мы, ученые, называемъ это накопленіемъ атмосферы добра.

ЛЕПОРЕЛЛО. Превосходно! Не ясно ли, что, чмъ усердне Маріанна будетъ пользоваться своею индульгенціей, тмъ гуще будетъ накопляться вокругъ нея атмосфера добра? И не ясно ли, что всякій, ей содйствующій, достоинъ отнюдь не сченія на площади, но, напротивъ, признательности за общественную заслугу?

НИЩІЙ. Я вамъ говорилъ, что онъ въ логик чортъ!

ОБЫВАТЕЛЬ. Вы заставили меня задуматься.

МАРІАННА. И думать нечего! Подписывайтесь обими руками.

ЛЕПОРЕЛЛО. Что дурного я сдлалъ кому-нибудь изъ васъ? За что вы вс противъ меня? Вотъ вы, верзила, мастеръ играть въ мору и считать по пальцамъ. Поднимите руку, и я докажу всенародно, что каждому изъ участаиковъ нашей передряги я принесъ существеннйшую пользу. Донъ Жуанъ…

ВТОРОЙ НИЩІЙ. Разъ!

ЛЕПОРЕЛЛО….вышелъ на сцену развратникомъ и соблазнителемъ женщинъ, а сойдетъ съ нея, благодаря мн, очищеннымъ и просвщеннымъ.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Настолько, что — будьте вс свидтели: прошу тебя, Лепорелло, — когда я умру, похорони меня въ монастыр съ самымъ суровымъ уставомъ.

ЛЕПОРЕЛЛО. Жена моя, синьора Габріэлла…

ВТОРОЙ НИЩІЙ. Два!

ЛЕПОРЕЛЛО….была извстна въ Неапол, какъ красивая женщина, но добродтель ея оставалась свтильникомъ подъ сосудомъ, алмазомъ въ земл. Благодаря мн, алмазъ отшлифованъ и свтильникъ возблисталъ!

ГАБРІЭЛЛА. Честь, которую ты находишь нужнымъ воздать мн, добрый Эджидіо, принадлежитъ не мн, но всмъ женщинамъ Неаполя. Каждая изъ нихъ сдлала бы то же, что я, — и даже гораздо лучше.

ВС. Да здравствуютъ женщины Неаполя!

ЛЕПОРЕЛЛО. Маріанна…

ВТОРОЙ НИЩІЙ. Три!

ЛЕПОРЕЛЛО. Безъ меня, кто бы изъ васъ зналъ, что въ нашей сред находится существо, столь совершенное, что уже не можетъ согршить, даже согршая?

ВС. Да здравствуетъ безгршная Маріанна!

ЛЕПОРЕЛЛО. Доброй старушк Джіованн изъ Ночеры…

ВТОРОЙ НИЩІЙ. Четыре!

ЛЕПОРЕЛЛО….наша комедія помогла исцлиться отъ золотухи…