Донкихоты Вселенной
Шрифт:
– А вычислить Плутон на кончике пера дилетанту оказалось под силу? А изобрести шину, открыв тем эру автомобилей, было под силу простому садовнику, обернувшему свой шланг для поливки цветов вокруг обода колеса? А выдвинуть специальную теорию относительности служащему патентного бюро в Цюрихе Альберту Эйнштейну было под силу?
– Но Эйнштейн стал профессором, общепризнанным ученым, хотя ваш дед, академик Зернов, и опроверг ныне его теорию. Так что Эйнштейна никак нельзя причислить к дилетантам.
– Однако в момент своего выступления с теорией относительности он все-таки был лишь дилетантом, а профессиональным ученым стал потом. И остался
– Ну, это милый анекдот, которому нельзя отказать в остроумии.
– А дилетантам можно в этом отказать?
– Нет, почему же. На примере Эйнштейна, если согласиться с вами, мы видим, что и любитель способен стать видным ученым.
– Простите, но Эйнштейн еще не стал профессором, а был инженером, недавним выпускником Цюрихского политехнического института, когда выдвинул, как вы считаете, наиболее остроумный "парадокс времени"?
– Ах, Надя! Вы завели меня в такую чудесную лесную глушь! Я вижу пять березок, растущих как бы из одного корня, напоминая предостерегающую длань некоего лесного божества. Но на одной из березок нанесены вашей рукой волшебные знаки, символизирующие надежду. Я хотел бы надеяться, Надя... Глядя на эту полянку, усыпанную цветущими ромашками, подобными звездам на ночном небосводе, мне хочется раскинуть ваш и мой гороскопы.
– Ах, не то, совсем не то! Вы же математик!
– Не только. Просто я вспоминаю о несколько ином парадоксе, связанном со временем, менее обыденном.
– Парадокс, связанный со временем?
– насторожилась Надя, обрадованная своим искусством подвести разговор с "уставшим от математики" профессором к интересующей ее теме.
– Я имею в виду "машину времени".
– Что? "Машину времени"? Но это же антинаучно!
– Зато поэтично. И, если позволите, я прочту вам свои стихи про "машину времени", если хотите, то об этой лесной полянке.
– Стихи? Ваши?
– изумилась Надя.
– Да, ученые иногда грешат этим. Так вы позволите?
Бурунов на опыте знал, как безотказно действуют на обычных его спутниц ко времени прочитанные стихи, рассчитывая, что и сейчас они помогут ему воспользоваться этой уединенной прогулкой.
Надя, стараясь скрыть разочарование, пожала плечами:
– Читайте.
Бурунов прислонился плечом к стволу дуба и проникновенно начал:
МАШИНА ВРЕМЕНИ
Да, я нашел ее в лесу,
Когда весенние замолкли трели,
И пух летящий снегом лег на ели,
Застрял в тенетах на весу
"Машина времени" - в лесу!
Узнать судьбу свою легко!
Цыганкой вечною, самой Природой
Здесь на лужайке звездным небосводом
Цветов раскинут гороскоп.
А лепестки их рвать легко!
Казалось, нет к тебе следа,
Но даль забытая вдруг стала близкой,
Как незабудок ласковые брызги
На дне ушедшего пруда.
А думал: нет к тебе следа!
Приди в наш лес, и мы с тобой...
Сверкнут пусть молнии! Молчи! Ни слова!
Пусть грянет гром! Раскатом рухнет снова!
В душе пожар, погром, разбой!
Я снова молод! Я с тобой!
Бурунов закончил, тряхнул локонами и вопросительно посмотрел на Надю.
А Надя думала о своем, сокровенном. Опомнившись, сказала:
– Как
странно, вы еще такой молодой, а слагаете стихи о возвращении молодости, словно утратили ее.– Это перевоплощение поэта, - скромно заключил Бурунов.
– А вот мой папа, может быть, на самом деле вернется молодым, а нас с вами через тысячелетие и помнить никто не будет.
– Печальное заблуждение века! Былого, разумеется, - к радости Нади прорвало Бурунова.
– Еще профессор Дингль задавал сторонникам Эйнштейна, зло высмеивая их, каверзный вопрос. Как может получиться такое? Два брата-близнеца разлетаются в космосе до световой скорости, один на космическом корабле, стартовавшем с Земли, другой - на земном шаре, который, по Эйнштейну, движется относительно космолета точно с такой же скоростью и может тоже считаться космическим кораблем. Каждый из этих во всем равноправных космических путешественников вправе считать себя достигшим световой скорости, когда время его остановилось, сохраняя его молодость, а брата своего безнадежно стареющим. Не значит ли это, что братья, встретясь вновь, одинаково повзрослеют и поймут всю абсурдность теории относительности и "парадокса времени".
– Подождите!
– обрадовалась Надя, что профессор Бурунов все-таки попался в ее трижды заброшенную сеть.
– Насколько я знаю, Дингля опровергали утверждением, что брат на Земле летит равномерно, а брат на корабле - то ускоряясь, то замедляясь. Равномерные и ускоренные движения нельзя сопоставлять по теории относительности.
– Чепуха! Формальный ответ. А я докажу, что если верить теории относительности, то после разгона корабля до световой скорости время на нем якобы остановится, а на Земле будут лететь тысячелетия. В полете требуется только год разгона с земным ускорением, год торможения с той же интенсивностью у другой планеты. И повторение маневра при возвращении. Наш космонавт только четыре года будет находиться в ускоренном движении, а тысячу земных лет он будет лететь с одной и той же световой скоростью, так же равномерно, как и земной шар. Так что извольте применить формулы теории относительности и к рассматриваемому случаю, без всяких отговорок, чтобы прийти в конечном счете к абсурду, ибо каждый из братьев будет настаивать, что он остался юным, а его брат и сверстник - давно забытым тысячелетие назад предком. Притом оба будут правы, поскольку никакого "парадокса времени" нет и каждый из них повзрослеет лишь на четыре года!
Неожиданно Надя бросилась к Бурунову:
– Константин Петрович, милый! Позвольте, я вас поцелую!
Бурунов, который о таком мог лишь мечтать, оторопел.
Поистине сердце девушки - загадка! При такой поэтической внешности для ее эмоционального взрыва, оказывается, требовались не стихи, а абстрактные рассуждения.
– Это то, именно то, что я знала, в чем сомневалась и что хотела услышать!
– задыхаясь, говорила Надя, поцеловав Бурунова в обе щеки. Теперь ответьте на последний вопрос. Хорошо?
– Хотел бы, чтобы мой ответ удовлетворил вас.
– Скажите, Константин Петрович, вот вы, так уверенный в отсутствии "парадокса времени", вы... вы решились бы на полет с субсветовой скоростью?
– Вы обезоруживаете меня. Но я хочу, чтобы вы оценили мою искренность, которая могла бы сказаться не только в этом ответе, но и в другом признании, о чем вы могли бы догадаться.
– Да, я хочу, чтобы вы искренне сказали бы мне все...
– О, тогда позвольте поцеловать вашу руку в знак всех владеющих мною чувств...