Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Донское казачество позднеимперской эпохи. Земля. Служба. Власть. 2-я половина XIX в. – начало XX в.
Шрифт:

Таблица 3

Таким образом, исходя из данных таблицы 3, очевидно, что казаки-студенты по цвету волос более всего подходят к великоруссам, а по цвету глаз (карий) – более к малоруссам77.

Наиболее фундаментальными в области донской казачьей антропологии считаются труды известного ученого В.В. Бунака (1891–1979), основателя советской антропологической школы. Современные исследователи В.Ф. Кашибадзе и О.Г. Насонова в своей недавней статье «Антропология донских казаков: опыт интеграции данных науки и литературы» убедительно доказали, что сведения, добытые В.В. Бунаком в ходе полевых исследований на Дону в 1912–1915 гг., коррелируются с одонтологической78 и краниологической79 информацией (в том числе археологической) о донском казачестве разных исторических эпох, а также вполне соответствуют результатам текстологического анализа антропологического портрета казака в романе М.А. Шолохова «Тихий Дон»80. То есть можно говорить о том, что казачий антропологический материал В.В. Бунака является уникальным для характеристики донского казачества дореволюционного периода.

В статье «Антропологический тип донских казаков»

В.В. Бунак смело заявил о «полном отсутствии каких-либо сведений («расовых» и «антропологических». – В. А.) об этой интересной народности». Важно отметить, что статья была написана в 1916 г.81 В ходе многолетнего исследования В.В. Бунак осмотрел 250 казаков разных возрастов и собрал материал, относящийся к «окраске глаз, волос, росту, головному, двум лицевым указателям и физиономическому типу». Эти казаки происходили из 40 станиц, находящихся в разных местах ОвД, но разделенных В.В. Бунаком на пять групп, «соответствующих пяти различным историко-этнографическим провинциям: 1) группа Нижнедонских станиц, вверх по течению Дона, от Елисаветовской до Константиновской; 2) группа Донецких станиц, по течению Донца, от Луганской до Кундрюческой; 3) группа Среднедонских станиц, вверх по Дону, от Константиновской до ст. Кременской; 4) группа Верхнедонских станиц, по Дону, от Кременской до Казанской и по р. Медведице; 5) группа Хоперских станиц, по Хопру и по Бузулуку, от Михайловской и от Филипповской до Федосеевской». Кроме того, В.В. Бунак подробно проанализировал исторические обстоятельства формирования донской казачьей «народности», этапы заселения Дона, демографические показатели и пришел к следующему заключению: «В какой мере все эти разнородные этнические элементы смешались, каков их результат, что оказалось преобладающий и что подавленным, – сказать трудно; во всяком случае, ни этнографически, ни диалектически донское казачество не представляет общего однородного типа. Особенно заметно влияние выходцев из Слободской Украины на казачестве донецком и низовом и великороссов восточной черноземной полосы на хоперском. Верховое и серединное казачество представляет типы более чистые и своеобразные». Таким образом, В.В. Бунак вновь предпочел в отличие от предыдущих авторов выделить пять характерных групп донского казачества: «низовых», «донецких», «серединцев», «хоперцев» и «верховых». Подводя итоги, В.В. Бунак обрисовал некий общий тип донского казачества. Вот как он выглядит в описании известного антрополога: «Прямые или слегка волнистые волосы, густая борода, прямой нос с горизонтальным основанием, широкий разрез глаз, крупный рот, русые или светло-русые волосы, серые, голубые или смешанные (с зеленым) глаза, сравнительно высокий рост, слабая суббрахицефалия82, или мезоцефалия83, относительно широкое лицо. Пользуясь последними признаками, мы можем сопоставить донских казаков с прочими русскими народностями, и они, по-видимому, являются более или менее общими для казачьего населения Дона и прочих великорусских групп, позволяя, при более широком масштабе сравнения, отнести донских казаков к одному, преобладающему на русской равнине антропологическому типу, характеризующемуся, в общем, теми же отличиями. Украинский тип, с его более ясной брахицефалией и более темной пигментацией, оказывается более далеким от донского казачества, хотя по росту они ближе. Незаметно также сколько-нибудь значительных следов примеси иноплеменной крови; они выступают лишь в отдельных пунктах и сравнительно в слабом количестве». Своей работой В.В. Бунак только обозначил проблему антропологического определения типа донского казачества и писал о необходимости проведения дальнейших более подробных и обширных исследований в этой области. Он как будто предупреждал, что скудный запас донских антропологических данных приведет к непримиримым дискуссиям об этнической и «национальной» природе донского казачества, ведущимся до сих пор.

Бесспорным элементом в образе казачества является его сословный статус, выраженный в наличии особых казачьих прав и привилегий. Считается, что их обладание напрямую связано с исполняемой казачеством военной службой за свой счет. Это действительно так. Но «список» таких прав и привилегий отнюдь не был универсальным, и, как правило, каждое казачье войско имело тот или иной специфический уклон в своих правах, обусловленный природными/региональными особенностями, социально-экономическим укладом и традициями.

Известный донской историк первой половины XIX в. В.Д. Сухоруков в своем не опубликованном при жизни «Статистическом описании земли Донских казаков» попытался систематизировать права и привилегии донского казачества. По его мнению, привилегии донских казаков делятся на три разряда: «на принадлежащие казакам с самого начала общественной их жизни; предоставленные им в первые времена состояния их под покровительством России; жалованные казакам за службу со времен совершенного их подданства». К первым принадлежат – управление, образ службы, общее владение землей и рыбная ловля; ко вторым – жалованье войску и беспошлинная торговля; к третьим – владение манычскими соляными озерами, винная продажа внутри войска. Кроме того, В.Д. Сухоруков утверждал, что образ служения казака основывается на трех «главных высочайше дарованных правах»: «…каждый казак, по окончании своего срочного служения в поле, возвращается домой и остается мирным хозяином… всякий из них, единственно по достоинству и заслугам, равно достигает всех степеней отличия… во время служения за пределами земли своей каждый казак пользуется казенным жалованьем, провиантом и фуражною дачей»84. В.В. Броневский права и привилегии казаков назвал «преимуществами», но сделал акцент на том, что «каждый казак, наделенный значительным участком плодородной земли, не платит государству никаких податей и обязан за то всегда быть готовым на службу»85. Перечисленные привилегии в первой половине XIX в. не являлись умозрительными или плодом фантазии донского казачьего патриота В.Д. Сухорукова, они находили действительное подтверждение в законодательстве Российской империи и в Высочайших грамотах.

В дословном виде сухоруковский список попал в официальное издание 1852 г. «Военно-статистическое обозрение ЗвД», составленное полковником Генерального штаба Штюрмером86, а затем перекочевал на страницы другого не менее официального труда «Материалы для географии и статистки России… Земля войска Донского», составленного Н.И. Красновым87. В конце 1860-х гг. Н.И. Краснов в служебной записке более подробно остановился на «выгодах» казачьих войск, характеризуя их следующим образом: «1) они (казаки. – В. А.) освобождаются от податей; 2) владеют обширными землями, из которых не только получают усиленные наделы, но и часть употребляют на общественные надобности, а так же отдают в оброчное содержание, составляющее источник войскового дохода; 3) имеют в своем владении различные угодья, как-то: леса, рыбные ловли, минеральные и металлические месторождения и т. и.; 4) получают из государственного казначейства вознаграждение за таковые статьи государственных расходов, которые в других местностях государства принадлежат, безусловно, казне, как, например, за право акцизного сбора с пития, за добывание металлов и минералов на земле, не состоящей в частной собственности и проч.; 5)

пользуются такими источниками, которые в других местностях составляют доходы казны, как, например: сбор с торгующего класса из людей войскового сословия за право торговли, доходы с рыбных ловель, пошлины с ископаемых минералов, с соли и т. и., и вообще имеют свои финансы, образуемые не налогом на жителей, а местными источниками доходов, признаваемыми войсковой собственностью»88. Кстати, Н.И. Краснов, кажется, до конца своей жизни занимал критическую позицию в отношении донских казачьих привилегий, считая, что они «не приносят общей пользы»89.

Устойчивое упоминание прав и привилегий донских казаков в статистической литературе может служить косвенным признанием их со стороны центральной власти, по крайней мере в первой половине – середине XIX в. Однако, как правильно заметил С.Г. Сватиков в «Положении о Донском войске» 1835 г., привилегии были представлены в совершенно размытом виде, разбросаны по отдельным уставам – Питейному, Соляному, Торговому, Уставу сельского хозяйства – и «не были соединены в одно целое с привилегиями «особого образа служения»90.

Чиновники Управления иррегулярных войск при Военном министерстве, занимаясь в начале 1860-х гг. подготовкой «концепции» казачьих преобразований, дали свою характеристику правового положение «казачьих населений» в известном документе данной эпохи – «Соображениях… которые должны быть приняты в руководство при составлении новых положений о казачьих войсках». Казачьи права они разделили на две категории: «на принадлежащие этим населениям, как особому военному сословию…» и «на общие гражданские права». К первым были отнесены: 1) самоуправление – «они (казаки. – В. А.) имеют собственную администрацию и судей по выборам (за исключением назначения главных начальников), свои финансы и свой бюджет. В войске Донском выборы распространяются даже на административные должности»; 2) «общая нераздельная собственность (на землю. – В. А.) каждого войска в целом его составе, без права на частную поземельную собственность» (за исключением пожизненных или срочных участков); 3) «отдельная самобытность» (под этим понимается запрет на поселение иногородних и на выход из войскового сословия. – В. А.); 4) «свобода от платежей государственных податей и от рекрутской повинности». Общие же гражданские права казаков заключаются «только в праве на частную движимую собственность и в праве на труд в свободное от воинской службы время». Такое правовое положение казачества, по мнению авторов «Соображений», обусловлено «преимущественно военным их назначением» и имеет существенные недостатки91.

В начале 1860-х гг. среди донского казачества распространились слухи, что правительство собирается лишить их привилегированного положения и перевести в разряд обыкновенного податного населения. В числе причин появления таких слухов первое место принадлежало утечке информации о содержании «Соображений» и его публичное обсуждение. Складывающуюся напряженную ситуацию нагнетали также различные публикации в периодической печати, в которых ставилась под сомнение целесообразность казачьих «преимуществ». Один из авторов «Русского инвалида» писал в 1863 г.: «Эти права и привилегии, как оказывается на деле, обрекают целую обширную область, богатую дарами природы… на застой во всех отношениях. Всякий, искренне желающий действительно преуспеяния краю, был бы с охотою променять эти т. и. права и привилегии на возможность свободно избирать для себя круг деятельности, сообразно со способностями и наклонностями»92. Тревога казаков за свои привилегии подкреплялась сначала заменой с 1859 г. питейной откупной системы на комиссионерскую, с правом открывать питейные заведения частным лицам не казачьего происхождения, а затем введением в 1863 г. государственной винной монополии на основе акцизной системы93. К тому же многолетняя подготовка нового Горного устава на Дону (принят в 1864 г.) клонилась к разрешению заниматься «горным промыслом всем лицам, без различия происхождения», с предоставлением владельцам недвижимых имений «полного права собственности на недра их земель»94. Несмотря на то что лишение казаков «питейной» привилегии было компенсировано ежегодным взносом со стороны казны 1 239 000 р. в войсковой капитал, а привлечение иногородних к добыче угля объяснялось стратегическими интересами государства, для казаков эти события стали еще одним поводом для выражения недовольства. Однако более подробно к разбору питейной привилегии и ее значения в жизни казачества мы еще вернемся.

Волнения в станицах летом 1862 г. и Польское восстание начала 1863 г. заставили власть предпринять успокоительные меры, венцом которых стала высочайшая грамота Александра II от 8 сентября 1863 г. Встречающаяся в грамоте фраза: «Мы подтверждаем все права и преимущества… утверждая Императорским словом нашим, как нерушимость настоящего образа его служения, стяжавшего войску Донскому историческую славу, так и неприкосновенность всех выгод, угодий и окружности владений его (выделено нами. – В. А), приобретенных трудами, заслугами и кровью предков его и утвержденных за войском Монаршими грамотами»95 (см. приложение 3) – станет популистской основой всех последующих подобных грамот Александра III и Николая II.

Для донского казачества получение грамоты послужило предлогом к формулированию собственного, «законного» списка прав и привилегий. Итогом деятельности местного комитета по пересмотру войскового положения (1860–1865) стал проект нового положения, в живом обсуждении которого приняли участие 24 дворянских и 108 станичных казачьих представителей. Свое понимание прав и привилегий они зафиксировали в 19 статьях трех глав проекта с характерными названиями «О сословных правах и преимуществах», «Права личные» и «Особенные личные права»96. На наш взгляд, этот список статей является наиболее полным перечислением правовых признаков привилегированного статуса донского казачества. Он также кажется беспрецедентным в политической истории донского казачества и, весьма вероятно, в истории казачества в целом. Девятнадцать статей отражают не просто консолидированное мнение казаков о своем статусе, но и показывают допустимый уровень притязаний на закрепление своих прав, а где-то и на их расширение в эпоху, когда принцип сословности переживал острый кризис, клонясь к закату. Напомним, что в 71-й статье Конституции (1918) первого и единственного казачьего государства Всевеликого Войска Донского уже четко прописывалось: «Все сословные привилегии и сами сословия отменяются»97. Для удобства восприятия содержания статей мы их разместили в простой таблице, сохранив по преимуществу их лексику, но сделав некоторые сокращения по тексту, которые в целом не влияют на их адекватное понимание.

Таким образом, представители казачества, отказавшись от детализации прав на рыбную ловлю и добычу соли, заменив их «освобождением от казенных пошлин» за промыслы и совсем не упомянув о жалованье, основной акцент сделали на специфике своего внутреннего управления, на земельном праве и статусном положении казака в зависимости от его социального положения. Думается, что уход от детализации прав был вполне сознательным шагом со стороны депутатов, которые прекрасно понимали, что список «конкретных выгод» может меняться со временем, в том числе и в сторону увеличения, как, может быть, им хотелось.

Поделиться с друзьями: