Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Но вот зашло солнце, и вместе с угасающим светом дня стала затихать и стрельба.

В сумерках орудия, кусты и люди на поле сливаются в одно темное пятно, то движущееся, то стоящее на месте.

Кое-где мигнет огонек цигарки, раздастся команда, послышится звук удара железа о железо. Сумерки все сгущаются, и чем тише в природе, тем все яснее стон лежащих на земле раненых, и кажется — это жалоба самой земли на обступившую ее со всех сторон тьму.

Что готовит нам ночь?

3. Вторая дорожная ночь

Со

всех сторон появились огни: взлетали ракеты, горели скирды, села. Похоже, нас взяли в огненное кольцо.

Сначала с непривычки страшно. Но потом успокаиваешься.

Звезды кротко глядят с ночного неба, и вокруг шуршит несжатая рожь.

Тихо.

На юго-востоке, где дорогу нам преградил укрепленный немецкий узел, над лесом стояли качающиеся стебли ракет, и между ними текли струи разноцветных пуль. В облаках вспыхивали шарообразные молнии.

— Видно, крепкий орешек! — сказали во тьме у скирды.

— Говорят, там доты — у-у! Не пройдешь! — откликнулся кто-то, осторожно пряча горящую цигарку в рукаве пальто.

— «Говорят, говорят», — передразнили его. — Ты больше слушай, чего говорят!

— Справа по одному! — командуют во тьме.

Новая группа бойцов ушла в ночь, в тот страшный, притягивающий к себе мир, и, в последний раз блеснув штыками, исчезла.

Внезапно вспыхивает «ура», вместе с ним поднимается бодрый стук автоматов и винтовок, и так же внезапно, как началось, все затихает, сливаясь с тишиной ночи.

Тогда слышны ночные звуки, шум ветра в некошеном поле, журчание ручейка, звуки, которые были здесь всегда, и тысячу лет назад, когда не существовало ни автоматов, ни бомбовозов, и будут завтра, и тысячу лет после этого.

— Я все чего-то боюсь… — тихо проговорила женщина.

— Не надо бояться, — успокаивал мужской голос.

Они сидели у той же скирды, но в темноте лиц не было видно.

— Я знаю, не надо, но боюсь, — отвечала она. — Вот стукнет ножкой: «Я здесь, мамо, живой!», а потом затихнет, будто бы нет.

— Отдыхает, — сказал мужчина.

— Не знает он, что попал на войну, — прошептала она.

— Где ему! — усмехнулся мужчина.

Вдали полыхнули зарницы и загремел артиллерийский гром.

— Мне идти, Надя, — сказал он.

— Я буду храбрая, — пообещала она, — я не буду больше плакать.

— Молодец, Надя.

— А как мы его назовем, Саша?

— Я думаю, Алешей.

— Нет, лучше Сергей… Сергей Александрович… — она засмеялась.

— Можно! — согласился он.

— С оружием, ко мне! — раздается в темноте повелительный голос.

Всю ночь поднимались и поднимались в темноте новые группы.

— Прощай, мама! — сказал где-то совсем рядом звонкий юношеский голос.

— Возьми, Юра, пирожки!

— Не надо, мама, оставь себе.

В темноте видно, как женщина бежит несколько шагов рядом со строем.

— Не промочи ноги, Юра!

— Хорошо.

Женщина останавливается. Строй уходит вперед.

— Боже! Куда его взяли?..

В полночь начинается перекличка по машинам:

— ПВХО Святошино!

— Есть!

— Кожзавод!

— Тут!

Спрашивающий

голос продвигается вдоль рядов машин и все приближается.

— Здесь кто? Государственный банк? Вооруженные, ко мне! Радиоцентр? Трамвайщики? С оружием, вперед!

Я бродил среди грузовиков и распряженных повозок и по дороге у одной из скирд вдруг споткнулся о что-то. В это время там, в стороне деревни, за которую шел бой, — взрывы и сразу два пожара с разных сторон охватили небо. В свете пожара я увидел в соломе винтовку. Бросили ли ее, или забыли, или хозяин ее спал, зарывшись в скирду? Я с жадностью схватил винтовку.

Совсем близко раздался знакомый безжалостный голос: «С оружием, вперед!» Лица я не успел разглядеть, только в мгновенном свете метнулся из-под фуражки светлый чуб и на зеленых пограничных петлицах сверкнули четыре треугольничка старшины. И вдруг, не рассуждая, инстинктивно, как отклоняется голова от летящего камня, я сунул найденную винтовку в солому.

Что это было? Затмение? Страх? Трусость? И первое, и второе, и третье — все вместе, и еще — неожиданность.

— У кого оружие? — подошел стремительно старшина. — Винтовка есть? — спросил он почему-то первым именно меня.

Я увидел пытливый и недоверчивый взгляд, как будто бы он все знал и только спрашивал так, для проверки.

Но старшина, не дожидаясь ответа, уже спрашивал другого, третьего:

— У тебя винтовка? Пистолет? Граната? Давай, давай! С оружием, вперед!..

Одни подымались со вздохом, другие собирались весело и шумно, бодро снаряжались, затягивались ремнями. Один из них, молоденький, взглянул на меня весело, будто говоря: «Видишь, и я иду, жалею тебя, что остаешься и не будешь там, где это страшное и ужасное, важное для нас всех…»

Зачем я это сделал? Что же я, хуже их, слабее? Я не чувствовал сейчас страха. Куда угодно!

Теперь я уже не слышал ни стрельбы, ни треска ракет, ни воя пролетающих в небе «юнкерсов». Со слезами бешенства я рылся в скирде: искал винтовку. Но то ли в темноте перепутал скирду, то ли винтовка затерялась в соломе — нигде ее не было. Я переходил с места на место, и люди с удивлением смотрели на меня.

— Потерял кошелек? — хихикнул кто-то тоненьким сонным голоском.

Теперь ко всему в жизни будет примешиваться эта винтовка. Встретишься с глазами раненого бойца, прочтешь в них: «А винтовка?» Развернешь газету, где описаны подвиги других, неизвестных тебе бойцов, и, словно напечатанное крупным шрифтом, возникнет: «А винтовка?»

Будешь писать автобиографию или заполнять анкету — всегда, как дуло у виска: «А винтовка?»

Чтобы с радостью встречать утро, открыто смотреть в глаза людям, необходимо человеку знать и чувствовать, что он не сволочь.

В той стороне, где шел бой, снова раздался взрыв, вспыхнул огонь, и, как и в первый раз, в свете пожара я увидел винтовку, которая лежала в разворошенной соломе у основания скирды.

Крепко перехватив винтовку, я пустился бежать, испытывая новое приятное чувство силы, уверенности и права жизни на земле. Теперь я больше всего боялся, что все вдруг прекратится.

Поделиться с друзьями: