Дорога из пепла и стекла

— Для чего? — удивился Скрипач. Лийга в ответ хитро улыбнулась.

— А чтобы в ресторане, где, например, из такого дерева сделан элемент стойки, покупали больше еды, — ответила она. — Ты пришел поесть, и в месте, где ты ешь, вкусно пахнет. Это будет влиять на то, сколько, и чего именно ты закажешь. Понял?

— Хитро, — покачал головой Скрипач. — А для людей липстэг тоже хорошо пахнет?

— Не так сильно, как для нас, но да, для людей он тоже ценен, — кивнула Лийга. — И они его тоже покупают. Насколько я знаю, обычно берут для подарков, причем начальству. Кто себе может позволить сделать такой подарок, конечно.

Ит, из-за того что был на костылях, принимать участие в процессе варки не мог — он боялся, что может оступиться, и как бы чего из этого не вышло. Но и ему, и Рифату, Лийга задание, разумеется, тоже назначила. В течение двух дней они сидели на улице, перебирая и сортируя сосуды для липстэга, их предстояло разделить на три группы. Первая — та, которая пойдет в дело сейчас, самые простенькие. Вторая — уже лучшие, для летней варки. И третья, в которую попали самые удачные сосуды, для осени.

Отобранные сосуды сперва проверяли на плотность прилегания крышек, потом мыли в кипятке, потом сушили под навесом, и относили в дом, расставляя там, где указывала Лийга. На дно каждого сосуда Рифат наносил маркировку особыми чернилами, тоже сделанными из трав, после этого пустые сосуды ставились в печь. От жара чернила схватывались, а сами сосуды стерилизовались перед раскладкой.

— Еще будут маркировочные ленты, — объясняла Лийга. — Но это я, как мастер, в последнюю очередь сделаю.

— А сладкую приправу когда будешь варить? — Скрипачу, разумеется, всё, связанное с готовкой, было более чем интересно, готовить он умел и любил.

— Вернемся из города, поставим зерно на первую порцию, — объяснила Лийга. — Зерно надо будет купить.

— Для чего? — не понял Скрипач.

— Смотри. Для сладкой нам нужна карамель. Её делают из проросшего зерна кинни и танели, — объяснила Лийга. — Кинни проращиваем, чтобы дал сахарные ростки, танели варим, соединяем ростки и вареный танели, заливаем водой, толчем, процеживаем, получаем основу. Потом основу варим, выпариваем воду, получается карамель. А в эту карамель добавляем то, что положено, и довариваем. Потом раскладываем, и…

— Снова едем в Анкун продавать, — закончил Скрипач, и ошибся.

— И ставим дозревать, — покачала головой Лийга. — А продавать мы это будем вместе с летним липстэгом.

— Сложно всё как, — вздохнул Скрипач.

— А ты думал, — хмыкнула Лийга. — Вообще, я очень не люблю, когда ругают народные искусства и еду. Это ведь наследие тысяч поколений, живших до нас, и придумано это отнюдь не просто так, и не случайно. Такие вещи, как липстэг, достойны, как минимум, уважения.

— Кто-то ругает? — удивился тогда Ит. — Но кто?

— Если ты что-то делаешь, всегда найдется кто-то, кто будет это ругать, — Лийга осуждающе покачала головой. — Даже если ты жизнь положишь на то, чтобы улучшить мир, обязательно отыщутся те, кто не пожалеют времени, чтобы… а, ладно, не хочу об этом. Давайте, наверное, про что-то попроще, — предложила она.

— Хорошо, — тут же согласился Скрипач. — Слушай, а с мясом липстэг, наверное, вообще бесподобно будет, да?

— Повара говорят, что да. Я не ем мяса, так что сама не пробовала, и сказать не могу, — ответила Лийга.

— А Рифат? — спросил Ит.

— Ты про мясо? Нет, не ест. Рыбу когда-то ел, потом перестал, — Лийга улыбнулась.

— Почему? — поинтересовался Скрипач. Ответ был важен, потому что этот ответ мог оказаться ещё одним подтверждением. И оказался.

— Святость жизни, — буднично пожала плечами Лийга. — Нельзя есть живое. Даже у рыбы, и у той есть разум. Даже самые маленькие домашние рыбки, и те учатся приплывать, когда ты их зовешь, постукивая пальцем по стеклу.

— Добрая ты какая, — ехидно заметил Скрипач. — А когда мы у Рифата подыхали оба, попросила, чтобы он тебя не впутывал.

— Да, попросила, — кивнула Лийга. — Но, замечу, есть я вас не собиралась. И убивать тоже.

— Вывернулась, — покачал головой Скрипач. — Ладно, ответ принимается. По крайней мере, пока.

— Ну, пока, так пока, — согласилась Лийга.

…Вечером, накануне отъезда, Лийга напекла в остывающей печи лепешек, и устроила дегустацию, которую все так ждали. Она налила в плошку масла, немного нагрела его, и добавила в это масло кусочек липстэга размером со спичечную головку.

— Приступайте, — велела она, отламывая кусок лепешки. — Скибы только маслом не перемажьте.

Предупреждение оказалось очень своевременным — потому что Скрипач, который мог действовать только одной рукой, не успел вовремя перевернуть лепешку, которую до того обмакнул в масло, и, не помоги ему Ит, украсил бы кафтан скиба несколькими жирными пятнами с ароматом липтсэга.

— Ну как? — спросила с интересом Лийга, когда все съели по первому куску.

— Весьма недурно, — кивнул Рифат. — Молодец.

— Недурно? — удивился Скрипач. — Да это невероятно! В жизни ничего вкуснее не ел… то есть не ела, извини, Рифат.

— Извиняю, — ответил тот. — Итта, а тебе как?

— Нет слов, — честно признался Ит. — Много всего доводилось пробовать, но такого — никогда. Вроде бы просто лепешка с маслом, но до чего вкусно.

— Я оставила нам чуть-чуть, — призналась Лийга. — Но учтите, это только на какие-то случаи, не на каждый день.

— А где оставила? — невинно поинтересовался Скрипач.

— Так я тебе и сказала, — ухмыльнулась Лийга. — Искать даже не пытайся, я умею блокировать запах. Всё равно не найдешь.

— Это мы еще посмотрим, — покачал головой Скрипач.

— Я тебе посмотрю!..

* * *

Тележку докатили до реки без проблем, и остановились — шагоход должен был прибыть с минуты на минуту. Как же хорошо, что не самим везти, повторяла Лийга, я каждый раз очень уставала, а еще боялась, что перевернем тележку, что побьются банки, без денег останемся. Рифат сурово молчал, но, кажется, он тоже был доволен, потому что сознавал — все его спутницы, в том числе и Лийга, большими физическими силами не обладают.

— Пожалуй, этим летом и осенью будем брать машину, — заметил он. — Мы действительно… гм… не очень хорошо справляемся.

— Ой, скажи ты, как есть, — поморщилась Лийга. — Полторы калеки, и старуха. И старик, — добавила она едко. — Сильный старик, не спорю. Упрямый. Но молодым тебя это не делает. Да и расстояние до Анкуна за эти годы не уменьшилось. И дорога плохая.

Она пока что отстегнула маску, и Ит заметил — от своих же слов Лийге сделалось грустно, хоть она и пыталась это скрыть за улыбкой. Рифат, разумеется, это тоже понял, но акцентироваться на короткой речи Лийги не стал. Ну, это же Рифат, собственно, чего ещё от него ждать.