Дорога к счастью

Проследив за отъездом посланца, генерал успокоил обиженную дракошку и неожиданно для себя дал ей имя.

— Он полный профан! — ругался на курьера Имрус. — Ничего не понимает в прелестных созданиях! Ему оказала честь такая очаровательная девушка, — мужчина налил стопочку вишнёвой наливочки и поставил дракоше, — а он возомнил, что настолько вкусный, что его кто-то захочет укусить!

Стражи слушали его и согласно кивали.

— Да чтобы такая Вишенка позарилась на него?! Это невообразимо!

Самочка в восторге расширила глаза и умильно сложила губы.

— Что такое? — остановился генерал.

— Тебе понравилось, что я назвал тебя Вишенкой?

Дракошка смутилась и застенчиво кивнула, а самец с надеждой посмотрел на генерала.

— Э, дружище, ты на меня так не смотри! Я не мастак придумывать имена. С Вишенкой оно само как-то получилось, может, как-нибудь и тебе повезёт.

Дракончик расстроился, но согласно кивнул и плавно перебрался на соседнее окно. Имрусу не хотелось его обижать, но ничего толкового в голову не приходило. Вот вчерашняя Талейта обязательно дала бы самцу подходящее имя, но… Генерал нахмурился.

Ту заблудшую душу надо забыть и не вспоминать. А вот воспользоваться её советом по отношению к ночным ласкам стоит. Он и не знал, что женщины могут так распаляться и реагировать на касания, поцелуи, объятия. Кто бы мог подумать, что он может управлять женским телом, даже порабощать!

Вчера он познал иную любовь женщины. Это невозможно сравнить с тем, что ему предлагали некоторые дамы в крепости. О таком он ни разу не слышал среди мужской болтовни. Если бы он раньше знал, что между женщиной и мужчиной всё может происходить так, как было вчера, то он бы сумел разжечь огонь в любимой. Надо было не слушать её, когда брал первые разы и ласкать так, как хотелось, как вели инстинкты!

Имрус вспомнил начало своей жизни с юной женой и досадливо скривился. Ей было больно, неприятно, и она очень радовалась, когда всё заканчивалось быстро. Он жалел её, не смел настаивать и всегда торопился, чтобы её лицо не искажала гримаса.

— Гильда, когда вернётся Ифе? — раздражённый из-за воспоминаний, генерал обратил своё внимание на суетящуюся в столовой кухарку.

— Не знаю, лэр Больдо, — занервничала женщина, понимая, что ей тут не место.

— Дожили, в доме никого из прислуги не осталось! Какой смысл быть лэром, если всё приходится делать самому?

— Не знаю, — прижимая тарелку к груди, совсем жалко пролепетала кухарка.

— Ты ещё здесь? Кыш на кухню!

Обед прошёл как обычно. Сыновья ели в маленькой общей детской вместе с госпожой Витаж. Имрус пообедал с Гьяси в столовой, а лэра Больдо, как всегда, выбрала для себя самый дорогой ресторан.

Вечером Имрус вышел в гостиную, услышав смех сыновей, но как только вернулась его жена, так они уставились на неё в ожидании. Она окинула холодным взглядом всю семью — и все разошлись по своим комнатам. Вскоре гувернантка уложила спать Каджи и зашла к нему в кабинет, чтобы вновь завуалированно предложить себя. Ему неприятны были её заигрывания, и он думал, она сообразит, что его бездействие и есть ответ.

Даже проживая в обширной крепости, где новички частенько теряются, он старался уходить и блудить подальше, чтобы до Талейты не дошло ни единого слуха, а эта хочет прямо здесь развести грязь. Наверное, он не перестанет удивляться женщинам. Витаж — олицетворение строгости и воспитания, но, по сути, она лицемерка.

Он подошёл к ней поближе и приобняв, чуть прижал к себе, сжимая её ягодицу. Ему хотелось бы, чтобы гувернантка его сына с размаха ударила его за вольность, но она только прикрыла глаза и застонала. Дважды лицемерка. Делает вид, что ей приятно, но он ухватил её слишком сильно, до синяков, и это был ещё один повод для неё оттолкнуть его. Он чуть наклонился к ней и жарко прошептал:

— Мне шлюхи в доме не нужны. Ты уволена.

Она замерла и вот теперь искренне опалила его злым взглядом.

— Пошла вон.

Он проследил за её уходом и подумал о том, что это уже традиция, установленная иномирной душой — разгонять обслуживающий персонал.

Имрус допоздна крутился возле спальни жены, не решаясь войти. Он обещал ей, что больше никогда не принудит её к близости, но ведь многое изменилось. Начать с того, что его слова были произнесены чужой душе и закончим тем, что отныне всё может быть иначе.

Он разбудит тело своей жены! Он уже знает, что ей понравится; он откроет для неё целый мир удовольствия и наслаждения. Если она узнает, поймёт, как это прекрасно — любить, то это перевернёт её жизнь.

Он открыл дверь и сделал шаг в спальню Талейты. Под ноги попала подушка и он едва не споткнулся об неё. В сердцах пнул ногой её и подумал о том, что такое обилие мелких предметов очень раздражает. Раньше ему было все равно, но сейчас, как назло, он обратил внимание на тяжеловатый запах лежалых тканей, на то, что эти подушки — словно баррикада. Иномирная душа повсюду старалась открыть окна, чтобы выветрить этот запах, расчищала пространство, а его жена вновь всё позакрывала и обложилась тряпками.

Имрусу стало противно от самого себя. Разнюнился! Пришёл соблазнять Талейту, а сам как старый дед-ворчун цепляется за мелочи и вспоминает, как раньше было. А что значит это «раньше»? Много ли его было, чтобы цепляться за него? По сути, один день! Что же он сразу не оценил всё что происходило?

— Что вам угодно? — холодно спросила лэра, переворачивая рисунок, который рассматривала.

Имрус подошёл к ней и дал знак рукой, чтобы она поднялась. Стоя, друг против друга, он смотрел на неё, а она опустила глаза, и непосвящённому наблюдателю они показались бы интересной парой.

— Талейта, любовь моя, — начал генерал и заметил, как плечи жены выпрямились до предела, — мы плохо начали нашу жизнь, но у нас есть шанс всё поправить.

Он нежно провёл пальцем по её щеке, коснулся мочки уха, вынул тяжёлую, свисающую серьгу. Второй рукой притянул девушку за стан ближе к себе и, поглаживая спину, принялся нежно целовать в висок, скулу…

Она никак не реагировала, но Имрус не сдавался и осторожно подбирался к более откровенным ласкам.

— Что ты тянешь? Давай быстрее, а то меня стошнит от тебя! — вырвалось у Талейты, и она сноровисто залезла на кровать, задирая платье.

Имрус остался стоять, наблюдая, как она ползёт по постели, дёргано комкает подол и предоставляет доступ к тому, что ему нужно. Он мог бы разозлиться и грубо взять то, что столь небрежно бросают ему, но стало так противно!

Противно от всего: от сотни подушек, от тяжёлых тройных штор на окнах, от полностью закрывающих пол и стены ковров, от сложенных в каждом углу пледов, от удушающего запаха — и от самой Талейты с высокомерным лицом и раздвинутыми ногами.

Та душа отдавалась ему, потому что хотела его, а благородная лэра выплачивает обязательства по договору купли-продажи так же, как продажные женщины. Она ему сейчас неприятна, но он не смеет винить или упрекать её. Он помнит, что это он сломал ей жизнь и она всего лишь отвечает ему. Но иногда он смотрит на те пары, у которых были более веские причины для разногласий, кроме как люблю-не люблю, и всё же они с годами притирались друг к другу! Талейта могла бы смягчиться…