Дорога к себе. Начало пути
Шрифт:
В ответ на мое приглашение дверь не полностью открылась, в проем сначала просунулся большой букет хризантем, а затем и довольная Сашкина физиономия.
— Привет, — взволнованно поздоровался он и вошел весь.
Светлые джинсы, футболка, ветровка, бахилы на кроссовках, волосы торчком, красные глаза… Последнее меня чрезвычайно удивило: раньше он умудрялся выспаться в любых условиях. Так что пришлось согласиться с заявлением Пашки: Пришвин действительно был сам не свой, слишком грустный, хоть и улыбался, мрачный какой-то.
Парень осторожно притворил двери, прошел
— Как себя чувствуешь? — с искренним беспокойством поинтересовался он, усаживаясь на краешек кровати, очень медленно так, осторожно. Протер ладонями лицо, растерянно взглянул на меня.
— Жить буду, — нехотя с иронией вырвалось у меня сквозь разраженную усмешку. Ведет себя так, будто вчера ничего не случилось.
— Врач сказал, что тебе разрешили вставать, — еще тише, с тяжеленным вздохом. — Это хорошо, — улыбнулся краешками губ, — быстро идешь на поправку…
— Почему ты вчера ушел? — Моя обида больше не могла отсиживаться в стороне.
— Ну, — замялся парень с ответом, — во-первых, не вчера, а два дня назад, — огорошил он меня подобным сообщением и продолжил, отведя взгляд в сторону: — а во-вторых, тут родных твоих набежало. Мне показалось, что я буду лишним.
— Когда кажется, креститься надо! — зло бросила я и ударила его по руке.
Сашка никак не отреагировал, продолжая очень внимательно смотреть в окно, словно там показывали нечто невероятно интересное. Его губы были плотно сжаты, а скулы напряжены. Это говорило о том, что ему так же плохо, как и тогда. И я абсолютно четко понимала, что веду себя неправильно, но ничего не могла с собой поделать: мне было горько от того, что в прошлый раз он так внезапно исчез. Почему? Чего вдруг ему мои родственники помешали? Он не раз с нами за одним столом сидел, даже ночевал у нас дома. Так что произошло?!
— Знаешь, — наконец Сашка оторвался от созерцания природы за окном и с грустью взглянул на меня, — никогда меня еще так не трусило. Я случайно подслушал, как твой брат сообщил нашей классной, где ты находишься. Испугался до ужаса, до какой-то немой истерики. Чуть сам за тобой следом в палату не попал, — он горько усмехнулся и стал изучать белую простыню, которой я была укрыта. — Оказывается, ты для меня больше значишь, чем я предполагал. — Пришвин снова тяжело вздохнул, бережно взял мою ладошку и перевел свое внимание на меня. — Когда ты очнулась, я просто не смог сдержать своих чувств, поэтому ушел. Сложно видеть тебя здесь. — Еще один тяжкий вздох, уже больше похожий на всхлип.
У меня аж мурашки по коже пробежали. Я не ожидала подобных откровений, предположить не могла, что он все-таки относится ко мне настолько тепло, потому и не знала, что ответить, да и ни к чему были слова, так что я просто молчала, крепко сжимая его ладонь.
— Время вышло! — вдруг рявкнуло со стороны дверей, и мы дернулись от неожиданности. Сердце испуганно бухнуло, раздирая на нитки такой замечательный момент, и со злостью я посмотрела на
здоровенную тетку в белом халате, замершую в дверном проеме. — Больной нужен отдых.Сашка нехотя отпустил мою ладонь, поднялся и пожал плечами.
— Увидимся, — тихо попрощался он и, не спуская с меня грустных глаз, попятился к двери.
Еще с минуту мы смотрели друг на друга, а затем Пришвин вышел из палаты, протиснувшись между косяком и медсестрой. Женщина осмотрела меня скептическим взглядом, после чего все-таки зашла в палату, приблизилась к моей постели, держа в одной руке стакан воды, а в расправленной ладони другой две кругленькие белые таблетки.
— Это для чего? — поинтересовалась я с опаской.
— Пей молча, — получила в ответ и взяла предлагаемое «кушанье».
Таблетки оказались на редкость горькие, соленные и большие. Осушив стакан полностью и выдохнув, будто пила совсем не воду, а нечто под градусом, я протянула его медсестре.
— Вот и славно, — обрадовалась женщина и потопала к дверям.
Все-таки желая узнать, что мне такое подсунули, я собиралась об этом спросить, только не успела: Морфей коснулся меня раньше.
***
Гвадаар, на руинах восточной тюрьмы
Бой окончился быстро, можно сказать, не начавшись.
Двое в мантиях, стоя на деревянном мосту, спокойно рассматривали территорию тюрьмы, потерявшую сейчас какую-никакую былую привлекательность. Само здание, разодранное на части, словно из него вверх вылетела ракета, раскрывшейся помятой консервной банкой по-прежнему находилось на островке. Вода в озере помутнела от грязных тел мертвых воинов, от крови, земли и кусков металла. А на суше, вокруг всего этого «великолепия», расположилось многотысячное войско, пополнившее свои ряды и теперь вооруженное всем тем, что было найдено в тюрьме.
– И какие у нас планы?
– снова паря в воздухе, с усмешкой поинтересовался коротыш.
Он никогда не желал власти и не хотел кем-то править, поэтому ему было куда проще быть ведомым, чем вести. А его товарищу это право принадлежало от рождения. Но не поэтому человек пошел за эраном: в то время как люди не приняли Лидэна в свои ряды, чужой стал для него поддержкой и опорой. Этих двоих вряд ли можно было назвать друзьями, но верными товарищами – вполне.
– Привет для Дэмиоса, - коротко пояснил тот, не сдержав улыбку.
– Пусть наконец поймет, что мы не шутим.
Эран всегда продумывал свои действия на несколько шагов вперед, правда, не без помощи одного очень умного человека, который прежде никогда не ошибался. И если надо было спровоцировать в мире мощный конфликт, то уничтожение одного из знаменитейших мест Иллии гарантировало нужный результат почти что на сто процентов.
– Либерия, значит?
– догадался коротыш и, пролетев немного дальше, расправил руки, демонстрируя перед собой нечто грандиозное.
– Пади же южная столица Иллии!
– воскликнул он, как если бы говорил со сцены.
– Великий город богини ветра, дочери самого Братима! Пусть твоей же силой его и уничтожат!..