Дорога к тебе. Ч. 2

Помощник не сразу заметил начальницу, а когда увидел, то совершенно растерялся и стал торопливо подниматься со своего места.

– Софья Дмитриевна, садитесь, пожалуйста, - забормотал он, указывая рукой на свой стул.
– Мы уж думали, что Вы не придете...

Разговор за столом прекратился. Надо было как-то выходить из создавшегося положения, и Соне ничего не оставалось, как, проглотив обиду, натянуть на лицо дежурную улыбку.

– Сидите, сидите, - произнесла она как можно доброжелательнее.
– Я заехала только на минуту, чтобы поздравить всех с наступающим праздником. Вижу, все хорошо, все веселятся. Я пойду. До свидания!

Она повернулась и быстро направилась к выходу, думая только о том, чтобы не заплакать. Обида жгла сердце, и в тот момент ей показалось, что хуже этого унижения уже не может быть ничего. Помощник топтался рядом, пока она забирала в гардеробе шубу, и молчал, боясь сделать еще хуже. Соня, не прощаясь с ним, толкнула тяжелую дверь и вышла в холодную темноту вечера. До Нового года оставалось четыре дня.

С помощником своим она, конечно, поговорила. Хотела было отложить разговор, все-таки праздник на носу, однако решилась. Он сидел за столом в ее кабинете, и видно было, что ничего хорошего не ждал.

– Я думаю ближе к весне начать косметический ремонт, - она вздохнула и откинула прядь волос со лба.
– Давайте подумаем над тем, где и что нужно и можно изменить. Сразу после праздников жду предложений.

Соня встала и подошла к окну. Был конец рабочего дня, на улице давно стемнело.

– И еще, - медленно произнесла она, не поворачиваясь лицом к собеседнику, - меня не устраивает обстановка в коллективе. Вы что-то об этом знаете?

Еще бы он не знал, откуда ветер дует: мать одной из уволенных продолжала работать здесь и постоянно рассказывала о начальнице какие-то небылицы. Видимо, слушательницы находились, если это каким-то образом дошло до Софьи Дмитриевны. Ее имя уже длительное время связывалось с Романом Климовым.

Изюминкой последних слухов было то, что Климов недавно развелся с женой, а виновницей, разумеется, была назначена коварная Софья. В том, что она уже давно являлась любовницей Романа, никто и не сомневался. А иначе говоря, зачем он сюда частенько заглядывает уже не первый год? Но как ни крути, это личное дело Софьи Дмитриевны, и никакого одобрения или неодобрения окружающих ей не требовалось. Конечно, надо было давно прищемить сплетнице язык. Климат в коллективе - это была зона его ответственности. Виноват, с какой стороны ни глянь, поэтому он и отпираться не стал, а только нервно дернул плечами и коротко ответил:

– Догадываюсь.

В кабинете опять наступила какая-то недобрая тишина, и она не сулила ничего хорошего. Наконец он услышал:

– Вот и разберитесь. Можете идти.

Радуясь, что гроза промчалась стороной, помощник, вздохнув с облегчением, взялся за ручку двери, но, услышав свое имя, торопливо обернулся. Софья Дмитриевна уже стояла спиной к окну, и он буквально наткнулся на ее раздраженный хмурый взгляд.

– Постарайтесь соответствовать моим требованиям, - слова были сказаны жестким тоном, и сразу стало понятно, что она еле сдерживается, чтобы не дать выхода гневу, - если, конечно, хотите работать на этом месте. Вот все, что я хотела сказать. Идите.

Только в коридоре помощник перевел дыхание. Так и не сумев подобрать момент, чтобы извиниться за случай в кафе, он теперь уже и не знал, хорошо это или плохо. Знал только, что прежней относительной вольницы не будет: начав закручивать гайки, она не остановится до тех пор, пока не переделает все так, как ей хочется.

После праздников Соня заболела. Болела она редко, болеть не любила, а теперь лежала дома уже несколько дней, но до полнейшего выздоровления было еще далеко. Из клиники приезжал опытный доктор, каждый раз долго расспрашивал о самочувствии, а когда через неделю видимого улучшения не наступило, произнес целую речь:

– Голубушка Софья Дмитриевна, болезнь болезнью, но мне кажется, что сил и желания у Вас маловато, чтобы выздороветь. Не сердитесь на старика, если скажу правду. Смотрю я на Вас: всегда в делах, не улыбнетесь, не пошутите, держите себя постоянно в узде. Не говорю, что это плохо, просто подозреваю, что и вне работы особых радостей нет. Дети - счастье, конечно, однако этого мало. Душа человека нуждается и в любви, и в понимании, и еще много - много в чем.

– Доктор, - с недовольством в голосе прервала его Соня, - о чем это Вы? Какая любовь, какое понимание? У меня трое детей, я дважды была замужем. Ничего этого больше не хочу! В конце концов, у меня есть друзья.

Больная разволновалась, и непрошеные слезинки тут же прочертили дорожки на бледных щеках.

– Хорошо, хорошо!
– замахал руками доктор, обеспокоенный такой реакцией на его слова.
– Простите меня, Бога ради! Как захотите, так и будет. Я ведь только о том, что не надо добровольно себя лишать земных радостей, они человеку силу дают. Жизнь ведь такая короткая, пролетит - и не заметите. А вот успокоительное попить все-таки придется.

После его ухода Соня, сама толком не зная отчего, долго плакала. После слез стало немного легче: казалось, что вместе с ними ушло нечто темное и недоброе, что давно копилось в ее душе и никак не находило выхода. Больше на эту тему доктор не заговаривал.

Узнав о болезни Сони, приехали навестить больную и Егоровы. Игорь через некоторое время был отправлен к детям, и приятельницы смогли поговорить наедине.

– Как мне не нравится твое настроение! Что-то случилось помимо болезни?
– встревожено спросила Маша, вглядываясь в бледное лицо.

– Ах, оставь...
– нахмурилась Соня и покачала головой.
– Ничего нового не случилось. Просто сама себе не нравлюсь. Я стала какой-то неживой. Ничто не радует, все надоело, ничего не хочу. Дети только и спасают.

Маша погладила ее руку и грустно улыбнулась.

– Кажется, я понимаю, о чем ты говоришь. Я тоже чувствовала себя несчастной и одинокой, даже когда рядом был другой человек. И только после встречи с Игорем все поняла и про жизнь, и про любовь. Сонечка, ты тоже встретишь свое счастье, и все изменится. Вот увидишь...

– Нет, уже ничего такого уже не случится. Знаешь, как было с Веней?
– Маша неожиданно для себя и приятельницы заговорила о своей первой любви.
– Он любил меня, но любовь эта была какой-то странной. Даже не знаю, как и сказать о ней. Так, наверно: он любил меня, но на своих условиях.

– Не надо об этом, - успокаивающим тоном попросила Маша, - расстроишься, и снова поднимется температура. Уже все давно прошло, все забудется.

– Ты не понимаешь, - не слушая ее, упрямо продолжила Соня.
– Он словно взял меня за руку и увел в свою жизнь. Я так долго была счастлива, потому что не хотела видеть и замечать правды, вот за эту слепоту и поплатилась. А потом... Маша, это так больно... Потом я встретила другого человека и поверила ему.

Соня замолчала. Молчала и Маша, не решаясь заговорить. Она была поражена тем, что обычно скрытная и замкнутая приятельница заговорила так откровенно о себе, о своих чувствах.