Дорога – мой дом

— Как это, не совсем тот.

— Китайский язык только считается единым, на самом деле там больше пятидесяти всяких диалектов, надеюсь ты понимаешь, о чем я говорю. Письменность одна, а вот слова произносят по-разному. Я жил в Шанхае, это самый юг. На севере говорят по-другому. В общем это не самый лучший вариант. Второй путь, по Иртышу спуститься до Оби, по ней до Нарыма или Тогура. Там есть проход на Енисей, канал, построенный с полвека назад, люди за две недели добирались по нему до Енисейска. И вроде бы сейчас, проложенный там канал, еще действует, то есть теоретически путь должен занять не больше двух недель. Оттуда, по Ангаре, можно добраться до Байкала, а уже после, уйти на Владивосток. Поезд туда сейчас ходит через Харбин, я узнавал это работая на Магнитострое. Харбин — это город в Китае, но заправляют там русские выходцы. То есть инженеры и работники еще из Российской империи, с Созом имеется договор на использовании железной дороги. Когда-то это была Российская территория, но большевики, вдруг решили, что она им не нужно. Там можно сойти и отправиться в Шанхай. А уж оттуда прямая дорога куда угодно. Там большой морской порт и корабли со всего мира. Да и так, я прожил там почти два года, и думаю смогу найти каких-то старых знакомых, которые мне помогут. Не бесплатно, но за деньги там сделают, что угодно. Впрочем, по пути имеются и другие варианты, например, поезд из Томска. Там будет видно.

— Зачем, обязательно Томск, ведь Омск всяко ближе.

— Так ведь я беглый. Я же рассказывал, что меня обвинили в шпионаже в пользу Франции, и организации заговора, по свержению Советской власти, и дали десять лет лагерей. А я сбежал, выпрыгнул из окна вагона, когда тот пересекал Иртыш, подъезжая к Омску. И в Омске, показываться, как бы боязно. Кто знает может там уже все мои приметы расписаны. А документов на руках никаких.

— А какие тебе нужны? Сейчас их ни у кого нет.

— Документов, может и нет, но фотография в моем деле была. Потому хочу оказаться подальше от Омска, на всякий случай.

Легли уже за полночь, и все равно я еще долго ворочался никак не удавалось уснуть. И судя по звукам, доносящимся из-за перегородки, у Сашки, была точно такая же проблема.

Утром проснулся, практически в тоже время, что и моя хозяйка. Я и раньше-то не особенно любил валяться, а последнее время так и вообще привык просыпаться от любого постороннего звука или шороха. Поднялся, выскочил на двор спустился к реке, привел себя в порядок, и задумался над тем, чем же мне придется разбивать тот самый камень, что лежит в погребе. Из всех инструментов только что кованая пешня, да топор.

Хотя у Саньки, как оказалось нашелся и довольно тяжелый молоток, и зубило, и даже напильник. Что она ими долбила я как-то спросить не догадался, но тем не менее, и то, и другое, прекрасно пошло в дело. Пока моя подружка готовила завтрак, я старался заточить инструмент, затем попив чаю, спустился в погреб, зажег керосиновую лампу и внимательно осмотрел лежащий камень, который предположительно прикрывал собою люк в главный подвал, ради которого собственно я сюда и приплыл.

Возиться с камнем, пришлось почти три дня, я спускался с раннего утра вниз, и при свете керосиновой лампы, долбил этот чертов булыжник. Правда до сих пор, с него откалывались только отдельные плитки, которые я вначале выносил из подвала, а после плюнув на это дело, все равно ведь решили покинуть эти места, просто складывал все это в дальний угол.

Санька, первый день еще оставалась подле меня, потом не выдержала, приготовила мне похлебки на пару дней, и сказала, что прогуляется по лесу. Хотя был как бы не сезон, но я видел, что ей уж очень хотелось испытать новенький карабин. И поэтому не особенно возражал. Перед уходом, она предупредила меня, что, если появится кто-то посторонний, чтобы я всем говорил о том, что я ее двоюродный брат, со стороны отца. Он хоть ни разу и не появлялся не в Муромцево, не в Кокшенево, но о том, что он существует здесь знали, во всяком случае в Гришкиной семье. Да и появиться может скорее или троюродный братец Гришка, или заедет кто-то из правления охотничьего хозяйства.

— В любом случае, всем говори, что я ушла в лес, на пару дней. А как вернусь, сходим с тобой до охотхозяйства и попрошу, чтобы взяли тебя на работу. Охотники всегда нужны, так что отговорка будет самая нормальная. Ну, а то, что внизу гремишь, так камень разбиваешь, мол места много занимает, вот и решили убрать.

— Ты бы сходила, до Муромцева или другого поселка.

— Зачем?

— Появилась у меня одна идея, которая может помочь нам в дороге. Для этого нужно несколько листов писчей бумаги, чернила, перья для письма и химический карандаш.

— Карандаш у меня есть, десяток листов бумаги тоже найдутся, с перьями и чернилами тоже нет проблем, я же каждый раз, перед сдачей шкурок целый отчет составляю, так что все есть. А что ты задумал-то.

— Да хочу изобразить документ, на всякий случай. Почерк у меня хороший, нарисовать печать, при наличии карандаша, вообще раз плюнуть. Зато в дороге, глядишь и пригодится, когда. Вот вернешься и попробую.

— Как ты карандашом печать изобразишь.

— Там все просто, нужно заточить его как следует и тогда можно что угодно им нарисивать, хоть самые мельчайшие буквы. Долго, муторно, но можно, а после чуть подержал над паром. и все серые нарисованые линии, сразу же станут синими, заодно они втворяются в бумагу, и становится очень похоже на печать. Если все правильно сделано, от настоящей печати, отличить невозможно.

К середине третьего дня, по камню прошла трещина, как раз между третьей и четвертой ступенями, если считать снизу. Честно говоря, это стало для меня приятной неожиданностью, я уже подумывал о том, чтобы как-то взорвать этот булыжник, хотя и понимал, что сделаю только хуже. Решив рискнуть, установил зубило к краю трещины, и со всей силы саданул по зубилу молотком. Зубило тут же углубилось внутрь, как минимум на полсантиметра, а со следующим ударом, трещина вдруг разошлась еще больше, и камень вздрогнув раскололся надвое, правда практически оставшись на месте. Но то, что он раскололся сомнений не было никаких.

Вставив в трещину пешню, я несколько раз качнул ее из стороны в сторону, и едва успел отскочить, когда нижняя часть вдруг, пошла почти прямо на меня, а верхняя, вдруг неожиданно покачнулась, и завалилась на бок, едва не задев, стоящий в погребе мешок с мукой. Оказалось, что трещина похоже оказалась гораздо более глубокой, чем я на это надеялся. При этом начиналась она от середины ступенек, а после уходила в сторону. И мой последний удар расколол камень не на две, а на три части. И когда я отвалил ту что была в самом низу, из-под оставшегося стоять камня вывалился еще один кусок, из-за чего нарушилось равновесие, и камень рухнул набок.

Я, увидев, что произошло, едва отдышался от понявшейся пыли, и тут же бросившись на то место где еще недавно покоился этот булыжник, постарался расчистить его, от старого грунта. С трудом расчистив примерно десяти сантиметровый слой спрессованой глины и мелких камней, наконец добрался до железного люка. В том, что это был именно он, у меня не было никаких сомнений. Правда, чтобы его открыть, нужно было еще хорошенько потрудиться. Во-первых, полностью очистить его от всего грунта, что находился на нем, а во-вторых, скорее всего, придется немного сдвигать меньший камень, который судя по всему, еще находился частью своей массы на самом люке.

Тем не менее большая часть работы, была уже сделана, и мне очень захотелось закурить. Повинуясь своему желанию, я вскарабкался на один из камней зацепился руками за край люка, и подтянувшись выбрался в горницу. Здесь взял свою трубочку набил ее табаком, прикурил, от какой-то головешки и выйдя из дома, присел на завалинку. Санька, к этому моменту, уже вернувшаяся из леса, находилась на пристани, полоская белье. Увидев мое появление поднялась, улыбнулась, и иронично произнесла:

— Что, работничек, пару раз стукнул молотком и умаялся, отдохнуть решил? Этак ты до весны будешь тут ковыряться. — воскликнув, она звонко рассмеялась.