Дорога на Выселки
Шрифт:
И она погрузилась в воспоминания об этом вояже, кратком, но таком красочном, словно в давнем советском мультфильме.
Елизавета Серова вела уроки в Доме детского творчества по линии дополнительного образования подрастающего поколения и в эту летнюю пору постоянно порывалась устроить встречу с Геннадием. И постоянно что-то мешало, как назло, какие-то пустяки, но тормозящие с большою силой.
Она обещала навестить Лузина в Выселковском медвежьем углу, пока у нее будет отпуск. Значит, уже в эти поры. Подготовила даже родителей, сообщив, что собирается в гости к подружке. Звать ее тогда Гена не рискнул: доехать до автобусной остановки даже на своей Ниве он вряд ли сможет, пока не упала вода, а вести гостью по тропе через лес –
Решив так, Лузин в то солнечное утро ответно улыбнулся светилу и скинул ноги с кровати. Часы показывали без пяти семь. Хорошие часы. Умные, потому что, не только по названию, но и на деле. Хочешь узнать погоду – пожалуйста, свое давление – да сколько угодно, число сделанных шагов – нет проблем. Что-то ему показалось странным на дисплее изделия, но тут экран погас. Включив часы снова, Геннадий понял, что его насторожило: аппарат показывал 2305 шагов, хотя после 12-ти ночи Лузин никуда не ходил. Откуда же взялись эти лишние полтора километра? Пощелкав ногтем по часам, он выключил их на минуту и включил снова. Результат был тот же. Может, он сбил нечаянно настройку, и теперь они считают за шаги отходящие минуты? Не получается по арифметике. Да и никогда такого не было. Инструкцию теперь не найти, да и, кажется, код там какой-то нужен.
Этот пустяк вывел Геннадия из себя. Не то чтобы ему были так дороги часы, просто он не мог сообразить, что же за оказия случилась в это замечательное утро. Умываясь, обнаружил в ладони занозу. Вонзилась она неглубоко и не болела, может, поэтому он и не заметил ее до самого отбоя? Но ведь перед сном он тоже умывался?
Раздосадованный, вышел на крыльцо и, надевая дежурные галоши, нашел их необыкновенно грязными, с налипшей по краям глиной. Обычно он чистил обувь в конце трудового дня или сразу после обнаружения загрязнений. А тут… И откуда взялась глина? Ближайшая – в кюветах затопленной сейчас дороги.
Лузин сел на крыльцо и, обхватив голову, напряг память. Был бы он пьяный… Как легко бы все разрешилось! Но он не брал в рот ни капли уже больше недели. Хотя в холодильнике стояли вино-водчные изделия, заготовленные на случай приезда Елизаветы.
«Ты ждешь, Лизавета…» – прозвучали в уме слова известной песни и Геннадий совсем закручинился: как звать ее сюда, когда у него, похоже, поехала крыша?
Спешить в больницу? Там анализы, молоток, долбящий под коленку, выяснение родословной до пятого колена насчет душевных патологий и подозрения в излишнем употреблении крепких напитков, несмотря на постоянные предупреждения Минздрава, что алкоголь в больших дозах вредит здоровью. Он провел день в отвратительном настроении, не было желания за что-то браться, а если и брался – все валилось из рук. Ему представлялась картина: вот приезжает Лиза, уже в сумерках, подходит к его дому и видит на крыше прогуливающегося Лузина в грязных галошах, вымазанных глиной. Геннадий едва не заплакал. Почему он должен был прогуливаться именно по крыше, и отчего гостья должна была объявиться в потемках – такими вопросами он не задавался.
Без пяти 12 ночи он резво пробежался по двору и зафиксировал прибавку 120 метров. Суммарно количество пройденных за день шагов составило 7200. На этой цифре, когда она сменилась на 00, и отправился Лузин почивать. Только не так просто это было сделать: сон никак не шел и задремал страдалец только в третьем часу и, как показалось ему, проснулся почти сразу. Но настенные часы показывали уже без четверти пять. Собравшись с духом, он посмотрел на умные. 320! То, что в эту ночь намотанный километраж оказался в семь раз меньше, чем в предыдущую, было слабым утешением. Хуже всего, что даже проблеска воспоминания о променаде в памяти не осталось. Лузин вышел в сени, осмотрел галоши: они имели такой же вид, в котором он оставил их перед полуночью.
Стало быть, со двора, скорее всего, он не уходил. Что с того? Как теперь с Лизой?Телефонный звонок подбросил его, словно катапульта. Геннадий не ошибся: звонила она.
– Здравствуй! – услышал он долгожданный и несколько встревоженный голос. Я тут все дела домашние собиралась переделать, пока в отпуске, но, кажется, не переделаю. И вот я выезжаю к тебе, потому что ты, кажется, тоже не можешь их переделать. Время идет, а у нас только дистант. Телефонное правило. Или ты заболел?
– Да как сказать, не то, чтобы… Здравствуй, Лиза, я рад тебя слышать. Ждал звонка, а так неожиданно! Я и сам хотел звонить… – сумбурно отвечал Лузин. – Хорошо, что ты позвонила!
– Еще бы! – чуть насмешливо отвечала трубка. У тебя в жизни, кроме нападения домашних дел, ничего не переменилось?
– Ничего, – постепенно обретая способность здраво мыслить, ответил он. – Ты, серьезно, решила сюда ехать?
– Серьезней некуда. Да мы ненадолго, особо тебя не побеспокоим, – с ноткой обиды в голосе заверила она. Потому что мы едем с подругой, с Зиной. Она страсть хочет увидеть настоящую тайгу. Ты не против, надеюсь?
– Я-то беспокоюсь только, когда не созваниваемся долго, – сказал он, и осекся. Помолчав секунду, спросил:
– А когда ты выезжаешь? Вы выезжаете, – поправился он.
– Уже на автостанции. Звоню на всякий случай – вдруг у тебя командировка!
Отвечать шуткой было бы подло. И без того он чувствовал себя свиньей. Надо же было навалиться на него этой напасти!
– Я вас встречу, с автобуса. Жду!
Отложив телефон, Гена лихорадочно начал прибираться в доме. Зная, что взгляд его уже замылился от постоянного созерцания того же интерьера, где все было на своем, а может, и не на своем месте, но уже прикипело к нему, он оценивал обстановку как гость. Кое-что переставив, а то и уволив на неопределенное время в сарай, принялся за мытье полов. Особого засилья мусора не наблюдалось, потому что мусорить было некому, но следовало освежить пол, для чего в ведро для мытья он забросил пригоршню побегов полыни с листьями, налил немного воды и вскипятил. После этого наполнил ведро холодной водой и принялся за работу. Полынь Гена выкинул, но парфюм остался. Вполне явственно ощущался теперь запах полыни, его обнаружилось даже с избытком и пришлось открыть окно, чтобы уменьшить концентрацию ароматизатора.
Боясь опоздать к автобусу, он завел машину с запасом времени едва ли не в полчаса.
У остановки «Выселки» сошли только двое – и это были Лиза Серова и предполагаемая Зина.
Стоявший в ожидании подле «Нивы» Лузин раскинул руки и приобнял обеих:
– С приездом! А я – Гена.
– Привет лесовикам! – отозвалась Серова.
– А я – Зина, – в свою очередь, отрекомендовалась ее спутница.
– Очень приятно!
Он взял у Елизветы пакет с каким-то имуществом, оставив с сумочкой через плечо. Погрузили также объемистую сумку подруги.
– Прошу! – Лузин распахнул наспех протертую перед поездкой, как и окна, дверцу автомобиля. Тут гостьи стали решать, кому где сидеть.
– Я просочусь назад, заявила Елизавета, а ты, Зина, садись впереди. Будешь запоминать дорогу, чтобы ко мне ездить гостить.
– Нет, – запротестовала ее спутница, – кто взялся командовать парадом? Ты. Ты и будешь впередсмотрящим, – и она решительно заняла место на заднем сиденье.
– Ладно, – сдалась подруга. – На обратном пути поменяемся.
– Не слишком достала вас дорога? – спросил шофер, когда они въехали на Выселковскую. – Нет? Ну, тогда потерпите еще немного, скоро финиш.
– Тут вода недавно сошла, рассказывал Геннадий, объезжая размытые потоками рытвины. Понемногу пригладится, будет терпимо ездить. Только гладить придется долго, потому что ездоков немного. Зато смотри, сколько на грязи уселось бабочек – целая армия. Интересно, на грязи – белые бабочки, как снег. Что им она так приглянулась? Пить хотят, что ли? Так в лесу полно чистой воды.
– Может быть, греются. Грязь черная, нагревается быстро и немного сырости дает. Наверное, бабочкам это нравится.