Дорога в прошедшем времени
Шрифт:
Через несколько часов мы с женой поедем в аэропорт и улетим в Москву. Там – бабушка, родители. Там Лужники, пиво, футбол. Там Москва, где я проведу свой первый отпуск, а впереди еще – вся жизнь, прекрасное будущее, полное интересной работы, встреч и счастья. В общем-то, так оно и вышло. Только… быстро закончилось. И о будущем как-то не очень хочется говорить. Вспоминается прошлое…
Уважаемый т. Фесуненко И.В.!
Примите мое письмо как отклик на передачу «Кто есть кто?» от 28 мая 1991 г. И передайте сие послание т. Бакатину.
Т. Бакатин!
Ясно, что никакой конфронтации
Так вот, т. Бакатин, для начала сумейте хоть образ жизни (в бытовом плане) вести такой, как ведет Ельцин и его семья, а уж тогда равняйтесь. Семья Ельцина (жена, дочери) так же стоят в очереди с талонами в рядовых московских магазинах с рядовыми москвичами, а у Вас, видите ли, заказы… Знаем мы эту систему заказов. А Вы (или жене это поручите) купите курицу за 14 руб. кг, а не по госцене (ведь 750 г колбасы на месяц хоть как, а не хватит. 750 г мясных продуктов на месяц – хоть колбаса, хоть кг пельменей вместо колбасы. Ешь не хочу!). Да сумейте «поймать» свои 200 г сливочного масла в месяц, да постойте несколько часов в очереди, и тогда поговорим о Ваших заказах. А уже потом будете рассказывать, какую жизнь для россиян будете строить, естественно, вместе с ними. Но сначала станьте с ними в одну очередь.
С неуважением к Вам.
Любовь Максимовна Гаркавенко,
Маргарита Михайловна Кузнецова,
Фаина Петровна Ноженко
и другие пермяки
29.05.91 г.
Ни слова я не добавил и не убавил из этого письма. Опоздав на восемь лет, признаю, что вы правы, дорогие пермские демократки. Ни я, ни моя жена никогда не стояли в одной очереди с Ельциным. До сих пор, когда встречаю человека, который говорит, что голосовал за меня, чувствую себя перед ним виноватым. Подвел я 2 719 757 человек. Но и после поражения я не встал в очередь к Ельцину, остался верен своим избирателям и себе самому. Я не изменил ни себе, ни им. Я не мог даже подумать о том, чтобы поддержать «шоковую терапию», участвовать в пресловутом «курсе реформ».
Борис Николаевич оказался куда «добрее» Леонида Ильича, позволил группе избранных (за пару-тройку лет – без всякой очереди) приватизировать самые доходные куски государственной собственности, а все остальное производство задушили бездумным реформаторским усердием. И что парадоксально: при «независимых» средствах массовой информации лжи в оправдание этого весьма трагического курса было не меньше, чем во времена «безгрешной» «Правды», отстаивавшей путь к коммунизму.
За Кольцевой дорогой, над подмосковными лесами и деревнями возвышается, как пусковая этажерка космических ракет, нечто залетевшее сюда из XXI века. Супер-офис организаций, имеющих отношение к Великому и Ужасному «Газпрому» – правительственной, и не только, дойной корове.
С трудом, за несколько сот метров, нашли, где припарковать машину. Прошел
через проходную мимо выгоревших газонов и попал в иной мир. Прохлада, фонтанчики, цветочки… Суровая охрана, полные собственной значимости чиновники и посетители, которых сразу можно узнать по заискивающим физиономиям… С «Газпромом» не шутят.Хозяин роскошного кабинета прост и искренен. Мы пьем в уютной комнатке ледяную водку и больше говорим, чем закусываем, утонув в воспоминаниях. Вспоминаем ЦК КПСС, сельскохозяйственные проблемы, крах перестройки… Да всего не перескажешь и не вспомнишь. Крупный партаппаратчик помаленьку приспособился к иной, не назову ее рыночной, системе. Его дружелюбие, контактность и организаторский талант оказались востребованными. Странно, но и здесь, в этом жестоком мире, он не потерял чувства товарищества, желания помочь старым друзьям и коллегам. И они, а точнее, мы не отказываемся от искушения попользоваться его возможностями.
Прощаясь, он проводит меня по своим апартаментам и с каким-то особым значением предлагает посмотреть небольшой зал для совещаний. Смотрит испытующе, как я среагирую…
На стене – большой, цековский, фотопортрет Ленина. Здесь, среди административной роскоши итальянского мрамора и шведской мебели, Ильич в простенькой деревянной рамочке смотрится неважно. Мне становится жаль его: знал бы, чем все кончилось… «Дело хозяйское, – говорю, – если нынешняя власть называет себя демократической, каждый волен вешать на стенку любую икону».
(У меня здесь нет комплексов. Нет проблем. Дело же не в том, чтобы портреты поменять… Шаг от Москвы шагните – везде Ленина встретите.)
Хозяин говорит: «Как-то доложили Рэму Вяхиреву о столь странном присутствии. Позвонил он мне: «Что это ты там Ленина держишь?» Отвечаю: «За пять лет ни разу пить-есть не попросил. Кому он мешает?» Засмеялся Вяхирев. «Нет, – говорит, – вопросов». А портрет этот я из Белого дома забрал после того, как Бэ эН нас, депутатов, оттуда танками выбил. С тех пор вот – глухой на одно ухо. И горжусь тем, что снова поднялся. Поднялся самостоятельно. А пенсию, которой купили депутатов расстрелянного Верховного Совета, получать отказался, как меня ни уговаривали. Между прочим, знаешь, какую пенсию им дали? Ни за что не угадаешь… В три раза больше твоей «генеральской»…»
В конце декабря 1991 года у меня была последняя встреча с Б.Н. Ельциным. Тогда он еще не в полной мере ощущал свое безграничное всевластие, не позволял себе уволить государственного чиновника с высокого поста, не побеседовав, не проявив внимания. После беловежского сговора, во время технической работы по ликвидации остатков союзных институтов, такое внимание было уделено и мне.
Пришел я в знакомое цековское здание на Старой площади. В приемной встретил Г. Бурбулиса. Почему-то он многозначительно улыбался. Похлопал меня по плечу, сказал, чтобы не волновался: все будет хорошо. Не помню, чтобы я волновался. Правда, травля со стороны «демократических чекистов» по поводу дерьмовой схемы жучков в недостроенном американском посольстве была в самом разгаре.
Президенту Ельцину, вместе с Горбачевым санкционировавшему эту абсолютно безвредную для России, по сути политическую, акцию, достаточно было в то время бровью повести, сказать два слова, чтобы прекратился этот шабаш. Но, видимо, это доставляло ему удовольствие, и он помалкивал.
Тем не менее в этот декабрьский день у меня состоялась с Б.Н. Ельциным весьма доброжелательная и продолжительная беседа. (Тогда Ельцин еще умел и мог быть обаятельным, корректным, подчеркнуто вежливым, располагающим к себе.) Он предложил мне любой пост в российском правительстве. Так и сказал: любой пост, хотя, конечно, он совсем не намеревался реализовывать это предложение. Он знал, что я откажусь. Я отказался. Честно сказал, что не готов морально. Считаю неприличным так вот сразу перескакивать из команды в команду. Он принял отказ и предложил мне поехать послом в «любую страну, кроме Франции и США». Я также отказался. Мне казалось недопустимым покидать Родину в это время. Я попросил Бориса Николаевича рассмотреть возможность использовать меня на работе в структурах создающегося СНГ. Он согласился. Мы по-доброму расстались.