Дорога в Тридесятое царство

Человекоподобные приматы тысячелетиями выкапывали съедобные корешки собственными руками-лапами, обезьяноподобные люди делали то же самое, ибо это архетипично: смотри на меня, делай как я, но даже если никогда не видел, как это делают другие, все равно на уровне инстинкта повторишь. Но как-то раз один из первобытных людей додумался копать землю попавшейся под руки палкой. Соплеменники, возможно, сначала даже побили этого «Джордано Бруно», но со временем все стали пользоваться палкой-копалкой. Потом, вероятно, через множество поколений, к палке кто-то додумался привязать каменный наконечник, и так постепенно дело дошло до серпа, а потом и до комбайна. Так архетип Матери Земли вовсе не потерял ипостась кормилицы, которая насыщала народ-младенца своей огромной грудью даже без проявления сознательных усилий с его стороны. С появлением земледелия архетип получил еще больше власти, так как, в отличие от младенца, находящегося в бессознательной симбиотической связи с матерью (или со всей природой, в переводе с индивидуального на общечеловеческий уровень), годовалому малышу, или народу на пороге появления Сознания, приходится уже прикладывать усилия, «вести себя хорошо», чтобы получить от матери питание и заботу.

Обогащение архетипа индивидуальным содержанием не обязательно приводит к переменам общечеловеческого масштаба. Для отличника, получившего за особые старания в советской деревенской школе направление в вуз (а это была редчайшая возможность изменить жизнь: деревенские жители, прикрепленные к колхозу, не имели паспортов до 1974 года!), переезд в город был личным подвигом; для его детей же поступление в институт было всего лишь продолжением семейной традиции.

И в этом месте мы наконец вернемся к вопросу выбора, от которого отвлеклись чуть выше. Нельзя утверждать, что при осознании захвата части собственной души архетипическим содержанием оно автоматически целиком сходит на нет: оно просто выходит из тени, становится явным. Достигнув порога сознания, оно уже более не является всеобщим; оно осознаётся, а значит, принадлежит конкретной личности.

Но ведь в реальном-то мире мы уже успели во что-то впутаться! Вступив в битву со Змеем Горынычем, Герой уже не может пойти на попятную: мол, я передумал, давай жить дружно. Он либо одолеет Змея, либо погибнет. Третьего не дано. У нас нет выбора между действием и бездействием в том смысле, что пассивность – это тоже психическая деятельность. Но когда мы проживаем архетипический паттерн осознанно, мы можем выбирать способ его реализации в реальном мире, мы можем выбирать модели, инструменты и помощников.

Что будет именно вашим мечом-кладенцом? Как мы помним из сказок, это оружие для сугубо личного пользования: кроме одного-единственного избранного богатыря, его никто не может не то что использовать в сражении, но даже просто оторвать от земли. Таким образом, меч-кладенец является символом некоего особого индивидуального орудия, инструмента, дара, навыка, который окажет помощь в завоевании своего места в жизни. Это может быть писательское перо, кисть художника, изысканный вкус в чем бы то ни было, просто острый язык, умение по-особому чувствовать красоту, настроения, тенденции и т. д. и т. п.

Кроме того, меч-кладенец – это орудие Логоса, которое беспощадно отсекает все лишнее в нашей жизни. В процессе индивидуации приходится отказаться от огромного количества старых связей, контактов, занятий, убеждений, привычек, опор, идеалов, норм и ценностей. Резать приходится по живому, без крови тут не обойтись. И именно Логос – чистый разум, твердое знание того, почему и зачем это нужно, – позволит уверенно прорубать дорогу в новый мир.

Наравне с оружием мы можем выбирать помощников и средства передвижения, которые облегчат путь в Тридесятое царство. Так как коллективное всегда сильнее индивида, «одним своим хотеньем», без помощи «щучьего веления», то есть привлечения неких ранее недоступных ресурсов, здесь не обойтись. Выбор соратников, слава богу, тоже является актом свободной воли. Богатырский же конь будет символом инстинктивной жизненной энергии, причем энергией управляемой и направленной на достижение осознанных желаний. А в том случае, когда лишнее обрублено, когда воплощается действительно наше истинное предназначение, – силы, соответствующие исходной самости индивида, его эйдосу, прибывают десятикратно. Хилый, горбатый жеребенок превращается в Конька-Горбунка, наделенного магической силой.

Итак, понимание общечеловеческих паттернов, почерпнутых из сказок и мифов, которые восходят к доисторическим временам, ко временам, когда только формировалась душевная структура народов, помогает осознать себя, свою отдельность, без которой невозможны полноценные, взаимообогащающие отношения с окружающим миром.

Карл Густав Юнг и его не менее талантливые последователи подробно описали «душевную анатомию» человека. От греческого слова anatome («рассечение, расчленение») произошло название науки о форме и строении органов, о расположении частей тела и их взаимоотношениях с организмом в целом. Юнгианцы же изучают общее строение души, комплексы как отдельные системы, архетипы как психические органы, их строение и взаимоотношения с индивидуальной психикой в целом. В биологии различают анатомию растений и животных; в последней есть раздел, изучающий человека. Самостоятельной дисциплиной является сравнительная анатомия животных, изучающая закономерности строения и развития органов и их систем путем сопоставления разных групп животных и человека.

Именно сравнительной душевной анатомией нам и предстоит заняться в этой книге. Я отнюдь не претендую на некую истину и не обещаю дать исчерпывающий ответ на вопрос, в чем же состоит пресловутая загадка русской души. Но, вооружившись, во-первых, описанием человеческой психики в целом, которое дали Юнг и его последователи, а во-вторых, имеющимся мифологическим материалом восточных славян, мы можем совершить попытку сравнительного анализа и, как следствие, вычленить некоторые особые черты русской души. Ведь, как мы выяснили в «разговоре с инопланетным гостем», отличия в душевном строении различных этносов куда как более многообразны, нежели морфофизиологические особенности.

Кроме того, идентификациям «человек» и «индивидуальность» посвящено множество трудов, промежуточному же слою «этнос» в аналитической психологии – пока нет. Однако без этого знания нам нипочем не найти дорогу в Тридесятое царство – в сокровищницу коллективного, общечеловеческого бессознательного, где действительно имеется всё для всех, где каждый может выбрать ресурсы, необходимые для сотворения собственного Царства-государства, мирно сосуществующего со всем прочим миром на взаимовыгодных условиях. Ибо, как мы говорили выше, национальный пласт бессознательного являет собой промежуточную область, отделяющую индивидуальную душу от общечеловеческой. Проведение психоархеологических раскопок в этом слое души поможет нам отследить те самые национальные нормативные фильтры. А это, в свою очередь, даст возможность выбора, так как иные способы адаптации к внешнему миру перестанут восприниматься как единственно допустимые. Нам предстоит, так сказать, «профильтроваться наоборот», влезть в игольное ушко, чтобы увидеть огромный мир внутри себя.

И это обязательное условие: чтобы вырасти, стать по-настоящему взрослой, самодостаточной, зрелой личностью, сначала нужно вновь стать маленьким.

Метафора уменьшения в размере очень многогранна.

Во-первых, она подразумевает отказ от атрибутов архетипа Персоны – набора социальных масок, подобранных с учетом ожидания окружающих. Пациент на приеме у психоаналитика на время перестает быть директором отдела продаж, матерью троих детей, старшим оперуполномоченным или младшим научным сотрудником. Он становится просто Таней или Ваней, Машей или Петей – совокупностью собственных телесных ощущений, чувств, желаний и потребностей, которые не распознать, пока не скинешь рабочий костюмчик, не сорвешь социальные маски, не выйдешь из заученных ролей. Этот процесс занимает в терапии, пожалуй, большую часть времени. Но именно в тот момент, когда человек редуцируется до своей истинной беспримесной сущности, до платоновского эйдоса, он может в полной мере ощутить свое бытие. Он приобретает способность остро чувствовать неповторимый вкус жизни со всем многообразием оттенков духовных и телесных проявлений…

А далее можно вновь становиться взрослым, выходить в большой мир, но уже понимая, что на самом деле ты хочешь и можешь в нем вершить. При этом мир становится намного больше и отчетливей. Человек расстается с близорукостью. Причем бывает, что это происходит не только на символическом, но и на телесном уровне. Тому, кто потерял необходимость не видеть ничего дальше собственного носа, очки становятся попросту не нужны. А путей удовлетворения потребностей, вместо одного-единственного, который прежде только и виделся глазам, поврежденным осколками колдовского зеркала, появляется великое множество. Вдруг оказывается, что сложить слово «вечность» из кусочков льда – вовсе не единственная возможность получить «новые коньки и целый мир в придачу». Взрослый человек коньки может купить, выменять, одолжить, да в конце концов украсть, но продавать за них душу Снежной королеве совсем не обязательно. Ларчики начинают открываться самым незатейливым способом. Выясняется, что лучшие невесты живут в родном селе, а царская дочь Ульянка, которая, оказывается, «хуже керосину», им и в подметки не годится. В прудах начинают водиться волшебные щуки, а лягушки превращаются в премудрых царевен. Очистив собственные потребности от плевел, начинаешь видеть простые и доступные способы их удовлетворения.

Один из моих достопамятных клиентов (который, к слову, и впрямь носил очки на «минус девять») при первом нашем знакомстве провозгласил своей главной насущной проблемой отказ руководства повысить его в должности. Несмотря на то что он давно и успешно работал, его в очередной раз обошел какой-то выскочка-новичок. «Уменьшившись» до своей сущностной сердцевины, он понял, что ему не нужна ни новая должность (с весьма небольшим повышением зарплаты, но с огромным расширением круга обязанностей), ни даже признание коллег и победа над конкурентами, ни одобрение жены, которая работает в этой же организации и каждый раз после его «провала» неделями ходит со страдальческим видом. Его, творца-одиночку по природе, совсем не прельщал бег наперегонки по карьерной лестнице, его идеальная работа вообще не предполагала присутствия коллег, а с супругой ему хотелось обсуждать отнюдь не рабочие вопросы. Через некоторое время после его «уменьшения» произошло «чудо» – ему предложили перейти в другую организацию, где предоставлялась возможность заниматься отдельным проектом по своей узкой специализации, то есть любимым делом, не требующим помощи коллектива, исключающим любую конкуренцию, да к тому же с солидным повышением заработка. Ах да, зрение его как-то «само собой» улучшилось то ли на две, то ли даже на три диоптрии.