Дорога во тьме. Ч. 1

– Никого там нет и быть не может, это только моё воображение, моё чертово воображение!

Копошение в микрофоне прекратилось. Понимая, что поступает неразумно, Макар поднёс трубку к уху. Взрослый, пытающийся уцепиться за остатки здравого смысла, говорил ему, что это глупая и, быть может, даже опасная идея, не сулящая ничего хорошего. Но ребёнок, который прятался внутри него, уже слишком близко подобрался к запретной двери, ему требовалось немедленно услышать, что там, за ней, и, возможно, понять.

Голос, возникший в трубке, был больше всего похож на шелест сухих опавших листьев, гонимых осенним ветром:

– От-кр-о-оо-й дв-е-е-е-ри… – пауза, заполненная шумом ветра. И далее: – На-айди Про-о-во-дника-а. Защи-ти-и…

Снова пауза… Кто бы ни был владельцем шелестящего голоса, слова давались ему с огромным трудом, словно они были гранитными валунами, которые он пытался закатить на гору. Конец фразы Макар больше угадал, чем услышал, голос слабел и начал забиваться помехами, но некто пытался сказать ему что-то ещё, возможно самое важное:

– О… ив… у… и… я…

Что-то разобрать среди поднявшейся бури статических помех не представлялось возможным, но Макар всё равно пытался хоть что-нибудь расслышать. Сквозь занавес электрического шума пробивались лишь отдельные звуки:

– …Тру… у, б… сь… ку…

– Что?! Я не слышу! Кто это говорит?! Что вам от меня надо, вашу мать, уроды?! Я вас не боюсь, приходите, суки, посмотрим, кто кого!

Напряжение, которое он испытывал в течение года, достигшее апогея в последние дни, прорвалось наружу. Макар орал как никогда до этого, выплёскивая в крике всю накопившуюся боль и отчаяние. Прекратив орать, Макар тяжело отдышался. В трубке были треск и шипение, но к ним добавился какой-то новый аккорд. И вдруг из всего этого хаоса, как кит, пробивающий толщу воды и выпрыгивающий над поверхностью океана, пробился оглушительный крик:

– БРОСЬ ТРУБКУ, БРОСЬ ТРУБКУ, БРОСЬ ТРУБКУ!!! – голос был другим, рокочущим, как гром.

От неожиданности Макар разжал пальцы, и трубка выпала из них. Это спасло ему жизнь – жизнь, с которой он всерьёз решил расстаться самостоятельно, но, видимо, нечто решило ему в этом помочь. Падая, трубка развернулась микрофоном в сторону зеркала, висящего на стене; в этот момент из него ударил чёрный луч и вместо его головы попал в её отражение на стене. Не было ни взрыва, ни ярких вспышек, луч как дым растворился в заляпанной зеркальной глади. Но отсутствие внешних эффектов компенсировалось конечным результатом: зеркало заволокло чёрной матовой плёнкой, которую спустя миг перечеркнули молнии трещин, превращая когда-то идеально гладкую поверхность в выжженную солнцем пустыню. С деревянной рамки, как струпья с кожи прокажённого, начал отваливаться лак с кусками трухи, которая мгновение назад была здоровой древесиной. Макар с минуту молча смотрел на чёрную кляксу зеркала с остатками трухлявой рамы. Не докричись до него его таинственный собеседник (собеседники?), вместо зеркала на полу разлагался бы его труп.

Макар осторожно дотронулся до зеркала. Оно было холодным, как окно, за которым во мраке ночи бушевала зимняя буря, правда, рассмотреть что-либо в нём кроме каньона трещин было нельзя. Опустив голову, Макар увидел, что всё это время не выпускал из рук рисунок, как утопающий не отпускает спасательный круг. Аккуратно сложив его, он хотел было убрать его в карман, но понял, что до сих пор стоит в одних трусах. Пройдя в комнату, Макар сел на смятую кровать, поискав глазами в окружающем его бардаке свои вещи. Подцепив ногой джинсы, он стал не спеша их натягивать. Мысли у него в голове разбегались, словно испуганные лошади из горящей конюшни.

Теперь, помимо неизбежного сумасшествия и варианта прекратить мучения путём ухода из жизни, для него поначалу не ясно, а будто мираж в пустыне, начала проступать третья возможность – возможность невероятная, фантастическая! То, что он, Макар Васильевич Чуров, всё это время в течение года получал в своих снах послания от мёртвых жены и дочери. Возможность того, что их похороны – это ещё не конец и существует нечто, что вмешалось в их размеренную жизнь, превратив её в кошмар. Он не исключал того, что всё ж таки ещё год назад, после аварии, тронулся умом, а сейчас эта болезнь прогрессирует. Но зеркало! Это же не было галлюцинацией! Или было? В этот момент источенные ржой крепления не выдержали, и зеркало рухнуло на пол, заполнив коридор звоном разбитого стекла.

Выйдя в коридор, Макар осмотрел место падения. Чёрные стразы в обломках трухлявой рамы были рассыпаны по всему полу. Присев на корточки, он взял один из осколков и задумчиво осмотрел: обычный кусок стекла и такой реальный! Повертев осколок в руках, Макар бросил его обратно на пол, при этом порезав указательный палец. Капелька крови запылала рубином на чёрной поверхности, подмигнула Макару… и в следующее мгновение кровь исчезла. Моргнув пару раз, Макар взял другой осколок и выдавил на него немного крови. Через секунду история повторилась – капля исчезла, как будто стекло всосало её, как пиявка. Зажав кровоточащий палец, Макар проворчал себе под нос:

– Добро пожаловать в Страну чудес!

Теперь осталось только встретить Белого кролика, чтобы тот показал местные достопримечательности. Начав подниматься, он застыл, в голове пронеслось: «Стоп, голос в трубке велел найти проводника и что-то насчёт открытия дверей. Правда, каких дверей и где их искать, непонятно, хотя одна из них находится прямо передо мной. Неплохо для начала».

Разогнувшись, Макар сделал несколько шагов к входной двери. Чудом не порезав босые ноги, он заглянул в дверной глазок. Лестничная площадка была пуста. Перед тем как открыть дверь, его ладонь коснулась кармана, где лежал его оберег, рисунок дочери. Замок послушно щёлкнул, и дверь свободно подалась вперёд.

Стоя на площадке, Макар смотрел, как на коричнево-серой плитке играют в догонялки солнечные зайчики, проскользнувшие через окно, в которое заглядывало погожее осеннее утро. Макар стоял, прислушиваясь, хотя понятия не имел, что он хочет услышать или увидеть. Где-то на верхних этажах заработал лифт и медленно пополз вниз. Хлопнула подъездная дверь, судя по звуку, зашли несколько человек. Обычные звуки обычного подъезда обычной панельной десятиэтажки.

– Ну, видимо, не та дверь.

Взявшись за ручку, он уже собирался вернуться в квартиру, когда под ногами увидел красный кленовый лист. «Наверное, ребёнок с улицы принёс».

Подняв лист так, чтобы на него падали солнечные лучи, Макар прокрутил его между пальцами, любуясь игрой света на резных гранях. Слегка улыбнувшись, Макар втянул носом пряный запах опавшей листвы, который всегда ему нравился, а Кнопка, зная об этом, собирала вместе с Машей для него осенью гербарий.

Воспоминание о семье стёрло улыбку с его лица. Продолжая чисто механически крутить лист в пальцах, он вошёл в квартиру, но дверь запереть не успел.

– Макар Васильевич Чуров?

Голос был молодой, с нотками напускной строгости. Развернувшись, Макар безразлично посмотрел на живописную группу. Впереди, выше остальных на ступеньку, стоял старлей с заткнутой за погон форменной кепкой. Здоровый такой парень, кровь с молоком, видно, любит железяки в тренажёрке потягать… Лицо простое, но без явных признаков тупости, что обнадёживает. Двое других были младшим и старшим сержантами, особой статью не отличались, что восполнялось громоздкими брониками, поверх которых висели АКСУ. Тот, что младший, ещё совсем мальчишка заметно нервничал, его пальцы без конца теребили предохранитель. Старший, примерно ровесник Макара, с заметным пивным брюшком, видимо, в подобных мероприятиях участвовал довольно часто, спокойно следил за ним. Эти мысли пронеслись в голове Макара за считанные секунды, пока он рассматривал пришедших.

– Да, это я.

– Жалоба поступила на вас. Поступил сигнал, что из вашей квартиры доносились громкие крики, нецензурная ругань и звуки борьбы.

Тут из-за спин бронированных сержантов вынырнула сгорбленная фигурка, в которой Макар, без удивления, узнал соседку снизу Клавдию Ивановну. Склочная старушонка жила одна с котом в двухкомнатной квартире прямо под ним. Как только они заехали в дом, у них прорвало трубу, и они залили её. Потом Макар оплатил ремонт и сам нанимал рабочих, но смягчить сердце этой Изергиль ему не удалось, и они навечно попали к ней в чёрный список. Макара, в принципе, это особо не волновало, но «старая перечница» ничего не забыла. И момент-то выбрала «нарочно не придумаешь», Макар выглядел сейчас, как киношный маньяк. Голова разбита, небось, лицо в крови, по пояс голый, хорошо хоть джинсы натянул. Только окровавленной бензопилы для полноты картины не хватало.