Дорога во тьме. Ч. 1

– Я слышу тебя, мама… – На бледном лице шевельнулись только одни губы… – Я тебя поняла и больше не буду рассказывать тебе про дядю Петю. Никогда.

– А, ну и молодец. Вот и… хорошо, умница… Да… – Слова ложились на язык неохотно и вразнобой: – Ну вот и… молодец… – Последнее слово Екатерина Матвеевна произнесла с явным облегчением, завершая с трудом начатую реплику.

Разговор был закончен. Лиза поняла, что у неё не осталось даже иллюзии защищённости. Была единственная отдушина – специальная школа для слепых, которую она посещала. Первые разы её водила туда мама, теперь она сама находила дорогу, помогая себе белой тростью, выучив путь наизусть.

Почему она никому ничего не рассказала? Точно ответить девочка не могла даже самой себе. Друзей у неё не было, а после разговора с мамой она думала, что если рассказать про неё с отчимом преподавателю, ничего не решится, а об этом узнают мама с дядей Петей и будет только хуже.

По выходным отчим работал на рынке допоздна, и она чувствовала себя почти счастливой. Но приходили вечера, и Лиза хотела превратиться в маленькую букашку, чтобы её никто не смог ни увидеть, ни услышать. К сожалению, чуда не свершалось, и не проходило и вечера, чтобы этот огромный толстый человек с сильными руками, называющийся её отчимом, не зажимал её, когда был рядом. Однако сегодняшний случай в ванной выделялся из всех. Случись сегодня находиться в квартире с ним вдвоем, так просто бы она не отделалась, отчим распалился не на шутку.

Перед сном она долго сидела на кровати, устремив взгляд своих незрячих глаз в окно. Она не могла видеть прекрасный вид с их десятого этажа на простирающийся за городом лес с загорающимися над ним первыми звёздами. Но Лиза старательно выдумывала его, беря краски из небогатой палитры воспоминаний, которые сохранились до восьми лет, пока позволяло зрение. Воспоминаний было не много, но все они были очень яркими, живыми. Недостающие детали она додумывала сама. В её воображении мир был полон самых невероятных расцветок и света. Там обитал единственный в мире друг, большой белый волк. Откуда у неё в голове появился этот образ, Лиза не знала. Просто однажды, когда она прогуливалась по тропинкам своего тайного убежища, он вышел ей навстречу и с тех пор стал частью её мира, частью её самой.

Но всё чаще в её маленький мирок проникала Тьма. Она выползала из уголков её сознания незаметно, притворяясь белёсым туманом, проникая туда из внешнего мира. И генералом армии Тьмы был отчим, каждый день разрушавший её жизнь, отравлявший её мысли и чувства. Защитные стены очень скоро падут, и от её уютного маленького мира останется лишь бесцветная пустыня, зажатая среди хрупких стен тела, лишённого души. Но она ничего не могла с собой поделать, неоткуда было брать светлые краски, а отчим забирал последнее. Лиза понимала, чего тот добивается, и наверняка сложится так, что они останутся наедине и всё произойдёт. Даже если она решится на убийство, то как это осуществить – слепой девочке тринадцати лет в отношении здоровенного мужика, весящего далеко за сто кило?! Можно было, конечно, попытаться, когда он спит… Но от одной мысли о том, как она крадётся к спящему с ножом (ей почему-то всегда представлялся большой кухонный нож), Лизу пробирал озноб и накатывала слабость. А если он проснётся, если она промахнётся и ударит ножом не туда? Да и куда – туда?! С какой силой?! Всё, что в своей жизни она резала, это был хлеб. Однако надрезанный батон не будет пытаться тебя убить. От мысли попасть к разъярённому от её неумелого нападения отчиму в руки, а ведь это обязательно произойдёт, если только не случится чуда и удар не будет смертельным, у неё немело и переставало слушаться тело.

Сжавшись в комочек на своей кровати, Лиза мысленно просила кого-то сильного и доброго раздавить её отчима как таракана. Да так, чтобы и следа от него не осталось. Кого она просила о помощи, девочка и сама не знала, да ей было всё равно, лишь бы её спасли от этого кошмара… За такими мыслями она скоротала не одну ночь.

Но вот наступал рассвет воскресенья. Небо за окном потихонечку светлело, звёзды таяли кусочками сахара в огромной чаше неба. Девочка так и заснула, сидя с прижатыми к груди худыми коленками, обнимая их руками. Волосы лёгким плащом укрыли фигуру девочки, мерцая в такт биению молодого светлого сердечка, вынесшего уже столько горя и разочарований, что многие не увидят за всю жизнь… Но оно жаждало жить, несмотря ни на что. Как это уже было однажды… И кто знает, какая цена будет на сей раз… и сможет ли этот маленький человек расплатиться по счетам…

…Белый волк, сливаясь с волнами тумана, неспешно спускался с холма. Огромная полная луна наблюдала за ним в ночном небе, усеянном крупными звёздами. Лунный свет жидким серебром разлился по небольшой долине у подножия высоких, поросших ельником холмов, отражаясь от снежной спины большого сильного зверя. За волком не мигая следили необычные глаза, лунное серебро тонуло в тёмных водах зрачков, заполнивших собой всю радужку. Волк немного не добежал до места, где стоял человек. Их взгляды встретились.

– Торопись, я долго не смогу сдерживать тьму, время на исходе.

– Что же я могу?

– Ты можешь попытаться. И ты не одна.

– Но кто…

Образ волка начал размываться, превращаясь в туман, из серой мглы послышался голос, кто-то звал её издалека:

– Лиза, Лиз-а-а, Лизка, – плечо немилосердно начало трясти. – Да ты будешь просыпаться или нет? Только и знает, что дрыхнет.

Голос матери настойчиво требовал, чтобы Лиза проснулась. Девочка, вздохнув, привычно погрузилась в темноту реального мира. Видя, что дочь наконец-то проснулась, Екатерина Матвеевна отпустила её плечо.

– Значит, так. Как умоешься, я на холодильнике положила сто рублей, сходи, купи хлеба и бутылку пива для отца.

– Он мне не отец, – хмуро буркнула девочка.

– Поговори ещё у меня! В общем, сходишь и купишь, пиво в холодильник положишь. Да, я сегодня буду поздно, нужно убирать подъезды в соседних домах, так что слушайся па… – женщина на секунду запнулась: – Петю.

Лизу точно хлыстом перетянули.

– Как?! Он же должен на рынке быть!

– Комуй-то чего он должен, тебе, што ль? Приболел человек, решил дома побыть.

Голос матери раздавался уже из коридора:

– Ну всё, я пошла, мусор захвати.

Говорят, что плохие мысли имеют свойство материализовываться. Когда накануне Лиза думала, что неизбежно придёт час, когда она останется наедине со своим злейшим врагом один на один, она представляла это не так буквально. Сейчас она чувствовала себя боксёром на ринге, пропустившим сильный удар: ноги сделались ватными, руки налились свинцовой тяжестью, в голове туман и монотонный шум прибоя, тело требует, чтобы прекратили это издевательство… Надо всего лишь остановиться и опустить руки, и всё будет кончено. Но для неё «опустить руки» означало не просто проиграть. Остаться и ничего не сделать значило, что отчим, как огромный бульдозер, раздавит её «Я», весь её мир, оставляя лишь пустую шелуху, втоптанную в грязь. Нужно попытаться… хоть что-то сделать! Хотя бы попытаться, ведь именно об этом просил её белый волк, единственный её друг.

Скатившись с кровати, Лиза судорожно начала переодеваться (как хорошо, что она давно приучила себя складывать вещи в одно место). В голове тревожным набатом билась мысль: «Только бы отчим спал, только бы не проснулся!» Осторожно, как минёр, она потихоньку открыла дверь комнаты и вышла в коридор. Из родительской спальни раздавался богатырский храп отчима. Немного расставив руки, стараясь идти как можно тише, Лиза начала красться к входной двери. Благополучно добравшись до неё, она вспомнила о деньгах и магазине. Пиво и хлеб можно принести вечером, в любом случае сотка не помешает. Завернув на кухню, она начала пробираться к холодильнику. Раздался оглушительный звон – это она угодила ногой в расставленную на полу батарею бутылок, оставшихся после вчерашнего застолья. Лиза замерла, точно соляной столб, обливаясь потом. Храп прервался, сменившись натужным кашлем, заскрипел старыми пружинами диван, освобождаясь от массивного тела. Уже не думая о деньгах, Лиза крутанулась на месте и бросилась прочь из кухни. Уже у самой двери ей под ноги попалась пивная бутылка, выкатившаяся из кухни. Левая нога продолжила движение вперёд, а правая подвернулась под неестественным углом… Девочка, охнув от боли, начала заваливаться навзничь. «Только бы не упасть!» – вспыхнуло в голове у Лизы. Растопырив руки в стороны, она попыталась зацепиться за что-нибудь. Ободрав запястья, Лиза схватилась за дверной косяк кухонной двери. Издав крик отчаяния, она рванула себя руками к спасительной двери. За спиной послышались тяжёлые шаги и сопение…

…После того как шум разлетевшихся бутылок разбудил Петра Семёновича, тот тяжело поднялся с дивана. Голова была, как свинцовый котёл, во рту – помойка… – «Ну гниды! Поспать не дают. Если это Катька, точно по харе получит».

Идя на выход из комнаты, он бросил взгляд на настенные часы – полдвенадцатого. – «Так, Катька должна была свалить…». Лицо мужчины расплылось в довольной плотоядной улыбке: «Лизка, дочурка ненаглядная, как же я забыл… Ну-ка, ну-ка…».

Тяжело сопя, он вынес свою тушу в коридор, где увидел, как падчерица, цепляясь за косяк, бросила себя к выходу, подволакивая правую ногу. Когда требовалось, Пётр Рыбаков соображал достаточно быстро. Эта малолетняя сука пыталась кинуть его, лишить того, что Пётр по праву считал своим и хотел сегодня получить во что бы то ни стало. Глаза его сузились до щёлок, наклонив голову, он пошёл по коридору к стоящей к нему спиной Лизе. Та была одета кое-как, видно, торопилась, а значит, сильно боится его. Эта мысль приятной истомой прокатилась по всему телу. «О, да он покажет этой маленькой дряни чудеса на виражах». Пётр протянул руку, чтобы схватить свой приз…