Дорога во тьме. Ч. 1

Она думала, что её жизнь не сахар, но с появлением около трёх месяцев назад в её жизни дяди Пети (который сразу стал требовать от неё, чтобы она называла его папой) она превратилась в камеру пыток. Дядя Петя обладал внешностью портового грузчика, лет сорока, ростом под метр восемьдесят, со здоровыми ручищами и внушительным пивным животом. Лицо его, в молодости весьма привлекательное, изрядно потрепали разгульная жизнь на пару с алкоголем, но оно до сих пор не утратило привлекательности для женщин. При всём при том он имел ярко выраженные садистские наклонности, замешанные на педофилии, и не стеснялся им предаваться, когда был абсолютно уверен в своей безнаказанности.

С первого же дня он повёл себя в их квартире, как полновластный хозяин, полностью подчинив маму своей воле. Но при всех своих садистских наклонностях он был ловким манипулятором и чувствовал, когда не стоит перегибать палку, ведь в квартире, несмотря на все его старания, он прописан не был. Но праведный гнев матери если и вспыхивал, обычно заканчивался очень быстро, и всё шло дальше по накатанной. Вот и сейчас кухонная дверь врезалась в стену, из неё в распахнутом халате, как локомотив, с багровым лицом вырвался отчим, за ним, цепляясь за полы халата, выбежала мама.

– Да пошла ты козе под вымя! – Голос у отчима был под стать внешности. – Вы меня задолбали вместе с доченькой! Ну на кой хрен вы мне обмарались, такие волшебные?! Одна алкашка, другая слепая. Тоже мне, ни спереть, ни покараулить! Ты (толстый палец с жёлтым толстым ногтем упёрся в мамину грудь) будешь ещё меня попрекать?! Да если бы не я, обе бы уже загнулись! Одна от бухла, другая бы в проститутки подалась, там глаза не нужны. Вы за мной как за каменной стеной. А какая благодарность?! Постоянно меня пилишь, дочка твоя как от чумного дёргается… – Сказав это, он бросил взгляд в сторону Лизы: слова доброго не дождёшься!

– Петь, ну чё ты в самом деле, ну сказала чё…

– Чё, чё… Вот только мычать и можешь… Смотри, Катерина, – он погрозил пальцем, – уйду, локти будешь кусать! У меня таких пруд пруди!

Конечно, никуда он уходить не собирался. Шикарная хата, баба – сама первая наливает, да и дочка хоть и слепандырая, очень даже ничего. Сделав вид, что ещё раздумывает, уйти или нет, презрительно цыкнув, процедил:

– А то тоже… И, развернув мать Лизы, от души приложился широкой ладонью пониже спины. – Собери пожрать, на работу опаздываю.

Работал Пётр Семёнович Рыбаков на местном рынке мясником, благодаря чему дома всегда было мясо, о чём он постоянно напоминал: «Без меня бы уже ноги с голодухи протянули». При этом всю зарплату, которую он получал, тратил исключительно на себя.

Отправив присмиревшую сожительницу на кухню, сам направился в ванную, где стояла, замерев, Лиза. Этих моментов она боялась больше всего – когда он находился в непосредственной близости от неё. Её окутал запах жареного лука и перегара. Воровато оглянувшись, не то что бы он чего-то опасался, но лишняя предосторожность не помешает, Пётр Семёнович, похотливо улыбнувшись, дотронулся своими пальцами до обнажённого плеча девочки. Лиза, вжав голову в плечи, попыталась протиснуться мимо, но он с усмешкой преградил ей путь своей рукой, уперев её в косяк.

– Ну что ты испугалась, глупая, – прошептал он, наклоняясь к её макушке. – Другой рукой обхватив её за талию, притянул к себе.

– П-п-пожайлуста, не н-н-надо… – от страха и отвращения Лизу начало трясти.

– Да я ничего и не делаю, – хохотнул дядя Петя. – Пока. Ну, чё ты кобенишься, ну…

Дыхание его стало учащённым, он ещё сильнее прижал девочку к себе. Отпустив косяк, это сопящее, похотливое животное нетерпеливо полезло к перепуганной до смерти Лизе под ночнушку. У Лизы спазмом перехватило горло, и она смогла издать лишь слабый, наподобие комариного, писк. В панике, как утопающий, девочка начала махать перед собой руками, пытаясь выдавить из отказавшегося ей служить горла хоть какое-то подобие крика. Но наружу просочился только полупридушенный стон. Отчим, не обращая внимания на слабое сопротивление падчерицы, продолжал с наслаждением тискать худенькое тело, упиваясь беспомощностью своей жертвы. Тут одна из беспорядочно машущих рук задела гранёный стакан с зубными щётками, стоявший на раковине. Стакан врезался в стену, разлетевшись на осколки, а щётки, как маленькие косточки, загремели по дну ванны. Звук разбитого стакана прорвал плотину, сковавшую голосовые связки Лизы. Визг отбросил от неё отчима, как разряд шокера. Воспользовавшись секундой замешательства, Лиза ящерицей проскользнула мимо тяжело сопящего мужчины в свою комнату. Захлопнув за собой дверь, она привалилась к ней спиной. Из незрячих глаз ручьями бежали слёзы, в горле стоял ком, всё тело сотрясалось, как в ознобе. Она не рыдала навзрыд, душа крик внутри, зная, что это бесполезно.

После того, как отчим первый раз ущипнул её пониже спины, она пожаловалась матери. Но Пётр Семёнович невозмутимо все отрицал:

– Ну, хлопнул по-отцовски, а она навоображала бог знает чего.

Мама с ним согласилась. Она хотела с ним согласиться. Ведь если дочка права, то это значит, придётся признать, что она хреновая мать, и лишиться такого мужчины. Ну, бьёт иногда…так ведь бьёт – значит любит! А если любит её, значит, и Лизку тоже. «Нет, не мог он ничего такого сделать, да и зачем? Ведь у него я есть!» Себя Екатерина Матвеевна считала в свои тридцать восемь ещё очень даже ничего. Ещё больше её убедили слова Пети поздно ночью после того, как он был с ней очень нежен (он мог быть нежным): «Да ревнует она просто тебя, вот и несёт всякую чушь… Не удивлюсь, если завтра она к тебе в разорванной сорочке прибежит».

«А ведь и верно, – думала Катерина, лёжа рядом с храпящим любовником, – отец-то нас ещё до рождения Лизки бросил, кобелина! И мне, слабой женщине, пришлось самой заботиться о себе и ребёнке! Что ж я, простого бабского счастья не заслужила? А Лизка, ну что она… Всё в пику мне делает!»

Тот период своей жизни Катерина потеряла за пьяными испарениями, начисто забыв, какой она была раньше, что с ней происходило, кто был рядом. Всё это было погребено под цистернами выпитого алкоголя, а забытое она восполнила новыми придуманными воспоминаниями, соотносимыми с той жизнью, что она вела сейчас. Теперь в большинстве своих неудач она винила свою дочь. Только у неё личная жизнь налаживаться начинала, как Лизка тут как тут, всё эта коза портила! «Ну да ничего у неё не выйдет, уж они-то с Петей ей мозги вставят».

Когда с утра она подошла к двери комнаты дочери, у неё глубоко внутри закопошилась беспокойная мысль: «А вдруг Лиза говорит правду, и…», но тут же она изгнала эту непрошеную гостью обратно на самое дно и уже без колебаний открыла дверь. Лиза сидела на кровати, рассматривая одной ей видимые узоры на стене, и медленно водила щёткой по волосам. Глядя на неё, Екатерина Матвеевна немного растерялась. Чтобы придать себе смелости, она встала прямо перед дочерью и нарочито громким голосом начала без обиняков:

– Так, Лизавета, мне надо с тобой серьёзно поговорить… – Сделав паузу, она посмотрела на дочь. Та всё так же молча смотрела куда-то за горизонт сквозь мать и продолжала медленно расчёсывать волосы. – Ты мне эти штучки насчёт того, что к тебе дядя Петя пристаёт, прекрати, нечего фантазировать!

Девочка всё так же, без эмоций, продолжала свой туалет. Рука медленно двигается вверх, щётка погружается в густые волосы и с тихим шелестящим звуком, раздвигая светлый занавес волос на отдельные пряди, идёт вниз, чтобы в конце снова начать свой плавный подъём. В комнате воцарилась напряжённая тишина, прерываемая только шуршанием щётки по волосам, из-под которой иногда выбегали с тихим потрескиванием искорки статического электричества. Мать завороженно следила за движением руки дочери. В затуманенном от долгого употребления алкоголя сознании билась птицей в клетке слабая мысль, что она делает что-то непоправимое, что-то, что… Но мысль ускользнула из головы тяжёлым камнем из слабых рук и канула в тёмной воде.

Тишина стала невыносимой, нарастающее напряжение требовало немедленного выхода.

– Да что же это такое! – Екатерина Матвеевна, не выдержав, грубо вырвала щётку из рук дочери и отшвырнула в сторону. Та, ударившись о стену, отлетела в угол и завертелась там стрелкой сломанного компаса. – Мать с ней разговаривает, а ей хоть бы что! Лизка, ты меня не выводи! – Рука Лизы в последний раз провела, уже пустая, по волосам и безвольно опустилась на колено. – Да ты вообще меня слышишь или нет?! – Катерина Матвеевна, не выдержав, сорвалась на крик.