Дорога за грань

– Пойдёт?

Всё ещё красуется тем, что снова носит клинки. Я кивнул, быстро раздавил пару капсул на ткань.

– Мне понадобится три минуты.

Как мы и думали, собеседником имперца была Ретка. Она не заметила моего приближения, так как, вычислив её положение по позе профессора, я подошёл со спины. Как и следовало ожидать, вблизи приказ не видеть её не действовал, имперец ведь должен был её видеть. Не дав хулиганке опомнится я быстро напрыгнул на неё, прижимая ткань с выжатым экстрактом к её носу. Сильной Ретка никогда не была, а эта замечательная травка чертовски хорошо блокирует способности дистанционников.

Через пару минут иллюзий Ар уже не было, накуксившаяся Ретка сидела на земле, обиженно отвернувшись, а возле нас собирался народ. Первыми прибыли Эком и Морок с Палмой.

Столевич ошарашено крутил что-то в руках:

– Это невозможно!

Он, наконец, увидел нас и показал предмет. Это был продолговатый камень сантиметров 10 длинной. Один конец у него был красный, другой грязно-зелёный.

Имперец наклонился к Ретке:

– Как вам это удалось?

Она, всё ещё кукся губы, посмотрела на камень:

– Я просто носила его на шее. Вернее, сначала в кармане, а потом на шее. Я думала, ему лучше со мной, он снова стал красненьким. А потом он заболел, и на нём вылезло это зелёное.

Она вздохнула. Профессор не унимался:

– Цвет не имеет значения! У вас другая атмосфера, вполне нормально, что его новые слои имеют другой оттенок. Как вы заставили его расти?!

Он наконец повернулся к остальным:

– Я более двадцати лет пытался заставить их расти в другом месте. Они очень привередливы. Мне именно поэтому и нужна была именно та планета. Как вам удалось заставить его расти здесь?

Все вздляды тут же перешли на Ретку:

– А я что? А я ничего не далала! Он сам. Я думала, что он заболел. Вот, хотела спросить, как его лечить.

Морок, слегка улыбнувшись, села на траву:

– Расскажи, что ты делал с ним после того, как он попал к тебе в руки.

Ретка хмыкнула носом.

– Ну, сначала я хотела его похоронить, он же умер. Но всё никак не получалось. Анжей усиленно искал похитителя, и надо было следить, чтобы он ничего не нашёл. Вот! А потом я как-то достала его из кармана и обнаружила, что он уже не серый, а вполне красненький такой. Я тогда решила, что он выздоровел. Но потом мы летали на операцию, и я его с собой не взяла. А когда прилетели, оказалось, что он опять слегка посерел. Правда, может, ему просто под матрасом душно было. Но я подумала, что ему хорошо со мной, и он со мной выздоравливает, и повесила его на шею. У него и дырочка была для верёвочки. Он сначала очень хорошо себя чувствовал, красненький такой был, красивый. А потом начал зелёными пятнами покрываться. Вот... а потом совсем зелёным стал с одного конца.

– Ты не заметила, что он вырос?

– Я подумала, что он опух.

Столевич не находил себе места:

– Как?! Я носил этот камень на шее более пятнадцати лет! И он не подавал никаких признаков роста. Почему?!

– А зачем вы носили его на шее?

Мы снова, наконец, переместились на веранду и приступили к обеду.

– Это был обычай аборигенов той самой палнеты. Они надевали такие медальоны детям, чтобы Миракла приняла их под свою защиту. Я поддерживал с аборигенами контакт, изучая кристаллы, и они подарили мне этот камень согласно своему обычаю. Удача ли это, или Миракла действительно меня приняла, но когда колонисты устроили бойню, вырезая заросли кристаллов, меня их Ар не тронул, да и в лаборатории ни разу не задел.

– И вы носили его 15 лет?

– Да. Как талисман, подарок, и ожидая что камень начнёт расти. У аборигенов они в конце концов начинали расти, и тогда камень снимали с шеи и сажали в землю.

– У вас он не рос?

– Нет. Совсем. Я был уверен, что ему не нравится климат. Они всё-таки зависимы от климата, пусть и не сильно. Хотя ваш климат тоже совсем не подходит.

Он всё продолжал крутить в руках камень. Морок повернулась к Ретке:

– Дорогая, а что с остальными камнями?

– Они тоже покрылись пятнами разного цвета. Я думала, что это маленький их заразил, когда я их навещала. Но если это не болезнь, то ладно. У одного там такой красивый синий цвет получился. Синий - это нестрашно?

Морок нахмурила брови:

– Не знаю, дорогая. Думаю, стоит показать их профессору, пока он здесь. Пусть посмотрит, убедится, что это точно не болезнь.

Ретка оглядела всех слегка недоверчиво, но, видимо, пришла к выводу, что здоровье камней дороже:

– Ну ладно, пойдёмте.

Камни нашлись недалеко от так любимой ученицами горки.

– Это Коги придумала сюда их спрятать. Я, после того, как с первым камнем так всё наперекосяк получилось, решила, что сама их украсть не смогу, и подговорила сестёр. Им тоже стало жалко камушков, и мы их спрятали.

Столевич восторженно лазил по выпирающим из болота камням.

– Невероятно! Такие большие камни пошли в рост?! А они ведь у вас всего ничего. Я в полной растеренности!

Зато вид процветающих питовцев явно растопил его страхи, и через час он общался с Карлом и с Морок уже куда охотней.

– Нет, я не думаю, что они разумны. Некоторый разум у них есть, но по шкале Пфлейтана я дал бы им не больше тройки.

Карл перевёл:

– Это уровень кошки, собаки, коровы. Высокоорганизованное животное.

– Но они способны воспринимать эмоции. Аборигены считали их окаменевшими духами земли, пели им песни, рассказывали о своей жизни. И на кристаллы это явно влияло положительно. Основные заросли Мираклы были именно возле поселений аборигенов. А её Ар проявился, когда колонисты вырезали деревни местных, и потом, когда выжигались конкретно заросли Мираклы. У меня даже одно время была теория, что Миракла подпитывается эмоциями.

Я усмехнулся:

– А вы эмоциональный человек, профессор?

Имперец пожал плечами:

– Скорее, нет. Но я тоже пытался ему петь.
– Он усмехнулся, продолжая вертеть в руках маленький камень

– Тогда всё понятно. Аборигены надевали камни детям, дети обычно очень эмоциональны. Ретка тоже очень эмоциональна, и она тоже ребёнок.

Имперец помотал головой:

– Нет, такой скорости роста на родной планете у этих камней не было. И большие камни, отделённые от материнского организма, уже никогда не росли.

Ну, правильно, сколько там эмоций у обычного ребёнка? А у Ретки периодически проявляется аура, и эмоции просто носятся вокруг неё вихрем. Представляю, что будет, если повесить такой камешек на Морок с её постоянным вихрем ауры.

В конце концов, Столевич сдался:

– Хоняковски, возьмите моих подопечных к себе. На родной планете их осталось не больше тридцати крупных особей. И ещё три небольших у меня в лаборатории. Я сам устрою тайную транспортировку, закрою проект. Назову этот вид погибшим в результате колонизации планеты. Пусть они живут у вас. Они мирные. Чтобы создать кристаллы для пушек, мне потребовалось на несколько месяцев поместить эту партию возле помещения для допросов в одной из тюрем. Без такой подготовки камни не всегда отвечали даже на самый сильный раздражитель залпом Ар. Для агрессии им нужна была чужая боль. Прошу вас. Будут у вас тут расти возле горки, переливаться разными цветами и радовать ваших детей.