Дорога за грань
Шрифт:
– Я знаю.
Снять получилось только откровенную похоть, в чём я убедился на следующее утро в штабе. Теперь Эком не вызывал у меня подсознательного желания полапать, но привычка лапать никуда не делась, да и прикасаться к нему мне нравилось. Пришлось одёргивать себя и вообще стараться как можно меньше контактировать. Это получалось плохо. Эком, видимо, привыкший слегка крутить мной, периодически то вламывался в мой кабинет без стука с какими-то бумагами, то подсаживался, пытаясь вытащить из меня информацию. Не трансформирующаяся в похоть агрессия давала предсказуемый результат: я выставлял его прочь, требуя входить в кабинет начальства как положено, напоминал о рамках информированности и советовал не совать
К вечеру я забрал недописанное письмо одному из своих покупателей, над которым пытался работать с утра, и ушёл доделывать домой.
Эком:
Утром Веникем вдруг принялся держаться от меня на некотором расстоянии. Он не только перестал прикасаться ко мне, он, казалось, даже брезговал со мной разговаривать. Моё появление в его кабинете с обычными отчётами, вызвало на его лице явную гримасу недовольства. Он заставил меня сесть в кресло напротив. С такого места что-то объяснить в бумагах было просто невозможно.
А когда вечером я, радостный, заглянул к нему сказать, что старый должник наконец прислал деньги, он вообще наорал на меня с порога, что, видите ли, нужно стучать и ждать разрешения войти. Юбля! Как будто я его от чего-то секретного оторвал! Да он вообще сидел, дротики в стену бросал! Сам же спрашивал через день про эту оплату. Говорил, сообщить, как придут. А тут, вместо того, чтобы похвалить... да хотя бы просто порадоваться, что деньги пришли, сумма-то там не маленькая, наорал.
Я старался взять себя в руки. Твердил себе, что раз я теперь снова воин братства, то действительно должен более ответственно относится к порядку. Весь следующий день я старался быть безупречным. Обращался только по званию, стучался, ждал ответа, спрашивал: "Могу ли идти", когда разговор окончен. Но всё это, казалось, только больше злило Веникема. Отчёты просматривались без интереса, казалось, с одним только желанием выставить меня уже за дверь. Почему? Мысль в голову приходила одна: я сам перестал быть чем-то интересным для этого мажора. Что его интересовало во мне раньше? Я был подопытной крысой, меня было интересно ломать! А теперь я просто один из воинов братства, отработанный материал, и во мне нет ничего занимательного. Юбля!
Вечером Анжей снова принёс отчёт по своему расследованию по Ар-пушке. Я как обычно сделал кофе и попытался расспросить Веникема. Обругали меня и за кофе, и за вопросы.
– Эком, скажи мне: каковы рамки информированности бухгалтера?
Он и раньше, бывало, отказывался что-то рассказывать мне, но раньше он делал это спокойно, ухмыляясь. Сейчас, казалось, его злило любое моё движение.
С Веникемом всегда было непросто работать. Как можно работать с командиром, который приходит к обеду, на половину своих обязанностей забивает, а вторую половину понимает исключительно через призму своего извращённого ума. Но я уже как-то подстроился к тому Веникему. Я научился в нужный момент приносить кофе, в нужный садиться на пол. С этими умениями у Веникема как у командира появлялась масса преимуществ. Он не врал мне, он доверял мне больше, чем следовало из моих обязанностей, он тащил меня с собой в свои авантюры и расследования. Он обращался со мной как с другом! Теперь же он запретил мне приносить кофе, на мою попытку сесть на пол резко напомнил, что это поза младшего любовника. Не знаю, с точки зрения Даккара это поза отсутствия стульев в помещении, и только всего! Он запрещал спрашивать, злился, рычал, огрызался. В нём даже не осталось этой обычной для него спокойной, но очень колкой язвительности. Он просто был постоянно зол.
Вечером второго дня я подумал, что можно попробовать пойти к даккарской школе. Там поздно вечером мужчины устраивали ринги для спортивных ножей и просто отдыхали с пивом. Я, конечно, не надеялся, что меня примут с распростёртыми объятьями,
но некоторую снисходительность и хотя бы вежливость ждал.Как только я появился, сначала стихли разговоры. Потом Торес громко хмыкнул и предложил бой на ринге. И это при том, что я ему явно не соперник. Рука его зажила, и подвижность её уже полностью восстановилась, это я ещё на операции заметил. А до ранения на рингах он был мастером.
На бой я согласился, в итоге Торес не просто порезал меня, но и от души избил.
Мир вставал на старые рельсы. Всё снова было как раньше. И снова, ожидая, когда докторша в клинике заклеит мои порезы, я обещал себе, что послезавтра снова приду к школе и вызовусь драться. Когда-нибудь им надоест меня бить, и они должны будут меня принять. Хотя бы как раньше, отплёвываясь при каждом произнесении моего имени.
Ещё был Гардман, который взялся активно впрягать меня в нужные ему дела. Так же как и Тибиран, он хорошо умел аргументировать и великолепно говорил о благе Даккара. Только теперь я помнил, что в действительности Тибиран сам загнал меня в ту западню, из-за которой я пошёл служить роду. Это было для блага Даккара, но это было жутко больно для меня.
Венки:
Я несколько часов гулял по аллеям вокруг школы и клиники. Хотелось просто подумать. Дома этого не получится. Дома девчёнки, ребёнок, два неприкаянных подростка. Мои попытки заниматься с ними боевыми искуссвами провалились. Данко просто послал меня, сказав, что я дерьмовый тренер и он будет заниматься с Экомом. А Самуаль просто не имел к дракам никакого интереса. И хотя я всё-таки таскал его на тренировки два раза в неделю, кажется, это было мучением для нас обоих.
О чём я думал сейчас? Сегодня Эком явился на ринги возле даккарской школы. Торес его банально избил. И что? Эком обещал прийти снова.
Чего он добивается? Что парни начнут с ним общаться? Глупо!
Домой я явился совсем поздно. В гостиной горел свет. В углу на диванчике сидела зевающая Файна, а в серидине комнаты прямо на полу сидели Морок и два моих новых сына. Самуаль какой-то восторженный, а Данко как будто испуганный. У неё кончилось терпение, и она решила вмешаться в воспитание мальчишек? Или я опять себе лишние проблемы придумываю?
– Привет.
Морок подняла на меня взгляд. Она улыбалась.
– О, а вот и ты! Так дети, быстро спать!
Мальчишки без возражений в одну минуту покинули комнату. С ними ушла и Файна.
– Я ждала тебя. Вот заодно с мальчиками познакомилась.
Я присел рядом с ней на ковёр. В ауре вертелось беспокойство, азарт и что-то непонятное, уважение, что ли.
– Ждала?
– Да. Я наконец разгребла свой график и выделила время для занятий с тобой.
– Со мной?
– Да! Пора наводить порядок в твоих знаниях Ар.
Это хорошая новость.
– И когда у тебя есть время со мной позаниматься?
– Утром. С утра и до обеда.
– Завтра утром?
– Каждое утро! Каждое утро до обеда. Ар это не та дисциплина, которой можно заниматься время от времени. Чтобы получить результаты, нужно заниматься много и постоянно.
Я улыбнулся абсолютно искренне. Что ж, это очень хорошая новость!
Вернувшись из душа, я наткнулся в своей комнате на Данко.
– Что ты здесь делаешь? Я же просил не заходить ко мне в комнаты без приглашения.
– Да ладно, у тебя никого нет сегодня.
– Он отвёл глаза в пол.
– А я поговорить хотел.
Поговорить? Обалдеть, какая честь! Этот малолетний головорез возжелал со мной поговорить?!
– И о чём?
Парень вскинулся:
– Она действительно маг?
Я не сразу понял, о чём он:
– Кто?
– Ну, эта огромная... Лиания.
– А! Да, она сильнейший из неолетанских магов. Это её именем пугают республиканцев, когда рассказывают о силе магии Ар.
Парень поморщился: