Дорога за грань

Мягко ступая по коридору, я заглядывал во все двери подряд. Меня всё больше это занимало. Фальшивые улыбки, безжизненный дом... На пороге одной из комнат я замер.

То, что этой комнатой пользовались, было понятно ещё за дверью: притоптанный ковёр, ручка, за которую часто держались рукой. Меня не остановило даже то, что дверь была заперта: скрепка и один удар плечом.

Вещей здесь не было. Мягкий ковёр, и все стены, и даже потолок обклеены старыми фотографиями.

На мои плечи неслышно легли руки Палмы:

– Не говори никому про эту комнату, а то тётка меня точно в сумасшедшие спишет.

Ни злости, ни обиды в голосе не было. Скорее сожаление или даже стыд. Я вошёл в помещение, разглядывая снимки: женщины, дети, мужчины, даже собаки. Искренние улыбки, наивные открытые лица. Слегка потрёпанные любительские фотографии.

– А что не так с этими фотографиями?

Палма, вздохнув, опустилась на пол, а потом и вовсе улеглась на ковёр, разглядывая потолок. По позе и движениям было понятно, что она часто так делала, лежала вот здесь на полу, разглядывая стены и потолок.

– Они все умерли. В один день. Во второй день весны 885 года.

Я тоже растянулся рядом с ней на полу. Так действительно было удобней:

– Что их убило?

– Пьёнцы. Хаймы неолетанок лёгкая добыча. Отряд Пьёнцев, около трёх десятков мужчин, вырезал всю семью за несколько часов. А во мне от страха проснулся Ар. Это дало мне возможность убежать. Когда на следующее утро я вернулась, в доме были одни трупы, - она горько усмехнулась, - меня нашли через несколько дней. Одна из моих сестёр заехала к матери, увидела, что произошло, и нашла меня. Мне было 12.

Это семья её матери? Я рассматривал фотографии. Если вот так лежать посреди комнаты, их было видно все сразу. Сколько здесь людей? Человек 500? Тясяча? Да, хаймы самая лёгкая добыча в свободных землях, их обитатели вообще не умеют защищаться. Но посягать на них решаются лишь те, кому нечего терять. Неолетанки склонны изобретательно наказывать потом обидчиков хаймов. В основном за такими бандитами охотятся Дотси, насколько я помню, это основная функция их школы - полицейские, охранники.

– Пьёнцы? Никогда не слышал о таком народе или военном объединении.

Мне показалось, что Палма усмехнулась:

– Ещё бы, я вырезала их всех до одного, примерно года за два до твоего рождения, - она некоторое время помолчала, потом повернулась ко мне: - ты тоже считаешь меня маньячкой?

Сейчас на её лице не было ни мягкости, ни приторности. Палма была воином, я хорошо это видел во время наших боевых операций. И это была настоящая часть её натуры. Она была из тех редких неолетанок, кто не боялся крови, не паниковал под выстрелами, вообще не поддавался лишним эмоциям. Она была жёсткой, решительной и целеустремлённой. Ноль жалости, чувствительности и других глупостей.

– Маньячкой? Нет. По-моему, это нормальное поведение военного человека: мстить за павших братьев, ну, или сестёр, в твоём случае. Конечно, удивительно видеть такие качества в неолетанке, но ничего неприемлемого в них точно нет.

Она улыбнулась, потом снова откинулась, вглядываясь в потолок:

– Между тем, я слегка сумасшедшая. Тебе стоит это знать. Неолетанки долго взрослеют, и в 12 у них ещё чрезвычайно хрупкая психика. А я тогда ещё и всего четыре дня, как перешагнула порог взросления Мевы, в смысле, попробовала секс с мужчиной. Представляешь, что со мной было, когда я нашла этого дядьку застреленным в голову?!

Она рассмеялась. В этом смехе было что-то истерическое. Знаю ли я, что Палма слегка сумасшедшая? Я в этом не сомневаюсь. Только сумасшедшей могло прийти в голову предложить главному врагу стать мужем и начать всячески его защищать. Впрочем, слабой её это безумие не делало, скорее, даже наоборот. А значит, какая разница?

– И в чём выражается твоё сумасшествие?

– Порой я оставляю после себя слишком много трупов. У меня плохо выходит прощать. Я склонна мстить...

Я скосил на неё взгляд. С моего места были отчётливо видны шрамы на шее Палмы, оставленные женщинами САП. Это должно было быть чертовски больно. И что-то мне подсказывет, что рубцы - лишь поверхность айсберга, наверняка было намного больней.

– Мне пора пугаться? Я первый, кому ты должна мстить.

Честно говоря, сейчас, после всего происшедшего, в то, что Палма может мне мстить, я уже не верил. Может, начинал проникаться неолетанской логикой, может, по каким-то другим предпосылкам. Мне даже казалось, что если я выкину что-то, что ей не понравится, она лишь слегка подожмёт губы и залезет ко мне в постель, может, втихаря навешает какие-нибудь блоки на моё сознание, но будет продолжать меня защищать.

Она обернулась:

– Не говори глупости. Ты часть меня! Я ещё не настолько сошла с ума, чтобы мстить собственным ногам и рукам, - усмешка в её голосе была очень горькая. Это я сейчас испытывал любопытство, а ей было больно. Из-за фотографий? Вряд ли, глядя на них, она начинала улыбаться. Кстати, это была искренняя улыбка.
– Помнишь лет семь назад порт Реул?

Я покосился:

– Это те парни, что всем гарнизоном перерезали себе горло в честь какого-то бога?

Она пожала плечами:

– Морок велела просто закрыть порт, сделать его недоступным. Это нужно было для какого-то плана... А когда я поговорила с их предводителем... он оскорбил Арнелет. Я собрала их всех в их дурацком храме и велела перерезать себе горло. За это Очарование в очередной раз бросилась добиваться, чтобы мне подкорректировали сознание.

– Неолетанку тоже можно корректировать?

– Да, если мастер, который корректирует, превосходит в силе. А так дистанционный Ар на неолетанок действует точно так же, как и на любого другого человека.

– А почему на этой коррекции настаивала именно Очарование?

– Ну, она считает, что мне будет после этого лучше. Она моя тётка, воспитывала меня с 12 лет. Несёт за меня ответственность перед родом и старшими ами.

Чтож я могу взять себе на заметку, что Палма явно не очень доверяет Очарованию.

– Как я понимаю, подкорректировать тебя ей не удалось?

– Нет, не удалось. С полгода я от неё бегала, потом вмешалась Морок. Корректировка может убить во мне способности, а Морок мои способности нужны. А жестокость... Морок считает, что это допустимая плата.

И грудью ляжет за Морок. Она говорила тихим голосом, без капли иронии. Было ощущение, что для неё такое признание очень сложное. Что она сама эти свои особенности воспринимает болезненно. Почему?

– Ты воин. Я тоже считаю жестокость абсолютно естественным для воина качеством.