Дорогая Клара!
Шрифт:
– Не знаю, справится ли Галина. Подозрительно это, Клара. Это из-за нового партнера?
Я не ответила.
– Клара, что за детский сад?
– Я не буду с ним танцевать.
– Вот оно что.
Антонина Дмитриевна задумалась.
– Нет, я не могу сказать ему, что он не будет играть. Человек, может, впервые инициативу проявил. Надо всем давать шанс исправиться. Глядишь, станет актером и будет вспоминать, как Антонина Дмитриевна дала ему путевку в жизнь.
– Вы просто Михалыча не знаете. Ничего он не хочет.
– Галина, значит, Галина. Будешь на вторых ролях.
Так и пришлось пожертвовать славой,
Началась репетиция.
Михалыча не было, я корила себя, что зря затеяла этот разговор. Но через полчаса он завалился в актовый зал.
– А вот и вы. Мы вас ждем, – радостно воскликнула Антонина Дмитриевна. – Подойдите к партнерше.
Михалыч оскалился и направился ко мне.
– Нет-нет, вы теперь танцуете с Галочкой. Она будет играть вместо Клары.
Галка расцвела. Михалыч зло на меня зыркнул и процедил:
– Все лучше, чем с Кноль.
Михалыч таким словом Клару обозвал, что повторять стыдно. На букву “П”. Я остолбенел от его беспринципности.
Клара покраснела. Никто за нее не вступился. Полагаю, в глубине души девчонки надеялись, что кто-то свергнет ее с пьедестала.
Дни мои сочтены. Мне бы не хотелось драматизировать, но я совершил непоправимое.
Во мне проснулась первобытная ярость. Пока Михалыч выкрикивал сальности, я подошел к нему со спины и толкнул с такой силой, что он полетел с лестницы. В тот же миг испугался, что Михалыч сломает шею или расшибется насмерть. Но он несколько раз перекувыркнулся и приземлился вполне удачно.
Клара крикнула: “Бежим!” И мы побежали к другому выходу.
Теперь я думаю о последствиях. Поступил я крайне опрометчиво. Как идти завтра в школу? Михалыч наверняка будет меня караулить. Попросить бабушку проводить меня? В четырнадцать лет это унизительно. К тому же у нее сердце, и мне бы не хотелось добавлять ему переживаний. Попросить Семена? Притвориться больным? Выйти в школу на час раньше?
Мысленно прощаюсь с жизнью.
Клара – Виктору
5 апреля 1938
Витька, ты герой! Ты теперь мой самый верный друг.
Я и представить не могла, что тебе хватит смелости.
Интересно, где он сегодня? Готовит нападение?
Клара
Всю неделю Михалыч не появляется в школе. Выходить из дома по-прежнему страшно.
Не нахожу себе места. Хочется рвать, крушить, ломать, портить, бить. Появилась дурная привычка заламывать пальцы. Неужто мне передался отцов нрав? Я презираю себя за несдержанность.
Михалыч затаился. Что от него ждать?
Учительница сообщила, что Михалыч в школу больше не придет. Причину нам не докладывают.
Ходят слухи, что у Михалыча арестована мать и его теперь отправят к тетке в деревню.
Слухи
подтвердились.Я много думаю о произошедшем.
О событиях, которые перекраивают наши судьбы. Почему маму Михалыча арестовали именно в тот день и ни днем позже?
Мне необходимо признаться. В ту ночь я не мог заснуть, все думал, что Михалыч со мной сделает. Страх заполнил каждую клеточку моего тела, и, поддавшись ему, я обратился к бабушкиному Богу. Я сказал, что поверю в него, если он убережет меня от Михалыча.
Но не такой же ценой… Больше никогда, никогда не обращусь к нему! Даже если это будет вопрос жизни и смерти. Мне стыдно признаться Кларе, ведь она считает меня героем. Коля с Алеком зауважали меня: то, что я не влезаю в драки, воспринималось ими как слабость. Они признались, что ни за что не решились бы идти против Михалыча. При других обстоятельствах и я бы не решился…
И все же… Как бы я повел себя, прижми меня Михалыч к стенке? Поддался бы страху, отказался от своих принципов, просил пощады?
Пытаюсь убедить себя, что это всего лишь совпадение. Не могу же я своей волей решить участь другого человека. Уж больно много я на себя беру.
Клара – Виктору
3 июня 1938
Витька, здравствуй!
До школы ты меня не увидишь. С бабушкой Алевтиной совсем беда, Гертруда уже не справляется, мы с мамой едем в Саратов.
Клара – Виктору
5 июня 1938
Привет, Витька!
Пишу, чтобы ты знал мой новый адрес.
Гертруда с Вальдемаром и бабушкой живут в самом центре города, всего пару кварталов до парка и консерватории. В квартире хорошо, светло. Два окна, по одному на каждую комнату. Нам с мамой постелили в маленькой комнате два матраса.
Гертруда с Вальдемаром уже столько женаты, а детей нет. Это жаль. Мне бы так хотелось стать тетей.
Проезжали разные здания, папа то и дело говорил: “Это немцы построили. И это немцы построили. И эти мукомольные предприятия”.
И тут вдруг скажи: “Плохо, Клара, что ты немецкий не знаешь”.
“Так отчего бы мне его знать, если вы с мамой на русском всегда говорите?”
“Оттого, Клара, что ты немка”.
“Я только наполовину немка, а наполовину русская. А вообще я советский гражданин!”
Папе мой ответ не понравился. Он нахмурился.
“Надо тебя в немецкую образцовую школу перевести”.
Папа не первый раз заговаривает о немецкой образцовой школе. Он меня в прошлом году туда перевести хотел, как только она достроилась. Я перепугалась.
“Папа, ты что! Я и так еле-еле справляюсь с домашней работой, а еще немецкий учить!”
“Ничего, будешь стараться. Эх, Клара, Клара… Вот так и пропадут все наши традиции. Хорошо хоть крестили тебя”.
“И все же жаль, что не в православие”, – вмешалась мама.
“Да какая теперь разница. В этой безбожной стране”.
Что же теперь поделать? Не должна ведь я из-за этого страдать, в другую школу переходить! То, что я наполовину немка, не имеет в моей жизни никакого значения.
А еще ехали мимо костемольного завода. Ну и запах. Ужас! Как только там у Алека мама работает? Вот почему она такая недовольная всегда. Попробуй поработай денек в таком месте.