Дорогая Клара!
Шрифт:
Пиши теперь сюда.
Клара
Вот и пришла пора прощаться. Музыкальную школу я буду вспоминать с теплом, она стала мне вторым домом.
Помню, как бабушка впервые привела меня сюда. Нарядила, причесала волосы – прям как у деда на фотографиях.
Пришли, а перед входом очередь. Оказывается, желающих много. Это меня расстроило. Помню, как стоял в коридоре и до меня доносился голос чистоты и силы невероятной. От этого голоса у меня закружилась голова и сделалось совсем худо. Что
Что я не певец, бабушка заявила с порога. “Но какой слух, какой слух!”
Не помню, что именно от меня требовалось, но чувствовал я, что показал себя крайне плохо. Прослушивание было коротким. Домой шел поникший. Бабушка пыталась меня поддержать.
“В эту не возьмут – в другую пойдем”, – сказала бабушка. И по чрезмерной ее веселости я догадался, что прослушивание прошло не просто плохо, а ужасно.
Утром следующего дня бабушка пошла узнавать результаты. Я делал вид, что мне все равно. После завтрака сел с книгой, чтобы отвлечься и скоротать время. Велика беда, что не играть мне на пианино? Буду книги читать, стану великим читателем.
Бабушка пришла к обеду. Ожидая нерадостные известия, я вяло водил ложкой в тарелке. Отец на меня прикрикнул – обычное дело.
“Что кричишь, Паша? У сына твоего, между прочим, абсолютный слух”.
Я поднял глаза: “Как это – абсолютный?”
“Да, Витенька. Только вот вместо фортепиано настаивают на скрипке. Я им сказала, никакой скрипки”.
“Баян! – отрезал отец. – Рояль! Еще чего! Место у нас лишнее?”
“Место найдем”, – сказала бабушка. И мы действительно нашли.
Помню свой самый первый урок.
Я шел вприпрыжку. Мимо здания школы, мимо знакомых мест, мимо исторических зданий по любимой улице. Отныне мне предстояло дважды в неделю ходить этим маршрутом.
На стенах в коридоре висели портреты. Мужчины с пышными усами смотрели надменно: “Что вы здесь забыли, молодой человек?” Я толкнул деревянную дверь, прошел, стараясь наступать аккуратно.
Пианино с желтыми клавишами у окна. То, что клавиши желтые, отчего-то меня удивило. Пришло сравнение с зубами. Должно быть, пианино совсем старое, раз зубы у него такие желтые.
Возле инструмента два обшарпанных стула для учителя и ученика.
Уже много после, когда я выучился играть и пальцы сами скользили по клавишам, я часто смотрел в окно и представлял, как через щели в раме просачиваются звуки, танцуют в воздухе и через открытые форточки попадают в дома и квартиры. Задумавшись, я забывал о том, что надо сидеть смирно, держать спину, я покачивался под эти звуки. А еще нередко, доверившись пальцам, играл, вперив взгляд в потолок. Трещинки и облупившаяся штукатурка помогали мне сосредоточиться и доиграть без запинки. Я доверяю звучанию музыки в моей голове.
Учительница возвращала меня из мечтаний.
Позапрошлой зимой окно, в которое я любил смотреть, играя, разбили и неумело заклеили. Задувало. Завхоз обещал, что примет меры, но я целый месяц играл, закутавшись в бабушкину шаль, пальца мерзли и не хотели разгибаться.
Бабушка настаивает, чтобы я поступал в музыкальное училище. Она переоценивает мои способности. Вот Алек дома не занимается, опаздывает на занятия, а как играет! Точно пальцы его были созданы для игры на инструменте.
Все явственнее сознаю,
что моя жизнь будет связана с книгами.Виктор – Кларе
20 июня 1938
Дорогая Клара!
Твой папа прав: важно знать свои корни.
Что касается костемольного завода, то его запах – лишь мелочь по сравнению с тем, что произошло здесь давным-давно (это мне бабушка рассказывала). Представь себе: внезапно обрушилась огромная груда костей. Как это могло случиться? В стене образовалась трещина. Работницы предупреждали начальство, да все без толку.
Однажды, ближе к концу рабочей смены, стена под давлением костей рухнула. Прибежали люди с округи, стали разгребать завалы. Кого спасли, а кто задохнулся. Кровь, кости, раздавленные тела. Девять женщин погибли.
Управляющего заводом тогда едва не растерзали. Уцелел благодаря отцу прекрасного писателя, Льва Абрамовича Кассиля.
Бабушкиной подруге повезло, сломанной ногой отделалась, а несколько работниц завода погибли. Среди них мать почтальонши тети Шуры, Галкина бабушка. Тетя Шура из-за этого в детском доме оказалась, потому, должно быть, ожесточилась. Да разве можно тем оправдать ее отношение к Галке? Галка все время в синяках.
Однообразные будни страшно надоели, но такова моя жизнь, пора привыкать.
С уважением, Виктор
Бабушка решила, что мой ум достаточно окреп (выражение бабушки), и достала из закромов “Божественную комедию” Данте. Первая часть называется “Ад”, я прочитал несколько песен. Отчего это комедия, мне невдомек, но написано хорошо.
Когда-то я в годину зрелых лет
В дремучий лес зашел и заблудился…
Виктор – Кларе
26 июля 1938
Дорогая Клара!
На меня сегодня напала тоска – гложет целый день безо всяких на то причин. Состояние удручающее. Полагаю, что тоска – следствие лености ума и душевной распущенности. Отложил Мамина-Сибиряка, читаю Дюма. И как бы ни было интересно, сможет ли королева-мать добраться до Генриха Наваррского, с трудом удается сосредоточиться на тексте. Мысли растекаются, и я растекаюсь вслед за ними.
Что это за недуг? За окном солнечно, птицы поют, вода в Волге теплая… Каникулы! Мне бы печали не знать, а я сижу в четырех стенах, и тошно, и сил никаких.
Говорю себе: “Эх, Виктор Палыч, Виктор Палыч, что за буржуазные замашки…”
Уже темнеет, а я сел писать тебе письмо. Бабушка говорит, что письма помогают, когда на человека нападает тоска. Можно было бы поискать себе собеседника, да где его найти?
Как твоя жизнь, Клара?
Расскажи мне что-нибудь веселое, иначе я совсем зачахну.
С уважением, Виктор
Клара – Виктору
4 августа 1938
Здравствуй, Витька!
Мне бы хотелось повеселить тебя, да настроения не те. Сложно целый день с бабушкой. Такие странные вещи она творит. То утюг на плиту поставит, то вещи из окна выбросит. А вчера, пока я купалась, вышла из дома, хотя ей запрещено ходить одной. Как я перепугалась! Соседка привела ее обратно. Она только вышла из подъезда, сразу же потерялась.
Конец ознакомительного фрагмента.