Дороги Катманду
Шрифт:
Окружающие, не понимавшие происходящего, смотрели то на Патрика, то на Оливье. Тот ощущал нараставшую вокруг него энергию невыносимого для него призыва.
— Я всего лишь задолжал вам немного денег, вот и все! Я верну их! Если ты не хочешь, чтобы я пошел куда глаза глядят, покажи мне дорогу.
Но вокруг них с Патриком уже сомкнулся людской круг, и, чтобы уйти, Оливье должен был прорвать его, растолкать людей в стороны обеими руками, как это бывает в густом лесу, когда ты раздвигаешь ветки кустарников, чтобы выйти на тропинку. Патрик молчал. В какую сторону ему идти? На север? Солнце опускалось к горизонту слева от него. Значит, он стоял лицом на север. Ему нужно было идти
Он шагнул, и толпа раздалась перед ним, образовав сквозной проход. Оливье увидел, что из деревни к ним бежит девочка, держащая что-то в руках перед собой. Оказавшись в центре круга, она передала то, что несла, старику, стоявшему в первом ряду. Это была небольшая чаша, простая чаша из светло-зеленого пластика, вариант современного Грааля, но наполненного до краев чистой водой, ни капли которой не пролилось, когда девочка бежала.
Старик с поклоном передал чашу Патрику, сказав при этом несколько слов. Патрик передал чашу Оливье.
— Они дают тебе самое ценное, что есть у них, — сказал он.
Оливье колебался несколько мгновений, потом сбросил рюкзак на
землю, принял обеими руками протянутую ему чашу и залпом выпил ее, закрыв глаза от удовольствия.
Когда он снова открыл их, перед ним стояла девочка с поднятой головой, со счастливой улыбкой смотревшая на него. Ее глаза показались ему огромными, как наступавшая ночь, и полными звезд, как эта ночь.
Оливье поднял рюкзак и швырнул его в джип.
— Ладно, я остаюсь у вас на эту ночь, но завтра утром распрощаюсь с вами.
— Ты можешь поступать так, как считаешь правильным, — негромко сказал Патрик.
На деревенской площади разожгли костер, совсем небольшой, потому что в этих краях дерево было таким же редким, как и вода, но для праздника в честь пришедшего в гости друга отдают все, чем ты обладаешь. Они уселись в кружок вокруг огня прямо на землю. Одна из женщин запела. В такт пению мужчина постукивал короткой палочкой по небольшому деревянному цилиндру. В деревне это был единственный музыкальный инструмент.
Патрик и Оливье сидели напротив поющей женщины. У Оливье быстро заболели ноги от непривычной позы. Ему никогда не приходилось сидеть на земле, скрестив ноги. Но он не решался пошевелиться, потому что девочка, принесшая воду и некоторое время сидевшая возле гостя, не сводя с него огромных глаз и все с той же улыбкой на лице, вскоре задремала, положив голову ему на колени.
К женскому голосу, теперь звучавшему приглушенно, присоединился голос человека с совершенно белой бородой. Он смотрел на Оливье, плавно жестикулируя, сводя и снова разъединяя пальцы. Это был староста деревни, которому девочка передала чашу с водой.
— Он благодарит тебя за то, что ты пришел, — негромко перевел его слова Патрик.
Оливье пожал плечами. Спящая девочка вздохнула во сне, слегка пошевельнулась, и ее голова едва не упала с колен Оливье. Ее спокойное счастливое лицо было обращено к ночному небу. Тело ее было совершенно расслаблено, она явно чувствовала себя в полной безопасности.
Посмотрев на Оливье со спящим ребенком на коленях, Патрик улыбнулся.
— Можно считать, что она приняла тебя как своего.
Оливье вздрогнул и внутренне ощетинился. Он почувствовал, что стоит ему еще немного задержаться, и он попадет в ловушку, поставленную оказанным ему доверием. Кроме того, он ощущал неудержимо поднимавшееся в нем желание остаться с этими тихими людьми, с этой девочкой, котенком свернувшейся возле него. Желание забыть все невзгоды, все приключения и закончить
здесь свое путешествие.Как к спасительному кругу, он обратился к воспоминаниям. Он вспомнил борьбу самолюбий, стычки с полицией, постигшее его разочарование. Зажав уши обеими руками и закрыв глаза, он замотал головой, пытаясь преодолеть пронзившую его боль.
Патрик, не сводивший с него глаз, был удивлен и обеспокоен. Он осторожно отодвинулся. Сейчас не нужно было ничего спрашивать, не нужно было вмешиваться. Было ясно, что в душе у его друга кровоточила какая- то рана, которую он невольно задел. С какими бы добрыми намерениями ты ни протягивал руку человеку, лишенному кожи, ты не причинишь ему ничего, кроме боли. Он сможет излечиться только благодаря своим внутренним силам и, конечно, благодаря времени.
Оливье пришел в себя, посмотрел на сидевших вокруг людей, на лицах которых играли отблески костра. Внезапно он почувствовал, что они стали безразличны ему, так же безразличны, как деревья или камни.
Он бережно приподнял головку девочки и опустил ее на землю, проделав это так осторожно, что она даже не проснулась.
— Я должен уйти, — обратился он к Патрику.
Встав на ноги, он вышел из освещенного круга.
Старик внезапно замолчал. Потом замолчала женщина. Все молча смотрели в ту сторону, где темнота поглотила силуэт Оливье.
Патрик тоже встал. Он обратился к сельчанам на их языке. Пришедший вместе с ним друг должен уйти. Его призывают другие края. Но он, Патрик, остается.
Оливье взял свой рюкзак, оставленный в джипе, и направился на север по петлявшей между хижинами тропинке. Пока темно, он будет двигаться в этом направлении. Когда рассветет, он сориентируется.
Наткнувшись на лежавшую на дороге корову, он выругался. Он проклинал коров, Индию, весь мир. Разбуженная его шагами курица, спавшая под крышей, закудахтала и снова утихла.
Оливье спустился вниз по склону холма, пройдя между последними хижинами. В темноте перед ним возник чей-то силуэт. Он остановился. Это был Патрик.
— Мне в эту сторону? Я не о
— Все правильно. Продолжай идти прямо на север. Через один-два дня, в зависимости от того, с какой скоростью ты будешь идти, ты увидишь город. Это будет Мадира. Там проходит железная дорога. У тебя есть деньги на билет?
— Есть немного.
— Поездом ты доберешься только до границы. Дальше, на территории Непала, тебе снова придется идти пешком.
— Ничего, справлюсь, — ответил Оливье. — Мне очень жаль. Конечно, здесь. Но я не могу. Надеюсь, тебе скоро пришлют кого-нибудь на замену.
— За меня не беспокойся, — ответил Патрик. — Держи, ты забыл самое важное.
И он протянул другу фляжку, наполненную водой.
На третий день пути, уже в Непале, он встретил Джейн.
В поезде ему пришлось столкнуться с такой же толпой, как и на городских улицах. Пожалуй, немного лучше одетой, но еще более плотной. В вагонах продолжалась та же повседневная жизнь; можно было подумать, что улицу взяли целиком и поставили на колеса. Он безрезультатно попытался найти сидячее место. В одном из купе женщина варила рис, пристроив небольшой примус на полу между голыми ногами соседей. В соседнем купе невероятно тощий святой, лежавший на сиденье, то ли умирал, то ли уже был мертв, хотя не исключено, что он просто занимался медитацией. Соседи, не обращая на него внимания, громко молились. Палочки, воткнутые в какой-то лежавший на полу предмет из меди, медленно тлели, распространяя ароматы ладана и сандала.