Дороги вглубь

– Часа три назад.

– Ко мне приходил Цесарский...
– заговорил Крымов.
– Помочь бы ему надо, Иван Михайлович! Не ладится у него с работой... и вообще заблудился он как-то...

– Знаю, знаю... Все знаю! Конечно, поможем. Он что - жаловался?

– Да нет... Не особенно.

– Все беспокоится, что до сих пор нет прибора, который он выписал, вставил Костя.

– Так вы лежите, Олег Николаевич, и ни о чем не думайте. Выздоравливайте, набирайтесь сил...
– проговорил Батя.
– А вас, товарищ Уточкин, прошу ко мне зайти завтра. Посоветуемся, как лучше помочь Цесарскому...

– И комсомольцев из лаборатории надо будет пригласить, - добавил Ермолов.

– Пригласим... Все сделаем что нужно.

Глава четвертая

– Странные бывают люди, - искоса посмотрев на внука, сказал Панферыч.

– А что такое, дедушка?
– спросил тот, собираясь ложиться спать.

– Да вот иду я, а навстречу инженер Трубнин. "Здравствуй, Панферыч, говорит.
– Как случилось, что Крымов чуть было ногу не сломал? Где это могло произойти?" Ну, а как я ему объясню, если это дело секретное!

– Да что ты, дедушка!

– Вот тебе и "что ты"...
– недовольно забурчал Панферыч.
– Идем дальше. Парк, говорю, у нас замечательный. Всякий раз с приходом весны дорожки песком посыпаются, подстригаются деревья на центральных аллеях. Случай с товарищем Крымовым из ряда вон выходящий. А вообще по парку можно ходить даже в самых глухих местах без опаски и спокойно наслаждаться природой. "А ты любишь природу?" - спрашивает он меня. "Известное дело, - отвечаю.
– Сердце радуется, когда видишь, как все кругом живет и развивается!" - "А песни любишь?" - "Тоже люблю. Как же жить без песен? На большие дела готов человек, ежели у него песня в душе звенит..."

Петька, успевший улечься в постель, с удивлением смотрел на деда, у которого молодым и озорным огоньком блестели глаза.

– Вот товарищ Крымов очень любит песню!.. Он так и заявил на ответственном заседании в клубе: "Нужно, - говорит, - ученому и инженеру относиться к своей работе, как к песне". И на благородные поступки он способен.

– Я хорошо знаю Крымова, - важно сказал Петька.
– Над моделью подземной машины вместе работали. О каком поступке ты говоришь?

– Знаешь, знаешь!
– неожиданно рассердился Панферыч.
– Больно много ты знаешь... Сказано тебе - дело секретное, значит не расспрашивай!

Цесарский возвратился домой в скверном настроении.

– Что же это? Какое он имеет право читать мне нравоучения?
– бормотал инженер, запирая на ключ дверь своего кабинета.

Модесту Никандровичу казалось, что за всю жизнь, во всяком случае с того момента, как он получил известность выдающегося инженера-конструктора, никто не говорил ему в глаза так дерзко.

Цесарский начинает быстро ходить по комнате, заложив руки назад. "

Едва вылупился из яйца, а уже презрительно и высокомерно критикует работу других, - думает инженер.
– Воображаю, как он относится в душе к Трубнину! Хитрит, определенно хитрит... И я за него ратовал на этом дурацком "вечере поэзии", прославлял его, относился к нему хорошо, а он..."

Успокоился Модест Никандрович, лишь когда вспомнил, что у Крымова высокая температура, а в этом случае люди бывают раздражительны и часто не отдают себе отчета в том, что говорят.

Внезапно раздался дребезжащий телефонный звонок. Цесарский быстро подошел к письменному столу и взял трубку.

– Я слушаю. Добрый вечер! Что вы говорите! Неужели детали готовы? Это замечательно! Да, да... Испытание завтра? Нет, это ни к чему. Не стоит... Почему не стоит? Надо посмотреть, подумать. Я сам лично все должен проверить. Очень возможно, Павел Павлович, часть деталей придется видоизменить. А о выходе в поле в ближайшее время не может быть и речи. Прошлое испытание прошло неудачно - довольно! Испытания отменяются, и больше никаких разговоров быть не может... Директору я позвоню сам... Всего доброго!

Модест Никандрович положил трубку в развилку телефонного аппарата и подошел к окну. "

Хорошо, что я отменил завтрашнее испытание. Погода, кажется, меняется, и завтра пойдет проливной дождь. Находиться в поле будет не особенно приятно".

Цесарский смотрит на озаренную лунным светом испытательную площадку. Вдалеке, у самого горизонта, виднеются темные тучи. Изредка вспыхивают красноватые зарницы молний.

Но что это? Модест Никандрович внимательно всматривается. На испытательной площадке происходит совершенно непонятное: маленькая человеческая фигурка отделяется от машины, стоящей посреди поля. Все движения человека говорят, что ему трудно идти. Он хромает. Кто же это такой?

– Ничего не понимаю, - бормочет Модест Никандрович.
– Это не может быть. Это невероятно...

Больных часто мучают кошмары. Иногда человек видит во сне длинную нить, с монотонным жужжанием тянущуюся мимо в неведомую, бесконечную даль. Вы пытаетесь протянуть руку, чтобы оборвать нить и прекратить таким образом томительное однообразное жужжание, но нет сил. Вы не можете встать, шелохнуться, тронуться с места, а нить гудит, гудит без конца...

Крымову чудилась лента. Она также бесконечно тянулась мимо него, также гудела. Она уходила в глубокую яму. Гудение напоминало отдаленный гул трактора. Но нет, это не трактор - это скоростной шахтный бур. А лента - это цепь экскаватора... И странное дело! Цепь опускается вниз, вместо того чтобы подниматься наверх! И потом... почему в ковше не земля, а крохотные белые предметы удлиненной формы? "Логарифмические линейки..." - проносится в сознании Крымова. Ну да! А вот раздается голос инженера Трубнина: "Рассчитаем... рассчитаем... рассчитаем". "Нельзя надеяться только на расчет", - силится сказать Крымов, но не может. А голос продолжает гудеть: "Рассчитаем... рассчитаем... рассчитаем..." - "Нельзя надеяться только на расчет!" - вскрикивает Крымов и просыпается.

Он проводит ладонью по лицу, обильно покрытому потом. Затем снова погружается в сон. И опять ему снится та же лента, уходящая в землю. Только теперь совершенно отчетливо, кроме монотонного жужжания, слышится бульканье воды. "

Это вода проникает через осевые втулки...
– возникает в сознании больного мысль.
– Надо проверить немедленно... иначе завтра механизм разберут, и ничего нельзя будет увидеть". Крымов опять проснулся. "

Что надо проверить немедленно?
– уже наяву думает он, силясь приподняться.
– Ах, да... коробку скоростей".

Странное иногда происходит с человеком, когда у него высокая температура. Чаще всего мысли путаются и все представляется в неверном свете. Бывает наоборот: четко и необычайно остро работает мозг, вспоминаются давно забытые вещи, вспоминаются с мельчайшими подробностями. Мысль, родившаяся у Крымова только что в бреду, оказалась реальной и ощутимой.

Он осторожно опускает больную ногу с постели. Руки дрожат, зубы выбивают мелкую дробь, ноет нога. Но Крымов не замечает ничего. Он становится на пол и делает несколько неуверенных шагов по направлению к платяному шкафу. Он решил немедленно идти на испытательную площадку, чтобы проверить свое предположение. Рано утром рабочие приступят к разборке головки бура, и сделать этого уже будет нельзя.

Преодолевая боль, опираясь на палку, он отправился на площадку.

Больше всего Крымова тревожила мысль, не дежурит ли у входа Панферыч. Старик, знавший действительную причину болезни инженера, конечно, ни за что не допустит его снова к машине. Но опасения Олега Николаевича оказались напрасными. У входа стоял молодой парень. Инженер сделал над собой невероятное усилие, чтобы не казаться хромым, и с деланно беззаботным видом предъявил пропуск.

– Поздно что-то идете, товарищ инженер, - заметил вахтер.