Дорогой длинною

– Чего зря?
– пробормотал он.
– Пойду хоть того… окно заткну чем-нибудь.

Не то к утру весь дом выстудит.

– Подожди, - удержала его Настя, - поди сюда. Стеша, и ты тоже.

Слышали, что она просила? Чтоб ни одна живая душа не узнала!

– Всё равно пронюхают, - буркнула Стешка.
– Шило в мешке не удержится.

Настя пристально посмотрела на неё. Встала, взяла за руку:

– Идём-ка…

Растерявшаяся Стешка без спора прошла за ней в угол, где висела озарённая лампадкой икона Божьей матери. Настя остановилась прямо под образом. Красный свет лампады упал на её лицо, забился в глазах.

– Божись на икону!

– велела она.
– Божись, что никому не скажешь!

– Ну-у-у…

– Живо! А то знаю я тебя…

Стешка насупилась. Перекрестилась, обиженно проворчала:

– Чтоб мне от чесотки помереть, если сболтну кому…

Настя кивнула, выпустила её руку. Илья заворожённо смотрел на её потемневшее, усталое лицо с блестящими глазами, в которых плясал огонёк лампады. Казалось - две Богородицы перед ним, одна - там, за лампадой, а другая - тут, в двух шагах, смуглая и тонкая… Он заморгал, едва сумел выговорить:

– Мне… тоже забожиться?

– Ну что ты, Илья… - Настя слабо улыбнулась.
– Я знаю, ты никому не скажешь. Спасибо, что пришёл. Правда, окно как-то заслонить надо.

Кивнув, Илья пошёл в сени.

– Сестре своей она не верит, - оскорблённо выпалила Стешка ему в спину, – а чёрт знает кому, конокраду таборному…

– Не шуми!
– Настя, стоя у дивана, вслушивалась в дыхание Зины. – Заснула, кажется. Знаешь, нельзя её одну оставить. Я посижу тут до утра.

– Свихнулась?
– покрутила пальцем у виска Стешка.
– У тебя же жар, забыла?

– Забыла, - удивлённо подтвердила Настя. Присев на край кресла, дотронулась до висков.
– Ох… и правда, голова болит.

– Ещё бы ей не болеть!
– восторжествовала Стешка.
– Видел бы Яков Васильич, как ты тут по окнам скачешь кверху пятками, - убил бы!

– Ему тоже говорить ничего не надо… - Настя прикрыла глаза, облизала пересохшие губы.

– Вот что - давай-ка я тут останусь, - решила Стешка.
– Мы с этой коровой Фенькой хоть вещи соберём да просушим. И за красавицей нашей я пригляжу. А тебя Смоляко проводит.

Полчаса спустя Илья и Настя вышли из дома. Близилось утро, но на улице было по-прежнему темно. Снег перестал.

– Ты идти-то можешь?
– обеспокоенно спросил Илья.
– Не то понесу…

Сказав это, он почувствовал, что краснеет. Но Настя ничего не заметила.

– Ничего, я сама. Ох, как голова кружится… Только бы к завтрашнему прошло, ведь вечером работать. Отец рассердится.

– Держись за меня.

Он был уверен - откажется, но Настя послушно уцепилась за его локоть.

Вдвоём они медленно пошли по заснеженному переулку. Вокруг - тишина, сугробы, чёрные дома. Изредка мимо глаз пролетит, вертясь, заблудившаяся снежинка. Илья чувствовал, как вздрагивает у него под локтем тонкая, без рукавицы, рука.

– Холодно тебе? Хочешь мой кожух?

– Нет… Не вздумай. Это не от мороза, просто руки дрожат… после топора.

Илья промолчал. Они уже вышли из переулка, пошли по пустой, заваленной снегом Живодёрке. Илья думал о том, что вот он идёт вместе с Настей, и её рука зажата у него под мышкой, и рядом - ни души, и когда ещё так получится… "Ну и что?
– тут же поинтересовался кто-то ехидный и злой, сидящий внутри.
– Ну, давай, спроси - не пойдёт ли она за таборного вместо князя? Мало из тебя дурака делали - ещё раз окажешься…" Илья вздохнул.

Глядя в сторону, спросил совсем о другом:

– Как ты не побоялась в окно лезть? Высоко же… И осколки, я видел какие, торчали…

– Я уж потом испугалась. А тогда даже не думала ни о чём, только бы – скорее… - голос Насти вдруг задрожал, как у ребёнка.
– Но какой же мерзавец! Хуже собаки, так бы и убила! Вот что она теперь делать будет? Ты ведь не знаешь, Илья… За Зиной многие бегали. Купцы-миллионщики с ума сходили, Рябушин ей содержание тысячное предлагал, дом обещал купить и всё, что пожелает. Не шла же! Четыре года с Ворониным прожила. Он, конечно, тоже на неё денег не жалел, Зина много в хор отдавала. Она ведь не жадная совсем, у неё только вид такой… очень гордый. Любила его сильно… Как теперь будет, не знаю даже. Ох, голова как кругом идёт…

Илья молчал. Сам он был о Зине Хрустальной очень нелестного мнения, но, слыша дрожащий от негодования голос Насти, не спешил его высказывать. Бог с ней, с Зинкой… Может, и правда любила она этого, только какая теперь разница. Язык так и чесался сказать какую-нибудь гадость про князя Сбежнева, который вот тоже второй год обещает кое-кому, да всё никак не женится. Но впереди уже показался фасад Большого дома, старая ветла. Настя, вымученно улыбнувшись, вытянула руку из-под его локтя.

– Спасибо, Илья. Пойду я. Сейчас бы чаю с малиновым листом выпить…

– Лучше водки, - вспомнил Илья проверенный отцовский способ.
– С колёсной мазью и керосином. Всё как рукой снимает.

– С керосином?
– вздрогнула Настя.
– Бр-р… нет. Я лучше чаю. Иди досыпай, морэ. Спасибо тебе.

– Подожди…

Илья сам не понял, как это вырвалось у него. Он тут же испугался сказанного, умолк, отчаянно понадеявшись, что Настя не расслышала, не поняла. Но она тут же выпустила перекладину калитки и вернулась на улицу.

– Что, Илья?

Он молчал, как дурак, уставившись себе под ноги. Слышал прерывистое, тяжёлое дыхание Насти: она молча ждала. "Ведь больна же… мёрзнет…

Тьфу, пень безголовый, нашёл время…"

– Что ты, морэ?
– уже немного встревоженно повторила Настя, касаясь его рукава.

– Я давно спросить хотел… - с трудом выговорил он.
– Только не сердись… Ты князя своего… Сбежнева… взаправду любишь, или просто в княгини хочется?

Тишина. Илья боялся поднять голову. Глядя на тускло мерцающий в лунном свете снег, ждал насмешки, хлёсткого слова. И правильно… И мало ещё будет! Додумался, Настьку - Настьку!
– спрашивать о таком…

Молчание затягивалось. Нужно было как-то выкручиваться.

– Прости. Не хотел. Забудь, не говори никому. Я… я пойду, Настя, утро скоро.

– Постой!
– тихо сказала она.
– Скажи… зачем тебе это?

Илья осторожно поднял глаза. Настя не смеялась. Пристально смотрела ему в лицо. Вьющаяся прядка, выскользнув из-под платка, упала ей на ресницы. Она досадливо смахнула её. Илья перевёл дыхание. И сам не ожидал, что так спокойно скажет то, что с самой осени торчало в голове.

– Затем, что я бы тебя взял. Не бойся, деньги будут. И дом будет, и лошади, и в золоте ходить станешь с головы до ног. Он, Сбежнев, нищий, только и дохода, что князь, я через год-другой больше иметь буду… - Илья говорил всё быстрее и быстрее, опасаясь, что Настя вот-вот оборвёт его, и с каким-то пьяным восторгом чувствовал - пропадает. Настя слушала молча, внимательно.