Дорогой наш ветеран

Не отвлекаясь, Бородкин продолжил начальственную, судя по торжественности голоса, речь:

– Да, спешу...Потому, как говорится, уважаемой супружнице своей Марии Яковлевне, как говорится, передай от меня поздравление с Днем Победы! Ей, такому истинному вместе с тобой, Василич, ветерану! И, как говорится, здоровья!

После высокой начальственной речи, которую он выпалил одним махом, до начальника дошло о Моторинском пацане...

– Тьфу-ты. Опять проскочил...Пацан появился, говоришь...Ну и прекрасно...будем поздравлять. Подарок родителям готовь, оба у нас на железке! И наш путеец новый появился! Вечером он так за неё переживал...Увез, все-таки...

Николай Васильевич, слушая речь, покивал головой и сказал:

– Спасибо за поздравлением с Днем Победы Сан Саныч, спасибо ещё раз...От нас Марусей. Наш, что и говорить Праздник. У вас-то, у самого, как здоровьишко? Вроде как Сан Сныч, схуднули, гляжу...

– Какое здоровье, Василич! На сплошных нервах я! Вес теряю на глазах! Поверишь, только на нервах!
– махнул рукой начальник станции.
– Линейный телефон не умолкает. Слышал поди, Тогучинский со вчерашнего дня у Мезенихи в снегу, в завале.

Он покрутил головой, вроде ему мешал толстый, старомодный мохеровый шарф и подошел к калитке ближе.

– Давненько, понимаешь, такого снега не было. На май-то! Не тебе рассказывать...Не могут пробить главный ход. Пробовали по второму пути пустить снегоочиститель. Но тут - товарняк с углем из Горного. Ни туда, ни сюда. Всю ночь вытаскивали.

– Да уж слышал, многие жаловались...Женская половина у каждого поехала за покупками. Праздник же...И теперь, сидят, похоже, горемычные в Тогучинском. Ночуют с грехом пополам.

– И не говори, - вздохнул Бородкин.
– Вот и Лизавета... Вчера с утречка.... Она с девчонками... Тоже спохватились на передачу - и в район...Прикупить чего к праздничку. Торт там, нарезочки рыбненькой. Из тряпок - по мелочам...Кто ж знал, что буран опять нагрянет. И по радио метель не обещали...

– Сильно кружило Снег валом.... Ветер, поземка, - согласился Николай Васильевич.
– Резко, видать, и линию оборвало - телевизор отключился. По нему угадливей про погоду говорят.

– Синоптики, называется, - огорченно высказался Бородкин.
– А люди теперь

кукуют на лавках в передаче. Пехом, если самому до Мезенихи пойти, по пояс в снегу не полезешь, далековато...

– Какое там пехом... И шагу не ступишь по таким сугробам... А там - сплошь женщины, ребятишки. Все с покупками, - вставил Николай Васильевич.

– Как по линии передали - Тогучинский встал! Я бегом к Моторину, упросил его. Ну, забрать моих. Говорю ему - хотя бы из Мезенихи пройди. Он кинулся на своем уазике, подскочить туда...Куда там, он и до поселка не пробился. Ничо не чистят...Ну, как точно у нас...Я сейчас приду в кабинет...Громухиной звякну...Телефон-то поселковый у вас трындит?

– Сразу почему-то отключился, - отозвался Нетребин.
– А Громухиной в поселке нема. Твой Серега, ранехонько проезжал. Говорит - Громухина с сельсоветчиком Свистулей на торжества в район поехали. На Уазике с участковым. Не иначе и к вечеру не вернутся

– Точно. Запамятовал. Сказывала, что уедет. Тогда, какое тут чистить улицы, - недовольно произнес Бородкин. - А Серега к почтовому готовился. Для Болтово груз багажом должны доставить. Они просили, чтоб свой грузовик не гнать...Обратно, на машину пиломатериалу немного обещали...

– Серега-то до Болтово сегодня, похоже на Газике не пролезет...- возразил Нетребин.
– Моторин тебе не сказывал? Ну, как съездил. Ехал из района, машина еле тянет - снегу намело уже до поворота. Буксовал, а ведь с цепями. Обрыв на линии, говорит в Сухом логу...

– Говорил. Вот, черт! Тут не проедешь, там - обрыв. Тогучинский главный ход запер, - перечислил напасти недовольный Бородкин.
– Будем ожидать лучшего.

– Да не переживай, Сан Саныч, - начал успокаивать Бородкина Нетребин.
– Праздник же! День Победы! Радуемся, вон сколько ещё после сорок пятого прожили...А сколько хороших мужиков полегло...

– Праздник, это хорошо! Но гадство... У меня же - служба...За Тогучинским - стоит Московский фирменный... Шесть часов опоздание...Читинский скорый - побольше... Хабаровский - уже и не беру...Молокан...Уже и шесть порожняков в Горный...Премия, чую, может накрыться. А сколько встало в Раздольном? Кошмар! Разборки точно учинят!

– Да, начальство со снегом разбираться не станет...Дай ему по дороге график и все тут...Оно - как с планом...По себе знаю...

Бублик на крыльце огорчено гавкнул, но хвостом вертеть не стал. Бородкин повернулся уходить. Николай Васильевич окликнул уходящего начальника:

– Сан Саныч, слышишь... Твои вернуться...Вечерком, как сменишься, подходите. Отпразнуем, как положено. Так ждем?

– Какой разговор! Ни чо только не обещаю. Если растащим завалы, да график вытянем...Тогда обязательно...

Заканчивая расчистку Николай Васильевич, то и дело отдыхал и по-прежнему беседовал с Бубликом, своим неутомимым собеседником, который так и просидел на крыльце во время "снежной эпопеи" своего хозяина:

– Видишь, дружок, люди государственное дело выправляют. А уж как о премии беспокоятся! А мы с тобой, стариканы беспомощные, уже два часа с каким-то снегом возимся. И какая нам с тобой награда? Спасибо от Маруси услышать...И то навряд ли. Дело-то житейское...И не возражай - мы старичье, а старость и есть старость.

Не успел Николай Васильевич отойти от забора, направляясь к дому, как со стороны вокзала на телеге к калитке подъехал Муратка Татарин, потомственный поселковый мусорщик. Короб телеги до верху был загружен вокзальным мусором. Мураткина, всегда смирная и равнодушная лошаденка, которую он почему-то звал Буянка, встав у калитки, замотала головой.

– Приветствую, дед Колян. Вот глянь на ету спринцесу. Ломтя хлеба с солью ей на станции мало. Недовольная стала, значит...

Муратка погрозил Буяну кнутом.

– Ну... Смотри у меня...Ежели я кнутиком, спринцеса ты такой?

– Привет, Муратка!
– сказал Николай Васильевич.
– Чего такой с утра грозный? С Праздником тебя! Вынести, хлебца-то? Принцессе-работнице твоей? Горбушку? Маруся намедни булки пекла.

– И тебя поздравляю, дед Колян. Мы ветераны...Как один...Как штык, - завертелся на телеге Муратка.
– Ну и чо, если я не воевал. Совсема малец тогда был. Помогал братишке Максуду, хотя маленький я ещё рос. Но война... Он никогда никому не подарок.