Дорогой сновидений

— Ты говоришь загадками, господин.

— Да. Но разве будущее — не загадка? Не мешай его исполнению, ведь если ничего не произойдет, в первый же миг после ухода прошлого мир растает в объятьях пустоты.

— Но Ты…

— Не беспокойся обо мне. Лучше позаботься о смертных, которых я вынужден покинуть в такой миг. Утешь их душу историей.

— Да, господин, я расскажу им о прошлом. Может быть, оно поможет им принять настоящее таким, какое оно есть…

— Спасибо, — и он повернулся к черте, чтобы, не задерживаясь более ни на миг, перешагнуть через нее.

Глава 17

— Ну что, ты готова к путешествию? — громкий, низкий голос, прозвучавший совсем рядом, заставил Мати вздрогнуть. Ойкнув, она вскочила на ноги, оглянулась, застыла, увидев всего лишь в шаге от себя высокого мускулистого мужчину с вьющимися рыжими волосами, такими же усами и бородой. Из-под густых бровей сверкали глаза — тоже рыжие, с красноватым отливом и таким сухим блеском, что, стоило заглянуть в них, как начинала мучить нестерпимая жажда.

Пришелец был похож… Она забыла, на кого. Но, как ей казалось, эта схожесть проявлялась не только во внешнем виде, но и одежде, вообще всем облике.

Девочка не чувствовала себя испуганной или удивленной, просто ветерок неизвестного, налетев в ее крошечный мирок, складывавшийся из ее самой и того, что видели глаза, но уже перестал понимать разум, подхватил душу, словно та была упавшим с дерева листочком, заставил ее затрепетать, понес куда-то…

— Кто ты? — с неизменным интересом глядя на все новое, что случайно оказывалось рядом с ней, расширяя мир до новых, как казалось, бесконечных пределов, спросила она.

— Эрра. Мы только что говорили с тобой. Неужели ты не помнишь?

— Нет, — качнула головой девочка, улыбнувшись своему собеседнику. Все происходившее забавляло ее, но нисколько не расстраивало тем, что с каждым мигом она теряла куда больше, чем находила. Или, может быть, она просто не замечала этого.

— Я бог войны.

— Бог? Войны? — оба эти слова были ей столь же незнакомы, как и произносивший их. — Кто такой бог? А война? — она провела рядом с собой ладонью, подняла то, чего, холодного и твердого, коснулась ладонь. — Это война?

— Нет, — он взял из протянутой руки кусочек красного мрамора, удивляясь его чистоте и невинности. "Как он попал сюда? — удивленно подумал он. — Как реальная вещь могла оказаться в мире сна?"

Нергал вовсе не собирался что-то объяснять этой маленькой смертной, ничтожной, как песчинка у его ног. Зачем ему делать это? Однако же, обратив свой взгляд на лицо девочки, на котором было ожидание ответа и не сравнимое ни с чем горение любопытства, он проговорил: — Это камень. Простой камень.

— Ка-а-мень, — протянула та незнакомое слово. В ее глазах, устремленных на маленький кусочек мрамора, сначала был только интерес. Но уже через мгновение за ним забрезжило что-то, похожее на узнавание. — У меня… У меня раньше был камень. Другой. Но сейчас его нет. Наверно, я потеряла его. Я стала такой рассеянной… — она виновато взглянула на своего собеседника, словно извиняясь.

— Нет. Ты не потеряла. Ты отдала его мне. На время…

— А… И ты мне его вернешь? Раз он мой?

— Да. Но чуть позже. Хорошо?

— Ладно… — проговорила она с долей грусти. Прошло несколько мгновений и взгляд, из которого любопытство вытеснило все, даже не успевшие родиться раздумья, вновь устремился на Эрру: — Так что такое война?

— Сражение… Ты и этого не знаешь?

Робко улыбнувшись, она качнула головой.

— Это когда… — он стал старательно подбирать слова, стремясь использовать простейшие из них, понятные, как ему казалось, любому человеку, даже маленькому ребенку. — Это когда ведут бой, когда… — он вспомнил, что говорит с караванщицей, и продолжал: — Когда сражаются с разбойниками, — ему казалось, что уж имя своего врага невозможно забыть, что бы ни случилось. Но девочка не вздрогнула, на губах продолжала лежать беззаботная улыбка.

— Раз-бойники, — повторила она. И вдруг, неожиданно для бога погибели, рассмеялась.

— Что здесь забавного? — удивился тот.

— Слово. Раз-бойники. А почему не два-бойники, не три-бойники? Почему раз?

— Крошка, я бы не стал смеяться над этим. Они ведь убивают… — он хотел сказать: "и твою маму они тоже убили…" но она не дала ему, перебив:

— Ты говоришь столько забавных слов! Что такое "убивают"?

— Несут смерть.

— А что такое "смерть"?

Нергал открыл рот, чтобы сказать… И застыл. А действительно, что такое смерть? Конец жизни? А жизнь? И что такое конец?

— Это очень сложно объяснить, — качнув головой, проговорил он, чувствуя себя как-то неуверенно, даже неуютно. — Давай я тебе лучше расскажу что-нибудь другое.

— Да! — ее глаза вспыхнули. — Расскажи мне: кто такие боги?

— Как кто такие боги? — расстерялся он. — Боги — это я, Лаль…

— А я? Я тоже боги?

— Нет, ты смертная…

— Почему? Какая между нами разница?

— Ты умираешь, а я бессмертен…

Девочка смотрела на него, чуть наклонив голову набок. Ее лоб наморщился, губы сжались, глаза чуть прищурились. Да, Нергал видел, что она пыталась понять. Но никак не могла.

— Прости меня, пожалуйся, — наконец, проговорила она. — Но, право же, я никак не могу разглядеть, в чем разница. Я очень-очень хочу понять! Прошу тебя, объясни все это как-то иначе. Может быть, тогда у меня получится…

Эрра терял остатки терпения. Но, вот диво, в нем не закипала ярость, вовсе нет. Он чувствовал себя как-то странно. Беспомощным настолько, что у него опускались руки. И, все же, он решил попытаться еще раз, втолковать своей маленькой собеседнице то, что знает все мироздание.

— Я… Следи за моей рукой, маленькая, — Губитель положил ладонь себе на грудь. — Я… Это понятно? — заметив ее кивок, он продолжал. — Я — бог. Ты, — он указал рукой на нее, — смертная. Теперь ясно?

Она мотнула головой, при этом ее личико стало таким забавным: на губах — улыбка, в глазах — соединенные воедино веселость, грусть, удивление, чувство вины и безразличие.

— Это ведь не имя? — глядя на него, прошептала она.

— О-х, — Эрра тяжело вздохнул. Он и представить себе не мог, что будет так трудно объяснить то, что не требует никаких объяснений. И, в то же время, непонятливость малышки не раздражала его. Наоборот. Разговор с ней принес ему такое облегчение, которого он не испытывал никогда раньше. Ему даже пришла в голову удивительная мысль: вот бы забыть обо всем, стать таким же, как эта крошка, не отягощенным воспоминаниям о прошлом, словами, образами, которые несли бы боль и сомнение. Глядя ее глазами на мир, все выглядело бы легко и беззаботно.

Он присел рядом с ней на корточки, взял маленькие, чуть волглые ладони, протянутые девочкой с данной лишь ей доверчивостью тому, которого во всем мироздании называли не иначе как Губителем. Она беззаботно заглянула в глаза, прежде метавшие молнии, но теперь смотревшие с заботой, даже добротой.

— Ты ведь не сердишься на меня, Эрра? — спросила Мати.

— Конечно, нет, милая, — как он мог на нее сердиться? Ведь она не виновата ни в чем, этот крохотный солнечный лучик, видевший в нем лишь его. Не бога, не злодея-повелителя демонов, просто его, собеседника, единственного друга в это мгновение вечности.