Дорогой сновидений
Шрифт:
Смех, разнесшийся, казалось, над всей землей, заставил ее умолкнуть.
"Ну, Кигаль, и повеселила ты меня! Поверишь ли, мне давно не было так смешно!" — тот был беззаботен, ничуть не испуганный яростью грозной богини, будто убежденный, что она ничего не сможет ему сделать.
И повелительница смерти растерялась. Она не привыкла, чтобы над ней смеялись. Это не позволяли себе не только смертные, но и другие боги. Кигаль не дозволяла даже думать о чем-то подобном, одним своим взглядом, видом предупреждая, что наглец пожалеет о непростительной дерзости. Единственным исключением до сего дня был Нергал, но…
Ей
"Не пугайся, Кигаль. Я действительно всего лишь маленький божок сновидений, а не твой грозный супруг. Что же до тела… Возможно, — он взглянул на свои руки, — я и выгляжу как этот жалкий торговец, но на самом деле я — даже куда больше я, чем был прежде! Ты спрашиваешь, как такое возможно? Как это вообще произошло? Все ты, Кигаль. Именно тебе и только тебе я должен быть благодарен за свое освобождение!"
"Я не шевельнула бы и пальцем ради этого!"
"Знаю, — спокойно кивнул Лаль, — и потому не спешу с благодарностью. Но ведь это ничего не меняет, когда я здесь, стою перед тобой… Так что, Кигаль, хотела ты этого или нет, но ты освободила меня".
"Значит… — глаза богини сощурились. — Ты с самого начала запланировал все это?"
Тот чуть наклонил голову так, что это можно было понять и как да, и как нет.
"У меня было несколько планов. Не забывай, мне была дана вечность, чтобы придумать их, все подготовить и воплотить в реальность, зная, что хотя бы один достигнет цели".
"Ты украл детей каравана, зная, что они — спутники Шамаша…"
"Ну… В некотором роде…" — уклончиво ответил он. Ведь никогда заранее не знаешь, как будет выгоднее повернуть дело.
Лаль-Ри чуть повернул голову, взглянул на склонившегося над спавшей девочкой, не просто не слушая разговора богов, но и не слыша его вовсе, Шамаша. Если бы кто-то заглянул в это мгновение в глаза того, кто только лишь выглядел караванщиком, он увидел бы в них усмешку. Но никто этого не сделал. А Лаль уже через миг, полностью подчинив себе смертное тело, стер с его лица те чувства, которые был не в состоянии утаить от небожителей человек, но вполне мог сохранить в тайне бог.
"Впрочем, ты должна признать, что я вернул их в целостности и сохранности…"
"Кроме одной…" — глаза Кигаль сощурились, скрывая за приопущенными ресницами огонь, в котором гнев соединился с болью.
"Это… Это уже от меня не зависело… Поговорим лучше о другом. О том, как ты меня освободила. Ты не просто привела смертных в мой мир, но и сделала все, чтобы убедить одного из них в том, что он — это я. А ведь заклятью мира сна все равно, какого Лаля удерживать — настоящего или мнимого, когда оно не распознает различий между правдой и обманом".
"Чем ты, конечно же, не преминул воспользоваться!"
"И что я тебе объясняю? Ты ведь сама все прекрасно понимаешь".
"Да…" — с трудом, через нежелание, выдавила из себя богиня смерти, которой было невыносимо больно признаваться в том, что она не просто потерпела поражение, но сама, своими собственными руками, отдала победу врагу. Ее лицо запылало, затрепетало, теряя очертания. Оно то вспыхивало яростью, то
блекло в бессилии."Перевоплощение…" — в глазах богини прошлого читалось любопытство. Гештинанна отодвинулась чуть в сторону, словно стремясь отстраниться от реальности, стать не действующим лицом, но наблюдателем за всем происходившим, стремившимся не пропустить ничего, чтобы потом занести в летописи прошлого, но не более того.
Шамаш застыл, скрестив руки перед грудью. Он глядел себе под ноги, погрузившись в размышления, воспринимая при этом все, творившееся вокруг с тем спокойствием, будто с самого начала знал, что так и будет.
И лишь Нинти устремилась к богу сновидений:
"Лаль, мы с тобой никогда не были врагами…"
"Мы помогали друг другу", — кивнул тот.
"Так неужели мы станем ими сейчас? Лаль, то, что было…"
"Увы, — прервал ее повелитель сновидений, — сейчас не время для воспоминаний о происходившем две вечности назад".
"Лаль, — торопливо заговорила Нинти, почувствовав, что тот в любой момент может исчезнуть, и стремясь задержать его хотя бы на мгновение, — Лаль, мы хотим поговорить с тобой… Только поговорить! Лаль, мы не считаем тебя врагом… Мы понимаем, — оглянувшись на бога солнца, продолжала она, — то, что произошло, было случайностью… Недоразумением. Нужно лишь все исправить… Ты ведь думаешь так же, да? Поэтому ты и вернул детей, правда? Осталось возвратить лишь двоих и тогда…"
Бог сновидений несколько мгновений глядел на нее, раздумывая… В его глазах забрезжило что-то… Толи сомнение, толи озарение. Не важно. Все равно кроме него этого никто не знал, а для него имело значение одно единственное чувство. Все остальное было игрой. Или обманом, способным приблизить цель.
"Шамаш, — он окликнул бога солнца, а затем, когда тот повернулся к нему, продолжал: — Ты, наверно, страшно зол на меня за то, что я похитил сон детей, которым ты покровительствуешь…»
"Ты вернул шестерых. Помоги возвратить остальных. И я забуду о случившемся", — глядя на него пристальным взглядом настороженно сощуренных глаз проговорил тот.
"Нет, постой, — вмешалась в их разговор Кигаль. Она не желала прощать, и вообще… — Прежде чем отпускать грехи, следует узнать, в чем они состоят — неведении или злом намерении!"
"В доверчивости, — поспешно проговорил Лаль. В его глазах отразились боль, печаль, сожаление о том, что все произошло именно так, а не иначе. — Я лишь стремился к свободе. Это все Нергал! Нергал обещал мне помочь порвать цепи, удерживавшие меня на месте. Он предложил мне… Сделку".
"Почему именно эти смертные?" — продолжала расспросы Кигаль… Хотя это скорее походило на допрос.
"У нас мало времени…"
"Отвечай!" — не терпящем возражений голосом приказала богиня смерти.
"Хорошо, — смиренно вздохнул Лаль, — детей выбрал Нергал. Он хотел причинить боль Шамашу. Я же ничего не знал! Во всяком случае, до тех пор, пока не стало уже слишком поздно что-либо менять".
Кигаль кивнула, бросила быстрый взгляд на брата, затем переглянулась с подругой. Она не сомневалась, что собеседник говорит правду. Пусть разум, складывавший слова в фразы принадлежал одному из повелителей лжи, но произносились они губами простого смертного, который был бы не способен лгать великой богине.