Дороже золота
Шрифт:
— Но наша дочь!
— Николь не моя дочь!
Девушка сделала вид, что упала в обморок, а Урсула побледнела еще больше.
— Еще до нашей свадьбы я знал, что за тобой полагается не только золото. Но вынужден был притвориться идиотом из-за бедственного положения моей страны. И не надо сейчас вспоминать нашу брачную ночь. Постель с тобой делил один из наемников. Немного магии, приглушенный свет и все прошло как по маслу!
О, как давно Альран мечтал увидеть это выражение на холеном лице злобной стервы. Как часто представлял, что ткнет зарвавшуюся дрянь в ее же дерьмо. Долгими месяцами вдали от любимой и их ребенка уговаривал себя
Позволив себе расслабиться, он не сразу среагировал, когда женщина, точно разъяренная кошка бросилась на него. Но стража оказалась более собранной.
Шипящую и изрыгающую проклятья королеву оттащили подальше.
— За нападение на особу королевских кровей полагается смерть, но сегодня я милосерден, — тонкая улыбка только сильнее обозлила беснующуюся демоницу. Альран сделал знак и бывшей королеве совсем непочтительно заткнули рот. Больше не обращая на нее внимания, он повернулся к девушке.
— Папа!
О нет, этими жалобными взглядами его не купить. Так принцесса смотрела только, если ей нужно было новое украшение или баснословно дорогая безделица.
— Прибереги свои актерские способности для других Николь, — на дне голубых глазок промелькнула тень досады и злобы, — В отличии от Урсулы ты имеешь выбор. Остаться поддерживать мать или направиться в закрытый пансион. Для начала на пять лет. А там посмотрим.
Урсула затихла и жалобно взглянула на дочь. Напрасно. Девушка была слишком на нее похожа.
— Пансион, — без раздумий выпалила она.
— Ах ты! — но королеву снова заткнули.
Альран кивнул, принимая ее выбор.
— Разведите их по разным камерам, — приказал он страже, — Трупов мне по утру не нужно.
И, покидая комнату, он с глубоким наслаждением хлопнул дверью. Твердым шагом прошел мимо вытянувшихся струнку воинов, но как только скрылся за поворотом, позволил себе остановиться и глубоко вздохнуть.
Неужели! Неужели за спиной осталась та мерзость, что не давала ему спокойно жить целых восемнадцать лет? Альран грустно усмехнулся. Но разве у того мальчишки был выбор? Нет. Ему пришлось надеть корону, несмотря на ее тяжесть, что чуть не свернула шею. И полной ложкой расхлебывать то дерьмо, что по собственной жадности заварил отец. Мир его праху.
Позволив себе этот краткий отдых король опять собрался. Ричарду так же предстояло ответить за свои действия.
Старый друг, точне уже бывший друг, встретил его печальным, смирившимся взглядом.
— Если пришел казнить — не тяни. Свою вину я признаю и готов за нее ответить, — да уж. Изменять себе мужчина не стал. Всегда был тверд и честен, как добрый меч. И тем больнее было его предательство.
— Маршэль жива. Королева отправляется в монастырь благостной Агнии, а Николь ждет закрытый пансион.
На осунувшемся лице мужчины отразилось такое облегчение, будто Альран сейчас зачитал ему индульгенцию. Уткнувшись в ладони, Ричард поник. Плечи вздрогнули, как от рыданий. Но в голосе была все та же твердость. А еще усталость. Тяжелая, как сама гора и глубже, чем бездонная пропасть.
— Она
так страдала. Моя маленькая крошка… Еще вчера наша дочь была резвее бегущего огонька, а на утро…. Мы с Леоной умирали вместе с ней. Каждый час, каждая чертова минута была похожа на агонию, а лекари лишь разводили руками. Но один из них предположил, что настойка из актарского корня… она поможет. Только надо много, и быстро. Пять флаконов. Срок — двое суток.Недостающий кусочек встал на место и картинка прояснилась. Зелье было настолько же чудодейственным, насколько и редким. За каждую каплю платили полновесным золотом. То количество, что было названо и так быстро достать было просто невозможно.
— А Урсула, чтоб ей клеймо до костей вошло, она могла помочь. Как раз пять флаконов. Совершенно случайно, представляешь?! За кое-какую услугу.
Альран уселся рядом с узником. Одна часть его сочувствовала другу, что был обманом поставлен в безвыходное положение. Жизнь его ребенка против чужого. Вторая часть все так же надрывно требовала казни.
— Скажи дракон… он ее не тронул? Не покалечил, правда? Вы успели? — мужчина все-таки отлепил лицо от ладоней и теперь с надеждой смотрел на него.
— Она за него замуж выходит, — проворчал Альран. Ричард посерел.
— Дракон оказался мужиком! Лощеным таким, — до сих пор в сердце говорила отцовская ревность, не смотря на то, что его девочка уже была вполне взрослой, — Мы добрались до скал в рекордные сроки. Скакали без отдыха. Думал изрублю тварь! Не тут то было…
Как и прежде до этого он рассказывал своему другу о случившемся, жестикулируя и ругаясь, с неприличной для монарха эмоциональностью. А Ричард слушал. Так, как умел лишь он. И с каждым словом на душе становилось все легче, а в голове ясней.
— Твоя девочка просто чудо, — тихо произнес Ричард, когда Альран окончательно выдохся, — Она приблизила тебя к воссоединению с Хельгой на несколько лет как минимум.
И не только. В голове не укладывались воспоминания о богатстве драконьих запасов, и уж тем более сложно было поверить, что бессердечный ящер обрел разум и готов щедро помочь Янарии. Рэйнард оказался на удивление равнодушным к своему золоту. Должно быть потому, что дракон уже заполучил свое самое дорогое сокровище.
— Теперь нам ничего не стоит замять дело с Урсулой. Ее отец сейчас готов продаться и за дюжину лишних мечей. Что говорить о драконе…
Альран посмотрел на свое друга и вдруг четко понял, что не проявит строгости, подобающей совершенному проступку. Не сможет и все тут! Но должны же быть у короля свои слабости!
— Вместе с семьей я приговариваю тебя к ссылке на Песчаные Острова, — решительно произнес он, — Три года. Заодно и дочь твоя здоровье подправит.
Ричард лишь отвернулся. Но в серых глазах Альран успел заметить кипучий блеск облегчения и благодарности.
Эпилог
В рубище бывшая королева была похожа на облезлую куницу. Маршэль куталась в теплое манто и с удивлением разглядывала некогда холеную и неприступную женщину. Поразительно, как платье и красивая прическа могут изменить лицо! А еще очень странно, что ненависти или хоть какого-нибудь превосходства она не испытывала. Только радость от того, что эта гадюка обломала свои клыки и теперь направляется туда, откуда ей уже никогда и никому не навредить.
— Папа, — произносить это слово ей было до сих пор непривычно. Но очень приятно!