Дорожное происшествие

–  Вы позавчера вечером с ним виделись?

Она задумалась на мгновение, постукивая кончиками пальцев по подлокотнику.

–  Позавчера? В среду, значит? Нет, в среду мы не виделись.

–  Давно ли вы знакомые доктором Николаи?

–  Года два. Мы познакомились во время поездки в Дрезден. Он взял меня к себе в машину.

–  Вы живете в Вильгельмсхорсте?

Она кивнула.

–  И доктор Николаи бывает там у вас?

–  Иногда. Чаще мы с ним уезжаем в Берлин, в театр или на танцы. Или просто так катаемся.

–  А бывает ли он у вас в те дни, когда у него ночное дежурство?

–  Не думаю. Он, правда, говорит иногда дома, что у него дежурство, но это чтобы не волновать жену.

–  Но в среду вечером он у вас не был?

–  Я ведь уже сказала вам. Почему это вас так интересует?

–  Где вы провели вечер в среду?

–  Боже мой, так сразу и не вспомнишь… Да, я была дома.

–  Весь вечер?

–  Весь. Спросите мою хозяйку, если мне не верите. Она член партии.

–  Права у вас есть?

–  Да.

–  Доктор Николаи разрешает вам водить свою машину?

–  Очень редко. Он вбил себе в голову, что, кроме него, ни один человек не умеет как следует обращаться с его машиной. Он вечно делает всякие замечания и действует мне на нервы. Уж лучше совсем не ездить.

–  А без него вы ни разу не ездили?

Она наклонилась вперед и посмотрела на него растерянно, почти испуганно. Потом нахмурила лоб и обхватила подбородок большим и указательным пальцами. На бледной коже щек, словно раны, горели кроваво-красные ногти. Протяжным голосом она спросила:

–  С чего вы взяли? Неужели вы думаете, что Эгберт доверит кому-нибудь свою драгоценную машину?

–  Это не ответ, - сказал Крейцер.

Она бросила на него яростный взгляд.

–  Мало-помалу наша беседа становится забавной. Шерлок Холмс задает тысячу вопросов. Вечер загадок с участием уголовной полиции. Может, вы все-таки изволите объяснить, о чем идет речь? Кто оставил лежать раненого? Или вам начальство не позволяет ничего объяснять?

Крейцер весь кипел, но держал себя в руках.

–  Попрошу у вас еще минуту терпения, - сказал он.
– Мне нужны предельно объективные ответы. А если я все вам расскажу, вы едва ли сможете быть столь объективны.

–  Другими словами, вы хотите заманить меня в ловушку?

–  Заманить в ловушку!
– повторил он презрительно.
– Вы что, на луне живете? Мне нужна правда, и только правда. А кроме того, лично вас это вовсе не касается.

–  Зато касается человека, который мне близок. Это вы уже успели сообщить.

–  Верно ли, что вы, хотя бы изредка, сами водите «вартбург» доктора Николаи?

Она вздохнула и снова откинулась на спинку кресла.

–  Раза два, от силы три, с тех пор как мы знакомы. А за последнее время вообще ни разу. И я объяснила вам почему.

–  А кто еще ездит на этой машине?

–  Кто еще? Да никто, насколько мне известно. Спросите лучше у самого Эгберта, он-то скорей должен знать. А я понятия не имею.

–  Ну спасибо, на первый раз довольно.

Крейцер в нескольких словах рассказал ей, что произошло, взял ее адрес и откланялся.

Она проводила его до дверей и глядела вслед, пока он не скрылся из виду. Затем вернулась к себе в кабинет, рассеянно мурлыча: «Зигфрид наш такой красавец, просто нету сил…»

10

–  Да, вы правы, в среду у фрейлейн Альвердес были гости. У нее был мужчина.

Фрау Оверман наклонилась вперед и поднесла зажженную спичку к сигарете. Это была рослая брюнетка лет сорока пяти, над верхней губой у нее темнел пушок.

–  А вы видели этого человека?
– спросил Крейцер.

–  Нет, я слышала только его голос. Фрейлейн Альвердес уже взрослая. Может делать, что хочет. Я не привыкла подглядывать за людьми.

–  А вы не можете хотя бы предположить, кто у нее был?

–  Мочь-то могу. Похоже, что доктор Николаи, с которым фрейлейн Альвердес в хороших отношениях.

Крейцер и Арнольд обменялись беглыми взглядами.

–  Это лишь предположение или вы уверены?

Фрау Оверман ткнула сигарету в пепельницу, провела обеими руками по волосам - руки у нее были удивительно красивые, - потом обхватила шею так, что кончики пальцев соприкоснулись сзади, и медленно покачала головой.

–  Нет, поклясться я не могу. Доктора Николаи я видела всего несколько раз, да и то мельком, когда он заезжал за фрейлейн Альвердес. Мы с ним обменялись несколькими словами, только и всего. Они были наверху, в комнате у Бригитты. Мужчина говорил очень громко, почти кричал. Они ссорились, во всяком случае, так мне казалось, и, по-моему, это был доктор Николаи. Но раз вы говорите, что фрейлейн Альвердес это отрицает, я тоже начинаю сомневаться.

–  А из самого разговора вы ничего не разобрали?

Фрау Оверман пожала плечами.

–  Отдельные фразы, без связи. Один раз он закричал: «Не могу я больше это терпеть» - или еще как-то в этом духе, а Бригитта ему очень резко ответила, чтоб он не думал о делах, которые его совершенно не касаются. Спорили они долго, минут двадцать или даже полчаса, и все громче. Я уже думала, не подняться ли, чтобы попросить их говорить немного потише - был уже девятый час, сынишке пора спать, - но вдруг у них все стихло. Я еще раз заглянула в детскую, мальчик уже спал. На детей в этом возрасте шум обычно не действует.

–  А о чем они спорили, вы не знаете?

–  Нет, меня это не интересовало.

–  А вы не слышали, когда этот мужчина ушел от нее?

–  Я слышала, как хлопнула дверь, а когда именно, хоть убей, не скажу. У меня был включен телевизор, и я ни о чем больше не думала.

–  А какая была передача, не помните?

Фрау Оверман подергала себя за нижнюю губу и задумчиво поглядела на керамического гномика, стоявшего на телевизоре.

–  По-моему, какая-то пьеса с Аннегрет Голдинг, она еще там влюбляется в марсианина, ах господи, как это называется…

Она встала, порылась в стопке газет, лежавших на нижней доске журнального столика, покачала головой.

–  Ну конечно, газета с программой опять куда-то исчезла. Петер вечно уносит ее в свою комнату. Минуточку, я схожу посмотрю у него.

Она вышла, за стеной послышался скрип дверцы и шелест бумаг.

Крейцер и Арнольд молча глядели в вечереющий сад. Комната, где они находились, лежала на уровне земли, дверь на террасу была открыта. Два желтых садовых стула и сложенный зонт стояли возле невысокой ограды, делившей участок пополам. За террасой виднелся газон и пушистая клумба, на которой доцветали золотые шары и лиловые астры. Высокие темно-зеленые ели, чьи ветви свисали до самой земли, росли в дальнем конце сада, укрывая дом от любопытных взглядов. С соседнего участка доносилось стрекотание садовой косилки, комнату наполнял запах свежескошенной травы и влажной земли.