Дорожное происшествие

–  Он убежал после стычки с отцом.

–  Вечно одно и то же, - запричитала фрау Гехт.
– Отец чересчур сурово с ним обращается. А Бруно, когда ему стыдно, забивается, как в нору, к себе в комнату. Сейчас я его кликну.

Она повернулась к двери, но Крейцер задержал ее.

–  Если позволите, - сказал он, - я сам к нему поднимусь. Перед обедом у вас, наверно, полно дел на кухне.

–  Да, - сказала она.
– Спасибо вам большое. Вверх по лестнице, дверь направо. Спасибо.

–  Не за что, госпожа Гехт, - ответил Крейцер и добавил: - Обещаю вам, что мы позаботимся о Бруно. Он снова станет толковым пареньком, когда избавится от вредных воздействий.

Фрау Гехт кивнула, и Крейцеру почудилось, что на лице ее мелькнуло выражение благодарности и умиротворения. Он повернулся и вышел из кухни, где на занавесках были вышиты изречения, где был ослепительно чистый пол и стопка пестрых брошюрок роман-газеты на полке над обеденным столом.

30

Вот уже несколько минут служебная машина стояла за живой изгородью гехтовского сада. Через кухонное окно Крейцер видел, когда она подъехала, и поспешил к ней, не притворив за собой дверь.

Арнольд сидел рядом с шофером. Когда Крейцер приблизился, Арнольд вылез из машины, бросил сигарету на дорожку и растер ее каблуком.

–  Вы были правы, - сказал он, - все прошло как по-писаному. В пункте проката семь раз брали темно-синюю «яву», каждый раз на два дня. Они там ведут строгий учет клиентов, хотя бы ради страховки. Я выписал все даты, так вот, две из них, в июле и сентябре, совпадают с появлением аферистов у Ленкейта и Кранепуля. Хотите посмотреть?
– Арнольд протянул в открытое окно машины руку за своим портфелем.

–  Нет, спасибо. Это от нас не уйдет. Пойдемте лучше поговорим с Бруно.

Они вошли в дом. Комната у Бруно была узкая и тесная, скупо обставленная самым необходимым: всей мебели - старый обшарпанный шкаф, стол, два нескладных стула и кровать. Левая стена была образована скосом крыши; сквозь стекло люка под самым потолком в комнату пробивался мутный свет.

Воздух был спертый и затхлый, и во всей комнате - ни единой картинки, ни единой книжки, ничего задушевного, своего. Все выглядело голо, безлично, и, не будь стены комнаты оклеены отставшими во многих местах обоями с изображениями разных сценок из «Макса и Морица», ее можно было бы сравнить с тюремной камерой.

Бруно лежал на кровати, зарывшись лицом в подушку. Он вскочил на скрип открываемой двери, бессмысленно уставился на вошедших, потом вдруг закрыл лицо руками и закричал:

–  Нет! Прочь! Я не хочу! Не хочу вас видеть! Вообще никого…

Голос его прервался рыданиями. Он снова упал лицом в подушку.

Крейцер взял стул, придвинул его к кровати и сел.

–  Бруно, - начал он спокойным и дружелюбным тоном.
– Возьмите себя в руки. Вы ведь взрослый человек. Скажите, кто вам подбил глаз?

Молчание. Бруно катался по кровати, спрятав голову в сгиб руки. Плечи его вздрагивали.

–  Бруно! Кто это сделал? Ваш отец?
– Крейцер успокоительно положил ладонь ему на плечо.

Бруно взвился, словно его укусил скорпион, потом забился в угол спиной к стене. В глазах его сверкнул панический страх.

–  Не трогайте меня!
– хрипел он.
– Больше не дамся! Я не позволю себя бить. Все топчут меня, все считают меня идиотом, мальчиком для побоев, ничтожеством. Вкалывать я должен не меньше других, а вот деньги… не-е, насчет денег и не заикайся! Все надо мной насмехаются, девушки и те… «Бруно?! Ну, у него же не все дома, он же придурок!» Да, да, я придурок, отец твердит это с утра до вечера. Придурок, придурок, придурок!
– подтянув колени к животу, он принялся барабанить по ним кулаками.

–  Бруно! За что вас избили вчера?

–  Отстаньте от меня, - прошипел он и вдруг прыжком слетел с постели.

Арнольд загородил было дверь, но Крейцер дал ему знак не вмешиваться.

Бруно сновал по комнате, лицо парня было искажено гримасой; грязь на лице размазана слюной и слезами.

–  Перестаньте кривляться, - сказал Крейцер, повысив голос.
– Расскажите нам про себя, но только правду. А уж тогда мы будем знать, что делать дальше.

–  Перестаньте терзать меня, проклятые псы!
– взвизгнул Бруно и, как подрубленный, рухнул на пол.
– Ладно, признаюсь. Ну, я спер машинку с Першкиной дачи. И аппарат тоже. Муньо всегда надо мной измывался, а тут как-то вечером втихаря притащил два чемодана. Я как раз сидел на яблоне, я его видел. Что-то тут не так, подумал я и, как он ушел, залез в ихнюю дачу. Нашел чемоданы, вынул оттуда машинку и аппарат. У него там еще навалом оставалось, а я тоже хочу хоть когда пожить по-человечески. Машинку у меня этот гад отобрал, а вот аппарат я спрятал, про аппарат он ничего не знает.
– Бруно опять вскочил и закатился пронзительным смехом.
– Эту штучку обратим в наличность, вам понятно? В звонкую монету! Хватит сидеть на мели! Пора пожить по-человечески! Чтоб выпивка, девки - все как у людей. Зарубите себе на носу, Бруно вам больше не нищий побирушка! Дайте срок, и у меня в кармане забренчат монеты! Справлю новые шмотки! Заведу шикарный мотор! Я аравийский шейх! Я нефтяной король!
– Он захихикал, довольный.

–  Так ведь аппарата больше нет, - деловито заметил Крейцер.

Бруно так и взвился. Лицо, горящее торжеством, вмиг померкло. С глухим стоном он уронил голову на грудь.

–  Вот гад, - пробормотал он, - вот гад. Все гады, все до единого.

–  Кто отобрал у вас аппарат?

–  Отобрал?
– Бруно презрительно хмыкнул.
– Я его никому не отдавал. Этот гад избил меня как собаку, а я все равно молчал, я ни словом не проговорился. Тогда он перерыл у меня все вверх дном и в шкафу…

Он метнулся к шкафу, распахнул дверцу и достал из стопки синих рабочих рубашек помятую жестяную банку. Круглая крышка забренчала по полу. Бруно потряс банку, перевернул ее и протянул Крейцеру.

–  Пусто! Ограбили! Ничего не осталось! Для меня им любой малости жалко, - и с отвращением швырнул банку на пол. Она упала с резким жестяным стуком.

Глаза у Бруно засверкали, тело напряглось, он оскалил зубы, как собака, которую раздразнили, и струйка слюны побежала у него изо рта.

–  Бах! Придет еще день - мы сведем счеты. У меня будет кольт. Сорок пятый! Восемь пуль и одна в стволе.

Он стал в «ковбойскую» позу: ноги расставлены, спина согнута, голова и плечи чуть наклонены вперед, руки свободно болтаются вдоль тела, но раскрытые ладони готовы к захвату.

–  Я его прикончу!
– цедил он сквозь зубы.
– Я всех прикончу разом!

Он выхватил из левой и правой кобуры два воображаемых кольта и прицелился на уровне бедра.

–  Бац! Бац! Бац! До последнего патрона! Ковбои не сдаются!

Он повернулся на каблуках. Лицо его было искажено лютой яростью.

–  А где красный шлем и серый кожаный комбинезон?
– спросил Крейцер.

Бруно уронил руки, забыв про ковбоя. Он тупо смотрел перед собой. Словно нехотя возвращалась к нему жизнь, возвращалась память. Но издевательская ухмылка согнала эти проблески.

–  Ничего вы не найдете! Уничтожено, сожжено, закопано, брошено в море, спрятано в чемодане, заложено в ломбард!

–  Квитанция где залоговая?

–  Квитанция? Она у этого гада в бумажнике, или нет, в кармане брюк, или… не знаю. Я ведь придурковат, перестаньте меня мучить…

Крейцер вздохнул.

–  Ну ладно, Бруно. Сейчас мы кое-куда съездим на машине и там спокойно обо всем поговорим. Идем.