Досье Дрездена. Книги 1 - 15

— Гарри, — настаивал Майкл. — Нам лучше…

Злость и досада друг вспыхнули во мне ослепительным огнем.

— Если вы сейчас начнете бубнить про веру, я вас убью.

— Не думаю, — вздохнул Майкл. — Я слишком хорошо вас знаю.

— Заткнитесь, Майкл.

Он шагнул ко мне, прислонил трость-ножны к моей ноге и, не говоря ни слова, отошел к стене и принялся ждать.

Я взял трость в руки и вытащил сияющий холодным металлическим блеском меч дюймов на пять или на шесть. Потом задвинул обратно, подошел к Широ и как мог привел его останки в порядок. Покончив с этим, я положил меч рядом с ним.

Когда он закашлялся и пошевелился, я едва не взвизгнул от неожиданности.

Мне и в голову не могло прийти, что кто-то способен выжить после таких истязаний. Но Широ хрипло вздохнул и открыл глаз. Другой глаз вытек, и глазница смотрелась запавшей, ввалившейся.

— Блин-тарарам, — пробормотал я. — Майкл!

Мы с Майклом бросились к столу, едва не столкнувшись. Широ потребовалась секунда, а может, и две, чтобы сфокусировать взгляд на нас.

— А, хорошо, — выдохнул он. — Устал уже вас ждать.

— Его нужно срочно в больницу, — сказал я.

Старик едва заметно покачал головой:

— Поздно. Смысла нет. Веревка. Проклятие Вараввы.

— О чем это он? — спросил я у Майкла.

— О веревке, что на шее у Никодимуса. Пока он носит ее, он не может умереть. Мы полагаем, это та самая веревка, которой воспользовался Иуда, — тихо пояснил Майкл.

— А что за проклятие Вараввы?

— Точно так же, как римляне оставляли за иудеями право раз в году прощать одного осужденного преступника, веревка позволяет Никодимусу насылать смерть, которой нельзя избежать. Вараввой звали преступника, избранного иудеями, хотя Пилат хотел освободить Спасителя. Проклятие названо так в память об этом.

— И Никодимус обратил его против Широ?

Широ снова чуть дернул головой, и на губах его вдруг заиграна слабая улыбка.

— Нет, мальчик. Против тебя. Он просто взбесился, когда ты смог бежать от него, несмотря на подвох.

Блин-тарарам! То энтропийное проклятие, которое едва не убило меня, а вместе со мной и Сьюзен. Секунду-другую я потрясенно переводил взгляд с Широ на Майкла и обратно.

Майкл кивнул.

— Мы не можем остановить проклятие, — сказал он. — Но мы можем занять место его объекта, если такова наша воля. Вот почему мы хотели, чтобы вы не вмешивались, Гарри. Мы боялись, что Никодимус изберет мишенью вас.

Я так и смотрел то на него, то на Широ. Предметы расплывались в моих глазах.

— Черт, — сказал я. — Это я должен был лежать на этом столе.

— Нет, — возразил Широ. — Ты многого еще не понимаешь. — Он закашлялся, и лицо его перекосилось от боли. — Ты сможешь. Сможешь. — Рука его коснулась меча. — Возьми… возьми это, мальчик.

— Нет, — пробормотал я. — Я не такой, как вы. Как вы все. И никогда не стану таким.

— Помни… Бог видит сердца, мальчик. А я сейчас вижу твое. Возьми меч. Храни его надежно, пока не найдешь его настоящего владельца.

Я протянул руку и взял трость со спрятанным в нее мечом.

— Но как я узнаю, кому его вручить?

— Узнаешь, — прошептал Широ совсем тихо. — Доверься сердцу.

Саня вошел в комнату и остановился рядом с нами.

— Полиция слышала выстрелы. Там спецподразделение готовится к штур… — Он осекся, уставившись на Широ.

— Саня, — шепнул Широ. — Пора прощаться, друг. Я горжусь тобой.

Саня опустился на колени и поцеловал старика в лоб, испачкав губы кровью.

— Майкл, — продолжал Широ еще тише. — Наше дело теперь в твоих руках. Будь мудр.

Майкл положил руку на бритую голову Широ и кивнул. На лице его застыла мягкая улыбка, но в глазах стояли слезы.

— Гарри, — прошептал Широ. — Никодимус боится тебя. Боится, что ты видел что-то. Не знаю что.

— Пусть его боится, — сказал я.

— Нет, — сказал старик. — Не дай ему обезвредить тебя. Ты должен найти его. Забрать у него Плащаницу. Пока он касается ее, чума разрастается. Как только он отпустит ее, все пройдет.

— Мы не знаем, где он, — признался я.

— Поезд, — прошептал Широ. — Резервный план. Поезд на Сент-Луис.

— Откуда ты знаешь? — спросил Майкл.

— Говорил дочери. Они думали, я мертв. — Широ устремил на меня взгляд единственного глаза. — Останови их.

Горло свело судорогой. Я кивнул. Я даже смог выдавить из себя:

— Спасибо.

— Ты поймешь, — сказал Широ. — Скоро.

А потом он вдохнул — как человек, скинувший с плеч тяжелую ношу. Глаз его закрылся.

Широ умер. В смерти его не было ничего прекрасного. Ничего величественного. Его жестоко истязали и убили — и он позволил, чтобы все это случилось с ним, а не со мной.

Но когда он умер, на губах его играла легкая, спокойная улыбка. Наверное, так улыбается тот, кто шел своим путем, не отклоняясь. Тот, кто служит чему-то важному, гораздо более важному, чем он сам. Кто отдал свою жизнь добровольно и обдуманно — даже если и не с радостью.

— Мы не можем оставаться здесь, — нарушил тишину Саня.

Я встал и повесил трость с мечом на плечо. Меня пробрал озноб, и я поежился. Потом положил руку на лоб: он был горячий, и по нему катился пот. Чума.

— Угу, — сказал я и вышел из комнаты, возвращаясь к залитой кровью лестнице. — Часы бьют.

Майкл и Саня старались не отставать.

— Куда мы идем?

— На летное поле, — ответил я. — Он умен, он догадается. Он должен уже ждать нас там.

— Кто? — не понял Майкл.

Я не ответил. Тем же путем через склад-гараж я вывел их на залитое асфальтом поле. Стоило нам отойти от здания на сотню ярдов, как я снял с шеи свой амулет-пентаграмму и, подняв над головой, направил в него заряд воли. Пентаграмма засияла довольно ярким голубым светом.

— Что вы делаете? — удивился Саня.

— Подаю сигнал, — ответил я.

— Кому?

— Транспорту.

Не прошло и минуты, как до нас донесся свистящий рокот вертолетных лопастей. Небольшая бело-голубая машина зависла над головой и мягко (особенно если учесть спешку) опустилась на рулежную дорожку перед нами.

— Идем, — бросил я и поспешил к вертолету. Боковая дверь скользнула назад, и я забрался в кабину; Майкл и Саня — за мной.

Джентльмен Джонни Марконе в темном комбинезоне кивнул мне и рыцарям.

— Добрый вечер, джентльмены, — произнес он. — Скажите только, куда вас доставить.