Досье на адвоката

— Я даю тебе на сборы десять минут! — предупредил Андрей. — Успеешь?

Десять минут?! Но что можно сделать за это время? Разве что подобрать помаду под цвет одежды…

— Мы куда-то идем? — замерла в приятном ожидании Лиза.

— Конечно, — лучезарно улыбнулся Андрей. — Я приглашаю тебя… в цирк!

Дубровская еле сдержала стон разочарования, зато Вероника Алексеевна, ставшая случайной свидетельницей этой сцены, прыснула со смеху.

— Потрясающе! Надеюсь, молодой человек, вы принесете мне пакетик воздушной кукурузы?

Лиза стала пунцовой. Ей было неловко как за свою мать, так, впрочем, и за Андрея. Ну, во-первых, Вероника Алексеевна могла быть тактичнее и держать свои мысли при себе. А во-вторых, ее приятель… Неужели он не мог придумать ничего лучше, как пригласить подругу в цирк? Что за странная фантазия! Если учесть, что на часах еще полдень, то они имеют неплохие шансы попасть на дневное представление. Вообразив, как увлекательно будет продираться сквозь кучу детворы к своим местам, а в антракте покупать разноцветные клоунские носы на резинке, Дубровская даже зубами скрипнула от злости. Положа руку на сердце она терпеть не могла фокусников, воздушных гимнастов и прочих представителей балагана. Оставалось только радоваться, что сахарная вата не слишком обременит кошелек ухажера и он не сможет упрекнуть ее в расточительности…

— Форма одежды — футболка, джинсы, спортивная обувь, — прервал ее размышления Андрей.

Елизавета скривилась. Неужели он думает, что у нее хватит ума вырядиться в платье с декольте, а на ноги нацепить шпильки? Девушка поймала на себе иронический взгляд матери, которая как часовой заняла пост в дверном проеме, дожидаясь, чем закончится эта сцена. Всем своим видом она призывала дочь к благоразумию. Дубровская наконец решилась:

— Мне хватит и пяти минут.

Вероника Алексеевна безнадежно махнула рукой. Она не сомневалась, что ее глупая дочь зря теряет время…

Но то, что последовало за этим на первый взгляд неинтересным предложением, было увлекательно и неповторимо… Они попали на репетицию цирковых артистов. Дрессировщик — мужчина с закрученными вверх усами — провел удивительное шоу персонально для Лизы. Девушка могла не только смотреть и хохотать до упаду над забавными трюками цирковых зверушек, но и принять самое активное участие в этом спектакле. Она держала обруч для собачек, кормила слона, носила на руках маленькую обезьянку.

— Это здорово! — воскликнула она, обращаясь к Андрею. — Но как ты сумел организовать такое чудо?

— Тут нет никакой фантастики, милая девушка! — улыбнулся ей мужчина с усами. — Андрей — мой давний друг. Как говорится, друзья моего друга — мои друзья. А теперь позвольте представить вам хищников…

Дубровская услышала немало удивительных историй из артистической жизни циркачей. Она попробовала жонглировать и постигла тайны некоторых фокусов. А когда под куполом цирка зажглись огни и они вдвоем с Андреем под звуки знакомой мелодии поднялись на воздушных качелях вверх, Лизе захотелось кричать от восторга…

— Ну как? — встретила ее Вероника Алексеевна. — С нетерпением жду фотографий, где вы оба запечатлены на фоне бегемота.

— Тебе этого не понять, — счастливо вздохнула дочь. — Это было так… восхитительно!

— Да уж, — поджала губы Дубровская-старшая. — Романтика! Но ты рискуешь, милая, всю жизнь проходить в спортивной обуви и старых джинсах. Я тебя предупреждала, что…

Но Лиза витала где-то очень далеко в своих мыслях, а материнские слова звучали мерно и так же надоедливо, как стучит осенний дождь по крыше. Закрой окна портьерами, включи свет и музыку — и зануда-дождь не будет тебя больше беспокоить!

«Сидеть с ним рядом было приятно, — призналась себе Дубровская. — Когда он обнял меня, это было так естественно с его стороны. А я, кажется, ничего не имела бы против, если бы качели застряли где-нибудь под куполом, а бригада спасателей попала в безнадежную пробку. Хотя, если честно, я ужасно боюсь высоты…»

Знакомые симптомы… Неужели она влюбилась? Развесив уши, молодица внимала трелям соловья. «Я невиновен, как смириться? За что сижу в темнице я? Мои изнеженные руки ни в чем не ведали греха, Чулочки на несчастных жертвах, поверь, завязывал не я!» Адвокатесса молодая, рыдая, слушала рассказ И, промочив платок слезами, клялась маньяку в тот же час: «Где б ни был ты, я рядом буду, Вовек тебя я не забуду, Отныне в руки я беру ответственность за жизнь твою, Поверь, мы сломим обвиненье, развалим дело, им конец! Неустранимые сомненья возложат мужества венец! Оковы рухнут, и свобода нас встретит радостно у входа, Маньяки честь нам отдадут!» —

радостно приветствовал Вострецов Елизавету своим очередным творением. — Ну, как вам поэзия, госпожа Дубровская?

— Слабовато. Вам необходимо чаще упражняться. Кроме того, я бы посоветовала вам сменить объекты ваших литературных пристрастий. Может статься, в скором времени ваше дело лопнет как мыльный пузырь. Поверьте, я работаю над этим.

— О-па! Вы меня разочаровываете, Елизавета Германовна. Я, конечно, не замечал, чтобы особы женского пола пользовались серыми клеточками мозга, но всегда полагал, что интуиция у них развита потрясающе. Неужели вы — исключение?

Елизавету злила навязанная ей дискуссия, но так просто сдаваться она не собиралась:

— И что мне должна подсказать моя интуиция?

— То, что Климов виновен! Неужели вы сами не видите? Кстати, вы не в курсе, каким образом мы на него вышли? Воспользовались услугами «папиллона». Если вы не представляете, о чем идет речь, то это не название модного бутика и даже не лейбл западной фирмы, поставляющей женские сапожки…

— …это автоматизированная система учета оперативно-разыскного значения, — выдала Дубровская. — В ней ведется дактилоскопический учет всех более или менее подозрительных лиц, состоящих «под колпаком» у правоохранительных органов. Может, желаете проэкзаменовать меня в области трасологии или теории криминалистической идентификации?

— Я думаю, это будет излишне, — прокряхтел пораженный следователь. — Но все-таки почему вы не задали себе вопрос: каким образом этот ваш безупречный Климов затесался в ряды, как вы правильно заметили, подозрительных лиц «под колпаком» у милиции? Почему его пальчики уже числились в компьютере?

— Как бы то ни было, Климов ранее не судим.

— Это чистая случайность. Если вам неизвестно, то в отношении него уже возбуждалось уголовное дело по нанесению телесных повреждений некоей гражданке. Дамочка, скажу вам, пострадала изрядно. Это вам неинтересно?

— Насколько я узнала эту дамочку, то она заслуживала и не такого обращения. Но всему свое время, может, я когда-нибудь расскажу вам эту историю.

— Мерси. Она мне известна. Скользкое, подозрительное дельце, вы не находите? Ума не приложу, с чего вдруг потерпевшая дала делу задний ход? Здесь явно что-то нечисто. Возможно, бедняжка просто испугалась…

— Не вышибайте из меня слезу. Так ей и надо.

— Браво, Елизавета Германовна! Вы меня поражаете подобной широтой взглядов. Я-то, признаться, думал, что вы не в курсе этих событий. Но поскольку вы закрываете глаза на то, что ваш подзащитный — садист, каких мало, то мне сказать больше нечего. Похоже, вам любая грязь нипочем.