Досрочник

– На базе миноискателя, плохих людей, как мины чувствует, чтобы не «вляпаться» в придурка, как в мину. На хороших людей он гудит, а плохих – игнорирует, словно и вовсе это не люди, а пустые субстанции. Идешь сквозь толпу, например, в метро, в час пик, как через минное поле и приборчик, в случае обнаружения хорошего человека, тут же гудеть начинает, – консультировал его продавец с нечесаной бородой, одетый в форму военного камуфляжа, и с голубым беретом десантных войск на затылке.

– Давайте проверим, говорит Масачухин.

Включил прибор, похожий на определитель алкоголя водителей транспортных средств, и навел его на продавца. Раздался гудок.

– Вроде, работает, говорит продавец и, взяв приборчик, в свою очередь, навел щупальца на Масачухина.

Прибочик – загудел.

– Значить, проверено, мин нет, и я, и вы – хорошие люди, – заключил продавец нанотехсервиса.

– Но, раз такое дело, давай выпьем по маленькой коньячку, предложил Масачухин, хорошего человека сегодня редко встретишь. Чтобы без всяких гадостей и подлянок.

Они выпили по маленькой, закусив чебуреком с шаурмой, в соседней палатке. Выпили, поговорили. Родственные души обнаружили, и у него дочка – Марина и у Масачухина внучка – Марина, и обе в детский сад ходят и песенки поют. И тот, и другой грибы в сметане любит, и песню Высоцкого о друге. Спели ее незамедлительно. К ним присоединился хозяин палатки «Шаурма-чебуреки» Ибрагим. Проверили и его на человечность. Приборчик безотказно загудел.

– А говорят, людей нет хороших, воскликнул Масачухин, технику не проведешь, и не подкупишь, это как детектор лжи, правду от гнусности сразу отличает, и никакой взяткой не возьмешь.

Выпили по такому поводу еще по одной, и закусили чебуреком с шаурмой. На этот раз бесплатно. Ибрагим – угощал.

Поехал на следующий день Масачухин в метро с приборчиком в кармане в самой гуще народной, на станцию Курская. Включил, по пути. Прибор загудел сиреной, так, что паника среди пассажиров началась прямо в вагоне метро, переполненном до отказа хорошими людьми. Все подумали, что тревога, какая-то, или терракт. И все готовы были к борьбе и к спасению ближнего. Некоторые даже места престарелым и беременным женщинам сразу уступили. Знали бы они, что это их испытывает на массовый показатель: «кругом все хорошие люди», – приборчик из кармана Масачухина, то ему бы не поздоровилось.

– Вот, ведь техника, какая, – смущенно думал Масачухин, выйдя из вагона, на станции Курская, перебрасывая прибор с руки на руку, чтобы тот остыл.

Пришел в банк кредит брать, и решил проверить банкира на благонадежность, а то возьмешь кредит в пять тысяч, а на тебя такие проценты повесят, что должен будешь все сто пятьдесят. И прежде, чем подписывать договор, хотел достать свой приборчик, а его в кармане нет. Карман аккуратно подрезан ювелирными ножничками карманного вора, тоже, видимо, очень хорошего человека, который просто ошибочно подумал, что – это мобильный «айфон» с интернетом.

Когда он пришел домой, пересчитал деньги, полученные под кредит, то оказалось, что ему недодали двадцать тысяч. Вместо двухсот тысяч, почему-то, на руках оказалось сто восемьдесят, а он расписался в договоре за все двести тысяч. Он знал, что теперь уж ничего не добьется, и ничего не докажет, если его подпись в договоре стоит. А ведь, такой вежливый и услужливый был юноша – банкир, с шустро бегающими глазками.

Врожденный порок

Доцент Дмитрий Буков за всю свою трудовую жизнь ни разу не опоздал на работу. Если подсчитать, количество километража, накрученного им по кольцевой метро, по пути на работу и обратно, то его бы хватило, чтобы обогнуть несколько раз земной шар. Но Буков крутился, как белка в колесе, не выезжая за пределы «кольцевой». И только, лишь в молодые годы, несколько раз «вырывался» из замкнутого кольца в Крым во время отпуска.

Он добросовестно трудился на ниве просвещения, рассказывая студентам о духовном богатстве русских поэтов 18 века, но сам он лично, никаких богатств не накопил и чем старше становился, тем меньше хватало денег на жизнь. И никак понять не мог, в чем его вина, все лекции добросовестно отчитывал с минуты в минуту, курсовые редактировал, монографии публиковал раз в год, а все равно, жил хуже, чем бывший его студент – двоешник, Никита Коленкин, который бросил институт, и занимался перепродажей поддержанных иномарок. Никита обитал на Рублевке, в пентхаузе, и на мерседесе ездил в торговый центр за ананасами.

Буков же по единому проездному на работу – в метро. И как ни экономил, перебиваясь, в прикуску, без закуски, но от аванса до зарплаты все равно – не хватало.

Причем, чтобы получить аванс – надо было пройти тяжелые испытания, преодолевая бюрократические препоны и рогатки. В одном корпусе Педагогического института, который находился на Юго-Западе Москвы, давали депонент, в другом, что на Дмитровке, – наличные. Там где депонент, почему-то всегда был обед. Там, где наличные – отсутствие «налички». С утра надо очередь занять среди доцентов и профессоров, и ждать, когда наличка появится. Бегает Буков с такими же, как он, преподавателями по корпусам и пролетам – не может неделями деньги получить за прошлый квартал. В одной комнате расчетного отдела – его обхамили, в другой – заставили квитанцию переписывать. Когда получил, то прослезился. Этих денег ему и на неделю не хватит. Особенно, если долги за прошлый месяц отдать. Пришел домой, грустнее – грустного. И так стало тоскливо, что схватило под левой лопаткой.

Попытался к врачу районному пожаловаться, но к нему не пробьешься среди бойких старушек, которые в поликлинике круглосуточно в очереди стоят. Записался он в эту очередь, и стал ходить каждый день в четыре утра отмечаться, пока, и вовсе не свалился от сердечной недостаточности в душной приемной больницы. Долго лежал, под стойкой регистратуры, пока его проходящий мимо дежурный врач не обнаружил.

– А это кто, спрашивает врач, живой или мертвый. Если мертвый, то в морг, а если еще живой, то пусть приходит в следующий понедельник, на этой неделе уже запись кончилась.

– Да это Буков, уже третью неделю ходит с инфарктом, – доложила ему сердобольная регистратор, пенсионного возраста, у которой еще с советских времен, эпохи развитого социализма, чувство сострадания сохранилось, может, вы его, хоть, послушаете, живой он или нет?

– Ну, тогда, дайте ему нашатыря под нос, и ко мне в кабинет пригоните, сказал врач, дежурный терапевт, а то у меня, еще сто вызовов впереди.

Приполз Буков в кабинет врача, тот его послушал через трубочку, давление прибором померил, и головой покачал. – Неизлечимо больны, говорит, медицина тут бессильна. У вас врожденный «лохотризм», хроническая мания честности, инстинкт очередей и полная несовместимость с рынком. Менять образ жизни надо. Ограбьте банк, что ли, украдите миллион рублей, из денег, предназначенных на ремонт вашего института, или берите взятки со студентов за каждый зачет. Следующий, – крикнул врач…

Пришел Буков домой, сам себе не рад. Включил телевизор. Там жизнь кипит, события клокочут. В одном телесериале – взорвали магазин. В другом – трое в масках обстреляли инкассаторов из рогаток, забрали выручку на 20 миллионов рублей и скрылись. В третьем – банкиры разворовали деньги из пенсионного фонда и сбежали с капиталом в оффшоры. В общем, народ свое благосостояние строит, и при этом, ни стоит в очередях за справками и депонентами. Сразу взял бабло без расписки, и был таков.

Ему стало мучительно стыдно и обидно за свою бесцельно прожитую честную жизнь.