Достоевский над бездной безумия

Именно «патос», латентные, вялотекущие формы течения этого наследственного (эндогенного), обусловленного заболевания позволяют психиатру Я. Виршу писать: «...с границей между психической болезнью и психическим здоровьем обстоит иначе, чем принято до сих пор думать.

Конечно, эту границу нельзя отрицать... но в области шизофрении мы находимся на «ничейной земле», которой «владеют» как психиатрия, так и психология». [86]

А если шизофрения оказывается объектом психологии, то понятным становится то, что герой «Степного волка» Г. Гессе, оправдываясь в бестактном поведении, говорит: «...скажите ей, что я шизофреник», так как шизофреником себя может считать каждый из-за того, что «...врожденная потребность каждого человека, срабатывающая совершенно непроизвольно, – представлять себя самого неким единством... И если в особенно одаренных... душах забрезжит чувство их многосложности, если они... прорвутся сквозь иллюзию личности... ощутят себя клубком из множества Я, то стоит лишь им заикнуться об этом, как большинство их запрет, призовет на помощь науку, констатирует шизофрению и защитит человечество от необходимости внимать голосу правды из уст этих несчастных...». [87]

86

Клиническая психиатрия. С. 24.

87

Гессе Г. Степной волк // Иностранная литература. 1977. № 5. С. 86, 173–174.

«Шизофренное», выделенное как вид поведения или образ действия (по философски-психиатрическому определению К. Ясперса, выступающее как «способ переживания, постижимый в психологически-феноменологическом плане, целый мир своеобразного психического существования»), являлось объектом исследования не только психиатров, стоящих на позициях феноменологии, но и Достоевского как писателя. Ведь психолого-философская характеристика больных шизофренией как «вышибленных» из среды через «изменение и преображение их личности, где личность расщеплена», [88] вполне подходит к психическому расстройству как Версилова, так и Ставрогина.

88

Клиническая психиатрия. С. 24.

П. Б. Ганнушкин, придерживающийся взглядов, что в психической болезни ничего нет такого, «чего не существовало бы хотя бы в зародыше и у нормальной личности», утверждал: «...можно с твердостью настаивать, что основы шизофренических механизмов... совершенно так же заложены в обычной, нормальной психике, как и основы маниакальных, параноических, истерических и других комплексов, рудименты шизофренической психики можно без особого труда обнаружить у каждого». [89] Причем эта шизофреничность, в частности, способность актуализировать латентные свойства, видеть нестандартно то, что другие не воспринимают, может иметь не только отрицательное, но и положительное значение, например, предрасполагает к художественному и научному творчеству. Однако актуализация нестандартного требует избыточных затрат нервной энергии не без риска развития психического расстройства. Психика рискует истощить недостаточные запасы силы, эмоциональности и пойти по типичному для шизофрении типу деградации – аутизму, апатии, безволию. Необычный дар Ставрогина, Лизы Тушиной, Лебядкина, даже Лембке актуализировать латентные свойства абсурда бесовства безумного общества только увеличивает этот абсурд, опустошает их, делает потенциально высокоталантливых людей бесплодными, ведет их к безумию и самоуничтожению. Если в симфонии истерий «Братьев Карамазовых» имеется мощный импульс к добру и оздоровлению, то в нарастающих, перекрещивающихся мрачных «шизофренических» диссонансах «Бесов» проглядывает трагический апофеоз.

89

Ганнушкин П. Б. Избранные труды. С. 65.

Еще до открытия Э. Крепелина «раннее слабоумие» противопоставлялось «маниакально-депрессивному психозу» (МДП), при котором основным психическим расстройством является чередование болезненно чрезмерного веселья (мании) и тоски (депрессии). Причем предполагалось, что в промежутках между приступами человек возвращался к полному здоровью. Противопоставление шизофрении циркулярному психозу (МДП) укрепилось, когда Е. Кречмер предположил, что этими заболеваниями болеют различающиеся не только по характеру, но и по строению тела люди. Шизоиды противопоставлялись циклоидам уже на уровне типов психического уклада здорового человека. Однако это противопоставление оказалось не абсолютным. Именно на границе исследований шизофрении и МДП в последнее время при непосредственном участии К. Леонгарда начало формироваться учение об «атипических эндогенных психозах». По его мнению, типичным как раз и является то, что у этих больных и «шизо», и циклофренические симптомы сочетаются в различных комбинациях. Причем в отличие от шизофрении, где обычно развивается дефект в психике, при атипических психозах в периоды между маниакальной и депрессивной фазами аналогично циклофрении человек кажется совершенно здоровым, без каких-либо видимых психических расстройств, хотя в картину состояния болезненного подъема или снижения настроения включаются шизофренические нарушения. Таким образом, атипические психозы, на наш взгляд, с другой стороны прокладывают мост между шизофренией как тяжелым заболеванием и здоровьем.

В отличие от классической циклофрении атипический «психоз страха-счастья», проявление которого К. Леонгард видел в картине поведения Катерины Ивановны из «Братьев Карамазовых», характеризуется своеобразными переживаниями в периоды подъема и снижения настроения. В период снижения настроения больные, с одной стороны, могут винить себя в случившихся несчастьях, с другой – возникшее чувство неопределенной угрозы, сопровождающееся беспомощностью и недоверчивостью, не позволяет больному адекватно разобраться в ситуации. Он начинает, как это делали Катерина Ивановна и ее прототип А. Суслова, иллюзорно интерпретировать поведение окружающих, не отделяя в периоды сниженного настроения существующего от тенденциозно интерпретированного, иллюзорно воспринятого и даже полностью созданного богатой фантазией. Именно поэтому К. Леонгард, обратив внимание, что героиня Достоевского «способна на восторг, быстро переходящий в отчаяние», отмечает: «Снова мы сталкиваемся... с эндогенным психозом... „психозом счастья“... такие больные, впадая в экстатическое состояние, чувствуют себя призванными к тому, чтобы принести счастье и освобождение другим людям». [90]

90

Леонгард К. Акцентуированные личности. С. 342.

Но и в этом случае психотическое состояние героинь Достоевского чаще всего неочевидно, тесно переплетено со здоровым началом. Эти «несостоявшиеся» формы заболевания иногда протекают с истерическими проявлениями. Избирательная общительность, обращенность к внутренним переживаниям, мнительность уживаются в них с демонстративностью и бурными реакциями. В сложных ситуациях выявляются немотивированные отказы от прежних привязанностей, парадоксальность эмоций, несдержанность. Незначительная размолвка завершается иногда истерическим припадком. Особенно часты сочетания допсихотической (несостоявшейся) шизофрении с истерическими проявлениями у женщин, у которых к этому сочетанию часто присоединяются эмоциональные колебания. Психиатры знают, как трудна бывает диагностика шизофрении у женщин из-за кажущегося несоответствия заболевания хрестоматийным шаблонам.

Особенностью скрыто, легко и атипично протекающей шизофрении является то, что признаки болезни «демаскируются» лишь периодически различными соматическими (телесными) расстройствами, психогенно (при неприятностях и конфликтах) и только иногда могут «активироваться» сами по себе в результате реализации скрытого наследственного начала. У большинства больных этого круга, несмотря на отдельные симптомы в сложные периоды жизни, в остальное время процесс остается скрытым. Он проявляется преимущественно только пограничным между здоровьем и болезнью характером, в какой-то степени сходным с тем, который наблюдается у родственников больных несомненной шизофренией. Изменения шизоидного круга (аутизм, трудности контакта с людьми, грубый эгоизм, парадоксальность эмоций и поведения) при этом нередко могут сочетаться с психопатическими чертами иной структуры и прежде всего истерическими.

Заболевания героинь Достоевского, в характере которых тайно связаны шизофреническое, циклоидное и истерическое начала, манифестировались именно потому, что жестокость условий жизни противоречила высоте их идеалов, требований к себе и понятию о счастье. Незащищенность, слабость нервной системы не только способствовали проявлению болезни, ведущей к эгоцентризму и нарушению эмоционального контакта, но и одновременно способствовали большей совестливости, обострению ответственности, пониманию трагичности сложившихся обстоятельств. Помешательство их – закономерный результат бесплодных попыток примирить высокие требования к любви с ощущением невозможности что-либо изменить в судьбе своей и своих любимых. И их неспособность дать счастье другим является платой за несоответствие высоких идеалов, созданных в аутичных фантазиях, мерзости и болезненности реальной действительности.

Психологические открытия Достоевского в исследовании душевных метаний не способных дать счастье женщин своеобразно продолжил Кнут Гамсун. В исследованиях Ю. И. Сохрякова подчеркивается сходство героини романа «Ночь нежна» Скотта Ф. Фицджеральда с инфернальными героинями Достоевского. Богатая женщина, страдающая шизофренией и находящаяся в психиатрической клинике, становится женой лечащего ее психиатра. Выздоровев, она уходит от него. Ее красота, не согретая добром, в еще большей степени, чем у инфернальных героинь Достоевского, становится «источником индивидуалистического своеволия и этического зла». Главное, чем различаются эти героини, исследователю видится в том, что «если у Достоевского инфернальность его героинь, их своеволие и гипертрофированная надменность являются следствием их психологической травмированности в юности, результатом унижения их человеческого достоинства, то у Фицджеральда эгоистическое бездушие героинь – это свидетельство их социальной принадлежности к миру богатых». [91]

91

Достоевский: Материалы и исследования. Л., 1978. Т. 3. С. 253.

Таким образом, эта аналогия с иной стороны подкрепляет наше мнение о шизофренической природе «роковых женщин» – героинь Достоевского.

Шизофрения, маниакально-депрессивный психоз, эпилепсия, истерия, психопатия, алкоголизм – неужели только такими отклонениями страдают герои Достоевского, которые нас так потрясают, которым мы всем сердцем сопереживаем и которых вполне понимаем? Обзор психиатрических проблем в литературоведческом аспекте, панорама героев подводят нас к противоположному выводу. Герои Достоевского – не противопоставляемые нам «они» (психические больные). Это «мы», все те психически здоровые (в ряде случаев «полунормальные», по терминологии П. Б. Ганнушкина) люди, в которых сочетаются и больное, и здоровое начала. И, для того чтобы победило здоровое, мы должны предельно самокритично, без высокомерия (так же как относимся к своему телесному здоровью) оценить свою психику, характер. Мы должны идти к своему психическому здоровью, а не культивировать все болезненное в себе. Но и ужасаться, приходить в отчаяние от подозрений в болезненности психики не стоит.

Болезненное начало, как мы старались показать, часто имеет и социально-положительное значение. Использовать положительное и максимально нейтрализовать отрицательное, предотвратить возможность развития настоящей психической болезни – задача и самого человека, и общества в целом. Психиатрия и психология в какой-то степени сблизили свои, во многом различные, понимания акцентуированной личности. И «патос», и «несостоявшаяся», «латентная» шизофрения, и легчайшие проявления циклотимного характера, и истеричность могут быть вкраплены в характер каждого из нас, не мешая, а иногда и чем-то индивидуализируя поведение.